Вскормить Скрума - Алексей Доброхотов

«Почему не берете? – указал на бумагу Глумов, – Гусякин подробно изложил содержание той встречи. Ознакомьтесь».

Молодой человек взял рапорт и быстро пробежал глазами по неровным строчкам. Писавший их человек явно нервничал, подбирал слова, часто зачеркивал и отвлекался. Буквы словно жуки то наползали друг на друга, то разбегались в разные стороны, оставляя между собой большие промежутки и даже не удосуживаясь схватиться длинными хвостиками. Общее содержание документа сводилось к тому, что никто иной как Мухин протащил в часть бутылку водки, спрятанную в чемодане, и склонил прапорщика к распитию оной в неположенном месте по поводу знакомства, всячески выведывая у него особенности несения службы, а также личные качества командиров и начальников, о которых он, Гусякин, отзывался исключительно хорошо и от чего он, Гусякин, не смог вовремя выехать на закупу макарон и теперь страдает обострением гастрита.

«Почитали?» – поинтересовался майор.

«Да… я… вообще-то удивлен…», – признался молодой офицер.

«Вот как? Удивлены?» – заинтересовался командир части.

«Я… Не ожидал такого… Простите…», – молодой офицер окончательно смутился и вдруг представил себе как на его месте сидит больной, пожилой прапорщик и, обливаясь потом, отвечает на унизительные вопросы, выкручиваясь изо всех сил в страхе потерять службу в одном шаге от пении. «И что ему еще оставалось? – подумал он, – Это же я его в тот вечер вломил. Пора возвращать долги…»

«Выражайтесь точнее. Что вы не ожидали?» – уточнил Глумов.

«Я не ожидал, что этот незначительный эпизод может вызвать такие большие последствия», – нашелся, наконец, Витя.

«Что вы называете незначительным эпизодом? Уточните, пожалуйста», – незамедлительно последовала начальственная команда.

«В училище нас учили строго соблюдать армейские традиции. Я прибыл в часть. Первый день. Я просто должен был как-то познакомиться с коллективом. Я, простите, просто не мог предположить, что выпитые сто грамм вечером за знакомство могут быть расценены, как грубое нарушение дисциплины», – ответил лейтенант.

«Здесь не кабак. Здесь боевая часть. Мы стоим на острие национальной безопасности. Любой алкоголь категорически запрещен. Прошу помнить об этом, – грозно выпалил майор, – Постарайтесь забыть свои курсантские привычки. Иначе получите взыскание. Прапорщику Гусякину объявлен выговор. В отношении вас ограничимся замечанием. Пока. Все ясно?»

«Есть», – подскочил на месте молодой офицер, как его учили, и отдал честь.

«Хорошо, – немного смягчился командир части, – Мой вам совет, Мухин. Больше не пить».

«Терпеть ее не могу, товарищ майор, – отрапортовал Витя, – Противно пьется, плохо пахнет и травит здоровье».

Ни у кого и мускул на лице не дрогнул.

«Что же вы Гусякина спаивали? – прищурился Лобов, – У человека желудок больной».

«Да… Так… Неудобно было как-то… традиции нарушать», – изобразил смущение молодой офицер.

«Нет подобных традиций. Нет. И никогда не было. Была только распущенность. И разгильдяйство, – прокомментировал Глумов, – Ступайте, Мухин. Свободны. Прошу это запомнить. И ни с кем не обсуждать. Идите».

Странная состоялась встреча. Вся она от слова до слова четко запечатлелась в памяти, только оставалось неясным, для чего вообще его приглашали? Зачем устраивали этот цирк? Проверяли? Или хотели столкнуть лбом с прапорщиком? Может быть, следовало подыграть, помочь найти повод устранить ушлого коменданта? Правильно ли он поступил, прикрыв собою Гусякина?

* * *

В последующие дни никто из руководства по поводу первого разноса даже намека никакого не выказывал. Будто ничего не произошло. Странно… Только Лобов стал на пути чаще встречаться и здоровался как-то особенно приветливо. То ли внимания больше выказывал, то ли уважения, то ли в приятели набивался…

Одной из таких встреч, в прошлую пятницу за ужином Витя решил воспользоваться. Может быть через него нащупается какой-нибудь подход к Глумову?

Когда он вошел в столовую, Лобов сидел за крайним столом и уплетал макароны с котлетой.

«Мухин, – махнул он рукой, – Садись ко мне. Разговор есть».

Витя, пожелав ему приятного аппетита, присоединился.

«Люблю котлеты, – поделился старший лейтенант, – Добавку ем. И еще возьму. Рекомендую».

Новичок вежливо поблагодарил и последовал совету: заказал официанту две котлеты с пюре.

«Есть мнение поручить тебе одно поручение, ты же у нас все же, как никак, поручик», – старший лейтенант весело подмигнул левым глазом.

«Если быть точным, то подпоручик, Поручик – это вы», – уточнил молодой офицер.

«Значит, будет тебе подпоручение, – усмехнулся спецназовец, – Будешь сопровождать рядовой состав срочной службы в деревню, в увольнительную, по воскресеньям. Обеспечишь, так сказать, культурно-массовое мероприятие командирским присутствием. За ними приглядишь. Сам кино посмотришь. С девочками познакомишься. Развлечешься. Там, глядишь, и присмотришь себе кого… – подмигнул правым глазом, – Парень ты молодой, здоровый, холостой. По вечерам-то, поди, хочется, и по утрам стоит? – подмигнул двумя глазами, – Согласен?»

«Судя по всему этот вопрос решен. Впрочем, и я не против», – пожал плечами Витя, плохо представлявший себе суть нового поручения.

«Вот и молодец. Соображаешь в правильном направлении, – Лобов куснул наколотую на вилку прожаренную, сочную котлету, – Молодец Пастухов. Хорошие котлеты жарит».

«Да… Ничего…» – согласился лейтенант.

«Ничего – это дырка от бублика. А котлеты – здоровские. Главное, приводить их точно к назначенному времени. Сам понимаешь – солдатня. С ними держи ухо востро. Если что хватай сразу за яйца, вот как, – сжал он покрытый веснушками кулак, – Слабину не показывай. Не повторяй ошибок Головина. Он, знаешь ли несколько увлекся… Ему старшие товарищи говорили, но он… В общем прими к сведению. Это я тебе по дружбе советую».

«А что случилось с Головиным? Об этом много говорят, но толком ничего ясного», – попробовал ухватиться за тему Витя.

«А кто говорит?» – тут же насторожился Лобов.

«Да так…», – вильнул в сторону собеседник.

«Нет. Ты уж скажи. Кто говорит? Я у него уточню», – зацепился службист.

«Да все говорят. Разное. Одни, будто он с ума сошел. Другие, будто его похитили. Третьи, что утонул. Я так толком ничего и не понял», – сыграл дурочку молодой лейтенант.

«Кто похитил? Зачем похитил? Как это похитил? Кто говорит, что похитил? – от удивления у старшего лейтенанта даже котлета с вилки свалилась, – Ты понимаешь, что ты говоришь? Российского офицера похитили!? Носителя секретнейшей информации! Кто это сказал!»

Витя даже опешил от такой неожиданной реакции. Вот уж никак не предполагал, что об этом Лобов ничего не знает.

«Да я так… Слышал от кого-то такое предположение… будто это инопланетяне…» – пробубнил он в ответ.

«Кто?!» – вытаращил глаза старший лейтенант.

«Инопланетяне, – повторил Витя, – Будто бы похитили Головина. Вот, потому и тела не нашли».

«Ха-ха-ха! Инопланетяне? Ха-ха-ха! Ну, ты меня напугал, Мухин. Чуть было тебе не поверил. Развел, как мальчишку. Думал, это я пропустил что-то. Вот тоже придумал, инопланетяне! Эти пускай хитят, сколько им заблагорассудится. Лишь бы только не ЦРУ, – Лобов подцепил вилкой с тарелки недоеденный кусок котлеты и отправил в рот, – Против этих мы ничего не имеем. Потому как ничего с ними сделать не можем. Да к тому же они не есть факт нашей объективной действительности. Об них в наших инструкциях ничего не сказано. И ты не забивай себе голову. Смотри в будущее. Ты же умный мужик. Нечего всякие слухи слушать и как баба их распространять. Мне тут твое дело показали. Ну, сам знаешь. По долгу службы. Так я удивлен».

«Чем это?» – в свою очередь насторожился Витя.

«Чего это тебя к нам направили? Учился ты не плохо, взысканий у тебя не отмечено, – хитро подмигнул левым глазом Лобов, словно подначивая, – Или все же нашкодил?»

«Почему сразу нашкодил? Вовсе не нашкодил…», – несколько возмущенно возразил молодой лейтенант, – Просто распределили так».

«Ладно. Не хитри. Мы тут не первый год служим. Всякого повидали. Сюда просто так не распределяют. Тем более, что мы просили одного, мужика толкового, а прислали тебя. Почему так?» – спецназовец вылупил на молодого офицера два круглых глаза в ожидании откровения.

«Не знаю. Мне в общем-то было все равно куда ехать. Может потому сюда и направили», – спокойно парировал собеседник.

«Во, как! Все равно. Это отчего же все равно? Патриот, да? Так я сейчас встану и шапку сниму», – ехидно заметил Лобов.

«Зачем сразу так? Вы сами тут тоже, как я понял, не ради денег работаете», – уклонился собеседник.

«Верно. Догадливый. И в нас что-то осталось. Но теперь правду. За что к нам выслали? Я звонил в училище. Там о тебе хорошо отзываются. Хоть в генеральный штаб получай распределение. А тебя к нам. На выселки. К черту на рога. За что? Нам с тобой, я так понимаю, служить предстоит еще долго. Мы тут все на виду. Если человек с гнильцой, оно все одно вылезет. Так что лучше говори сейчас, и лучше всю правду. В боевом товариществе не может быть скрытности. Мы все тут, как один. Даже если у кого-то с чем-то и не все в порядке, мы все равно поддержим, не сдадим. Обязаны поддержать. Потому что он свой. Товарищу всегда надо помочь. Помочь найти себя и выполнить свой долг перед Родиной. Пойми, – наклонился он прямо к лицу молодого офицера, – Я уже тертый. Я тут многое повидал. Почти всех знаю. Не верю я в россказни о патриотизме. Так что лучше ты эту тему сразу забудь и выкладывай все начистоту: чего у тебя в начальством не вышло? За что сослан?»