Освобождение животных - Питер Сингер

животных и голодание человечества

Теперь, когда мы уже поняли природу спесиецизма и увидели, чем грозят его

последствия животным, настало время, чтобы задаться вопросом, что же нам теперь

делать? Конечно, имеется множество вещей, которые мы можем и должны делать в

связи с этим и простым, и сложным явлением, к осознаванию которого шли мы

несколько тысячелетий. Мы должны, например, писать нашим политическим

представителям о дискуссии, развернувшейся в этой книге, мы должны

проинформировать об этом наших друзей, мы должны привить детям сознание

обязанности заботиться обо всех живых существах, и мы должны публично

протестовать и оказывать животным помощь везде, где только создается возможность

для этого.

Пока мы будем заниматься этими перечисленными вещами, всегда будет оставаться

одна вещь исключительной, высшей важности, поддержка и развитие которой

определяет значение и содержание всей нашей деятельности в интересах животных.

Эта одна вещь есть ни что иное, как то, что мы должны прекратить есть мясо. Многие

люди, возражающие против жестокости к животным, разделяют мысль о том, чтобы

перейти к вегетарианской диете. Другие с трудом представляют себе исключение из

диеты мясных блюд. Наличие такой ситуации привело к тому, что Оливер Гольдшмидт,

выдающийся эссеист XIX столетия писал о своеобразной трагедии людей,

потерявшихся в своем выборе: «Они жалеют и они поедают объекты своей жалости».

Если уж строго следовать логике, то возможно, что и нет противоречия в обоих наших

интересах к животным, — это сочувствие и сострадание к мучительной судьбе и

моменты гастрономические. Допустим, что некто возражает против причинения

страданий животным, но не протестует против безболезненного их убийства,

следовательно, он может питаться теми животными, что были лишены страданий,

привольно жили на свободе, и забиты были безболезненным способом. Однако, и

практически, и физиологически это невозможно — быть в благородном порыве

непричинения страданий живому объекту создания и в то же время продолжать

готовить из него обеды. Если уж мы морально готовы отнять жизнь у другого существа

просто, чтобы удовлетворить вкусовые ощущения необычном сортом пищи, тогда это

существо не более, чем объект, предназначенный для нашего использования. Возможно

со временем мы придем к тому, чтобы рассматривать свиней, коров и цыплят, как вещи

для наших нужд, независимо от того, каким сильным наше сострадание может быть,

если мы находим целесообразным получать некую поддержку от тел этих животных.

Тогда возможно ценой, которую мы будем в состоянии заплатить, будет необходимость

хоть немного изменить их жизненные условия и тогда маловероятно, что мы будем

относиться к этим изменениям слишком критически. Кстати и современные

животноводческие фермы — это тоже не что иное, как осуществление в

технологическом плане того, что животные предназначены для нашего использования.

Оказывается, что привычки нашего питания слишком дороги для нас и их не так легко

изменить. А пока что многие из нас испытывают сильный интерес в том, чтобы убедить

себя, что наше изменение отношения к другим животным (учитывая, что и мы

животные) не потребует от нас прекратить использование их в пищу. Из привычки к

мясному питанию еще не следует, что никто не будет задумываться над вопросом о

создании таких условий для животных, где страдания при их выращивании были бы

исключены. Пока что в практическом понимании этого вопроса представляется

невероятным культивирование животных в больших масштабах без причинения им

страданий. Даже если не пользоваться столь ужасающими методами интенсивного

животноводства, то все равно и традиционное фермерское патриархальное разведение

животных включает в себя такие тяжелые моменты как кастрация, отделение матери от

приплода, ломка стада у стадных видов, клеймение раскаленным металлом,

транспортировка на бойню и, наконец, сам забой. Поэтому трудно представить

возможность разведения животных для производства продуктов питания даже на

каком-либо из перечисленных нами этапов этой отрасли. Возможно это можно сделать

в маломасштабном разведении животных, но тогда мы никогда не сможем накормить

мясом современное гигантское городское население, занимаясь неким камерным

животноводством. И если это может быть сделано вообще, то мясо животных, и так

весьма недешевый продукт, может стать еще дороже, чем сегодня. В целом это

показывает, что получение пищевого протеина путем преобразования и накопления его

через организмы животных — это дорогостоящий и неэффективный путь. Поэтому

мясо животных, выращенное и забитое для его получения без причинения страданий,

превратится в изысканный деликатес, доступный только богатым людям. Все это

говорит о том, что немедленную постановку вопроса об этичности нашей ежедневной

диеты в любом случае пока нельзя считать своевременной. Даже если в теоретическом

плане допустить возможность культивирования животных на мясо без причинения им

страданий, факт заключается в том, что мясо, доступное для потребителя через мясные

лавки и супермаркеты, поступает от животных, которые в процессе своего

выращивания испытывали страдания. Поэтому вопрос, который мы себе должны

задать, звучит не так: имеем ли мы всегда право есть мясо? А так: вправе ли мы есть

именно это мясо? И я думаю, что и те, кто возражает против всякой потребности в

убийстве животных, и те, кто возражает только против причинения животным мук и

страданий, должны объединиться и дать таким образом на это отрицательный ответ.

Переход к вегетарианству — это не просто символический жест. И это не попытка

изолироваться от отвратительных реалий и безобразий мира, спрятавшись под колпак

чистоты и праведности, и таким образом снять с себя ответственность за жестокость и

кровавую резню, царящие вокруг. Переход к вегетарианству — это, скорее,

практический и эффективный шаг, который делают, чтобы покончить как с убийством

созданий родственных нам видов, так и с причинением им мучительных пыток.

Представим на минуту, что существует только одно из этих ужасных явлений —

страдание, которое мы не одобряем, то и тогда вегетарианство заслуживает глубокой

благодарности ему. Да и как без вегетарианства мы сможем остановить использование

интенсивных методов выращивания животных, которые были описаны в предыдущей

главе? До тех пор, пока люди изъявляют готовность покупать продукты интенсивного

животноводства, обычные формы протеста и политических акций никогда не приведут

к осуществлению коренных реформ. Даже в Британии, отличающейся довольно

щадящим отношением к животным, несмотря на широкую полемику, вызванную

публикацией Рут Гаррисон «Животные-машины», заставившую правительство

назначить группу независимых экспертов (комитет Брэмбелла) по расследованию

вопроса и выработке рекомендаций — дело замерло на стадии полумер. И когда

комитетский доклад был подан, правительство отказалось от практического

использования его рекомендаций. Хотя эти сдержанные рекомендации, как всегда,

имели компромиссный характер между позициями комитета по рассмотрению

необходимости гарантировать благополучие животных на фермах и подходами в этой

связи парламентского комитета. Если уж такова печальная судьба движения за

реформы в Британии, то ни на что лучшее нельзя надеяться в Соединенных Штатах, где

сильное лобби агробизнеса хозяйничает еще более самовластно.

Тесная связь между представителями агробизнеса и сугубо государственным органом

— Министерством сельского хозяйства США просто пугает. Приведем хотя бы два из

множества имеющихся примеров: когда Клиффорд Гардин — министр сельского

хозяйства США, ушел в отставку в 1970 году, он направился прямиком в одну из

крупнейших корпораций агробизнеса, где занял высокий пост, а его правопреемник

Ирл Батц до того, как стать министром, был директором в той же корпорации. В

результате в США пока что отсутствуют сколь-нибудь угрожающие факторы

интересам агробизнеса, в том числе и интересам животноводства, разве что возникнет

какая-нибудь бесправная инспекция мяса на доброкачественность. В целом же