Взгляд за линию фронта - Валерий Прокофьевич Волошин

на ловца и зверь бежит. — Ульчев зычно позвал: — Товарищ красноармеец, можно вас на минутку!

Бобренев подошел с жалкой ухмылкой, вытирая ветошью промасленные руки. Поздоровавшись с Юрьевым, сказал:

— Слышал, как он теперь ко мне официально, — кивнул в сторону Ульчева. — А раньше вроде корешами считались.

Юрьев промолчал, отвел взгляд, подумав: «И зачем его Володька позвал? Действительно, неловко как-то, все же столько лет были вместе». А Ульчев, нисколько не смущаясь, подлил масла:

— Дружба дружбой, а вот служба, Кеша, людей проверяет. Негодяем ты оказался на поверку, что поделаешь.

Бобренев вспыхнул, с вызовом спросил Ульчева:

— Ты зачем позвал? Мораль читать?!

— Ну, будет, будет, не заводись, — уже с миролюбивыми нотками ответил Ульчев. — Мы, Кеша, все-таки надеемся и верим, что свой позор ты смоешь. Должен же ты доказать людям, что с тобой произошла нелепая ошибка! И позвал я тебя не мораль слушать, а потому, что верю в тебя. От этого и наши отношения зависят, — твердо сказал Ульчев. — Надо нам с Лехой ненадолго отлучиться. А начсклада нет, сам понимаешь, наши фургоны так не оставишь. Может, присмотришь пока?

Бобренев покачал головой:

— Нет, у самого дел по горло. Вы лучше охрану поставьте.

— Мы свои расчеты сейчас строим и — шагом марш в распоряжение начштаба, — посетовал Юрьев. — Ладно, Володя, — обратился он к Ульчеву, — подождем, что поделаешь.

— Ну что тебе стоит, — не отставал Ульчев от Бобренева. — Поставим машины поближе к вашей территории, у оградки. А ты поглядывай. Придет начальник — кликнешь нас, в командирской казарме будем.

— А случись что, опять меня швабрить начнут? — все еще сомневался Бобренев.

— Да брось ты, что может случиться! Мы же к тебе без опаски…

— Добре, уговорили…

Позже, когда лейтенанты сдавали материальную часть начальнику склада, выяснилось: в аппаратных станций не хватает часов-хронометров. И куда они подевались — лейтенанты только руками разводили. Бобренев тоже отчаился:

— Я же говорил, говорил вам! Теперь меня снова на допрос потянут. И зачем только я согласился! Что теперь делать?

— Не ной. При чем здесь ты? Нам отвечать! — отрезал Ульчев.

Утрата боевого имущества являлась преступлением. Доказать, что произошла она не по их вине, лейтенанты не могли. К тому же было ясно: они нарушили инструкцию по передаче техники на хранение, проявили халатность и беспечность. Судьба Ульчева и Юрьева зависела теперь от решения комбата. И он был настроен на самые строгие меры.

Вмешался комиссар Ермолин:

— Надо учитывать, что лейтенанты, как-никак, отличились — один на Валааме, а другой на Пулковских высотах.

— И еще то, что пропажа не влечет серьезных последствий, — добавил вовремя появившийся у комбата Осинин. — Она не отражается на боеспособности техники и сохранении военной тайны.

Комбат согласился с доводами. Подведя итог, отчеканил:

— Объявляю лейтенантам Ульчеву и Юрьеву выговор с удержанием из денежного содержания стоимости причиненного материального ущерба!..

— Что с «Четверкой»? — спросил Бондаренко у инженера после того, как раскрасневшиеся и подавленные лейтенанты покинули кабинет.

— Думаю, в наших условиях ее не восстановить. Нужна в батальоне стационарная мастерская, — посетовал Осинин.

— Разве это от меня зависит? — ответил комбат. — Штаты не меняют…

— Так надо требовать, доказывать там, наверху, что это необходимо! — рубанул рукой воздух Ермолин.

— Легко сказать — «доказать», — скаламбурил Бондаренко. — Возьми и сделай это сам, ты ведь комиссар. А мне и без того достается на орехи… — В это время басовито и отрывисто прозвучал зуммер телефона. — Во, слышишь, — комбат показал рукой, — зудит, а возьмешь сейчас трубку — очередное вливание от начальства…

На этот раз обошлось без накачки. Полковник Соловьев сообщил, что расчет «Редута-3», отступая по побережью, у Петергофа столкнулся с немцами, которые отрезали дорогу к Ленинграду. Начальник станции во время рекогносцировки погиб. «Редут» вышел к заливу и находится у форта Красная Горка. Необходимо срочно развернуть установку, подыскать для «дозора» хорошее место, чтобы условия для работы станции были приемлемыми. Ораниенбаумский пятачок отрезан от города. «Тройка» находится под угрозой захвата противником. Поэтому надо и это учесть, продумать меры по обороне ее позиции. Задача «Редута» — предупреждать о налетах противника ПВО Краснознаменного Балтийского флота.

— Такие вот дела, товарищи, — озабоченно сказал Бондаренко, пересказав содержание разговора. — Придется тебя туда посылать, — посмотрел он на Осинина.

— Да, больше некого, — вздохнул Ермолин. — Везет нашему инженеру! Плыть теперь тебе, Сережа, из огня да в полымя.

— Чего там, где наше не пропадало, — усмехнулся Сергей, поправляя на лбу бинт. — Царапина, а ноет. Жаль, Веденеев ранен. Мне бы его с собой взять на «Тройку»…

— Надеюсь, ты его сразу госпитализировал? — спросил комбат.

— Отказался он. В медпункте лежит.

— Что значит — отказался? У нас же не балаган, где кто что хочет, то и отплясывает, — возмутился Бондаренко. — Немедленно отправляй его!

— Я прошу его оставить.

— Ну вот, снова-здорово, опять начинается старое, — обратился Бондаренко уже к комиссару, недовольно забарабанив пальцами по столу. — Этот Веденеев между нами прямо как камень преткновения!

— Дался он тебе, — не поддержал комбата Ермолин. — Старшину надо к награде представлять, честно заслужил!.. А помощник Осинину сейчас нужен. Кого с ним пошлем? Как сам считаешь, Сергей, есть у нас ребята с хваткой, более-менее знающие матчасть?

— Мало пока, но есть. Может, старшего оператора Горевого с первого «Редута»?.. Червов все равно пока больше ремонтом занимается. Видимо, надо ему отдать уцелевшие блоки с разбитой «Четверки». Да и Веденеева, как поправится, к нему на помощь отправить. Глядишь, выправят наконец положение, справятся с «ноль-иксами»…

Небо над Кронштадтом не подарок

Осинин и Горевой добрались до Красной Горки лишь под утро. Инженер «Редута» младший воентехник Дюрич, бывший сотрудник НИИ-9, видно, не успел еще достаточно твердо усвоить воинские порядки и докладывал инженеру батальона о злоключениях расчета совершенно по-штатски: с охами, ахами, вдаваясь в долгие подробности, и обычно выдержанный Осинин резко оборвал его:

— Хватит, некогда лясы точить!

Он оказался прав. Форт открыл огонь по позициям немцев. Задрожала земля, заходила ходуном установка. По команде Осинина бойцы бросились в аппаратную спасать приборы. Основные блоки вытащили из станции и держали в руках, пока не кончилась пальба. Тряска была такая, что пришлось бы менять не одну лампу, если бы не предприняли этого. Горевой обхватил пузатую, похожую на самовар лампу передающего генератора и прижал ее к себе, словно дитя. Но хоть и в неудобном он был положении, душа его, как и других «редутчиков», ликовала, ибо дубасила наша тяжелая артиллерия по фрицам, не подпуская их к городу.

— Здесь задерживаться нельзя. «Редут» сразу в развалюху превратится. Айда на Большие Ижоры, — приказал Осинин, — там берег высокий, залив как на ладони!..

У деревни Большие Ижоры неподалеку от Черной