Орловский и ВЧК - Владимир Черкасов-Георгиевский

председателем ПЧК Яковлева допрашивала Гольгинера и освободила его, якобы потому что арестант выдал конспиративную квартиру маститого английского разведчика Гилеспи, он же Джон Меррет. А после этого Варвара Назаровна предложила Гольги-неру работу в ЧеКе. Это был нонсенс!

Орловский, раздобывший копию докладной Целлера через своего агента Ревского, от него же питался сведениями по гольгинеровской истории. Но Ревскому удалось подслушать лишь маловразумительные объяснения Гольгинера одному из его приятелей:

— Яковлева рассказала, что я арестован по ложному доносу. Потом она объяснила, что меня приняли на службу с согласия президиума ЧеКи.

Как бы то ни было с Гольгинером и его английскими связями, Орловскому, зашедшему на Гороховой в ЧеКу по своему удостоверению, было ясно одно. Раз даже бывший арестант, подозреваемый в шпионаже, оказался в комиссарах под крылом непотопляемого Целлера, сам Яков Леонидович пришелся ко двору и новой председательнице.

Орловский, зная, что, как обычно, о его прибытии немедленно доложат с проходной Целлеру, прошагал прямо к его кабинету и, стукнув для приличия в дверь, открыл ее.

Толстяк Яков Леонидович радушно приподнялся за столом, протягивая к вошедшему Орловскому обе руки, мохнато заросшие по тыльным сторонам ладоней, и восклицая:

— Бронислав Иванович, что так долго не заходил? Я ж тебя жду с глубокой благодарностью от лица службы! Спасибо, дорогой товарищ, что по Густавсону и его шайке подсказал вовремя!

«Вон что, пронеслось у Орловского в голове, — теперь расстрелянный комиссар Густавсон выставляется отдельным злодеем, смутившим на служебные преступления четверых сотрудников без всякого отношения к их начальнику Целлеру».

Весной агентурщик при помощи вездесущего Ревского спровоцировал Густавсона на продажу присвоенного тем золота и прихватил его в гостинице «Астория» с поличным. Это потом позволило Орловскому обвинить в уголовщине всю пятерку Целлера, о чьем разбое конспиративно выяснил Ревский, пользующийся доверием Якова Леонидовича настолько, что тот ему давал читать текущие дела.

— Не стоит благодарности, товарищ Целлер, — дружески тряс руки чекиста Орловский. — Комиссариат юстиции тоже всегда на посту с его несокрушимым уголовным розыском.

Он сел на стул перед столом, скользя взглядом по чернявой, оплывшей от кутежей физиономии хозяина кабинета, весело бросил провокационное замечание:

— Пару дней назад видел в кабаре «Версаль» твою Кару Лоту. Сколь свежа и элегантна! Как ты в себя влюбляешь эдаких красоток?

Сведения о связи Целлера с Карой были добыты Ревским тоже конспиративно, но об их отношениях могли знать многие в Петрограде, потому что актриса любила ужинать со своими поклонниками в самых роскошных ресторанах.

Целлер, видимо, так и подумал, парировав:

— Старые у тебя слухи. Я с этой стервой еще с лета не имею отношений.

— Так неучтиво о прелестной женщине?

— А как иначе, Бронислав Иванович? — с раздражением сказал тот. — Ведь сколько средств ушло на нее…

Целлер осекся: именно за такие «средства» расстреляли его пятерых холуев. Орловский сделал вид, что не обратил внимания на вырвавшиеся слова. И раз ему удалось раззадорить собеседника, продолжил провокационный разговор с другого края:

— Что вспоминать о Густавсоне и его сообщниках! У тебя бойцов не убудет на самом переднем крае борьбы с контрой. Новый комиссар Гольгинер, например. Сотрудники нашего утро уже пересекались с его сыском на Сенном рынке, на Лиговке. Суждения о комиссаре самые отменные, — плел резидент, наудачу называя самые криминальные петроградские места.

Нахмурился Целлер.

— У всех, — он ехидно подчеркнул последнее слово, — о Гольгинере прекрасные мнения.

— Ты чего посуровел? — дружелюбно проговорил Орловский, удивляясь, что Гольгинер, оказывается, у Целлера не в чести. — Аль опасаешься, что место твое займет сей боевой товарищ?

— Пускай сначала себя покажет в серьезном деле. На Сенном, Лиговке, — передразнил чекист, мрачно усмехнувшись, — там лишь дурбень не делал о себе звону. Нет, ты покажи, каков есть, в глубокой агентурной операции. А то привыкли карьеру строить за счет высоких связей.

— Это ты о протекциях папы Гольгинера-то? Он ведь и при советской власти в полной доверенности в Лондон ездит по торговле.

Совсем расстроился Целлер, рявкнув:

— При чем здесь какой-то старый болван!.. — он взмахнул рукой, но как опытнейший человек не дал себе увлечься обличением коллеги перед Орловским, которого несколько месяцев назад самого едва не поставил к стенке. — Ты, вообще-то, зашел по делу?

Немедленно принявший официальный вид Орловский начал ему рассказывать о первом пришедшем на ум расследовании, в котором его комиссии надо было согласовывать вопросы с ЧеКой. Говорил и с удовольствием думал, что удачно сегодня зашел на эту бойню: «Гольгинер, выходит, далеко не в друзьях у Целлера, Значит, он человек только Яковлевой, и навязан в отдел Якову Леонидовичу. Есть теперь чем снова агентурно заняться и по этой линии господину Ревскому».

Когда Орловский на прощание жал лапу Целлеру и поймал в его глазах тревожный огонек, вспомнил и конспиративные данные по линии Орги на Кару Лоту, с которой сегодня начался разговор.

Настоящее имя актрисы было Каролина Исаковна Френкель, она подозревалась ЧеКой в связи с посольством Германии и шпионаже в ее пользу, фигурировала у чекистов под кличкой Рыжая Баронесса. Тем не менее, знавший об этом Целлер увлекся красавицей, швырял ей под ноги драгоценности, получаемые от недавно расстрелянных чекистов. Наконец, Яков Леонидович, очевидно, опомнился и теперь страшно переживал за такие амуры вкупе с тем, что оказался на волосок от казни вместе с его подчиненными.

Глава четвертая

Все эти дни штабс-ротмистр Александр де Экьюпаре скрывался в квартире Орловского на Сергиевской улице, ожидая, когда тот подготовит ему фальшивые документы для пересечения границы в Финляндию. Когда они были готовы, кавалергард с резидентом прощались в ночь перед утром, в которое должен был отбыть гвардеец.

Орловский достал в кладовке из запаса вина, оставшегося после бежавших хозяев, бутылку призового бургундского. Они потягивали его, и де Экью-паре поднял рюмку, разглядывая через ее хрусталь цвет коллекционного напитка с печальными словами:

— Представьте, Виктор, я никогда не бывал на родине моих предков в прекрасной Франции. О да, французы говорят о своей стране как о возлюбленной женщине, но ведь она бывает так изменчива. Русские же называют родину матушкой. Вот и все объяснения, отчего мы здесь до сих пор деремся за Империю, а в парижах давно республика.

— На этот раз вам прямая дорога во Францию. В Гельсингфорсе доложите все необходимое господину Бойсу, — Орловский упомянул резидента английской разведки, руководящего сейчас из Финляндии своей агентурной российской сетью через связных, — а потом, пожалуйста, в Париж.

Кавалергард с обидой взглянул на него.

— Нынче не время для осмотра достопримечательностей. После встречи с Бойсом в Гельсингфорсе я немедленно отправлюсь через Прибалтику к нашим на Юг.