Орловский и ВЧК - Владимир Черкасов-Георгиевский

Немец пристукнул о пол своей тростью, которую при деловом разговоре переставил из угла себе между колен. Полая, она была вместилищем шифровок и расписок за полученные агентами деньги. До тридцати этаких финансовых документиков влезало сюда помимо донесений на папиросной бумаге. Все они заканчивались номерами вместо подписи.

Инструкция-дешифратор, также хранящаяся здесь, гласила:

«В сообщении следует зашифровывать особо важные данные следующим образом: номера пехотных частей обозначаются как количество пудов сахара и патоки, а также цена на них. Боевой дух войск — положение в сахарной промышленности. Номера артиллерийских частей — мануфактура и цены на нее. Дезертирство у красных — эмиграция с Украины».

— Яволь, — сардонически передразнил его Орловский, — я направлю вам Ванберга для беседы. Чего для друга не сделаешь.

* * *

Следующей контрразведывательной акцией в текущих буднях резидента Орловского была встреча с чекистом Яковом Леонидовичем Целлером.

Они впервые столкнулись весной, когда на границе попались офицеры, переправляемые Орловским по поддельным документам, которые он оформил на чистых бланках из Комиссариата юстиции. Целлер тогда вплотную занялся подозрительным ко-миссаром-наркомюстовцем — сначала направил к нему провокатора, потом организовал слежку за квартирой Орловского на Сергиевской.

Белый резидент провел встречные действия, в их результате были уличены и отданы под суд пятеро подручных Целлера, присваивавших деньги, ценности при квартирных обысках и на таможнях у отъезжающих. Самого Якова Леонидовича, командовавшего этими комиссарами и разведчиками, сместили с должности. Однако в горячке после убийства председателя ПетроЧеКи Урицкого и начавшегося красного террора готовый и способный на все Целлер снова был восстановлен на прежнем посту.

В здании ЧеКи на Гороховой, 2, все это время кипели судорожные страсти и интриги. Застрелил Урицкого 30 августа студент Политехнического института Леонид Каннегисер, а в одной газете успели напечатать: «Один из виднейших большевиков говорил Р. А. Абрамовичу: «Настоящий убийца Урицкого Зиновьев, он подписывал все то, за что был убит Урицкий».

Действительно, ставленник Троцкого и Дзержинского Урицкий наперекор ленинцу Зиновьеву неоднократно противоречил тому в расправах и освобождал арестованных из-под стражи.

Поэтому и заменившего Урицкого его заместителя и сторонника Бокия Зиновьев сумел выгнать из председателей ПЧК уже в начале октября. Размолвка у них произошла в середине сентября на заседании президиума ПетроЧеКи. Упивающийся красным террором Зиновьев потребовал немедленно вооружить всех рабочих с предоставлением им права самосуда над «контрой» прямо на улицах без следствия, на что Бокий возразил. Увлекавшийся в юности мистикой ордена мартинистов Бокий доныне верил в мифическую духовную страну Шамбалу, надеясь, что ее мракобесие под звездой Октября надежнее пуль сокрушит несогласных с их властью.

Место несговорчивого председателя заняла фанатичная большевичка Варвара Назаровна Яковлева. При ней в октябре, ноябре и начавшемся декабре расстреливали списками от белых подпольщиков до бывших чекистов, попавшихся на злоупотреблениях: например, коммуниста с 1905 года, рабочего Путиловского завода Сергеева «за систематические растраты и пьянство». К стенке встали как студент Каннегисер, члены «Каморры народной расправы», десятеро восставших против Советов красных матросов, так и пятерка Целлера: комиссары Густавсон, Коссель, Бенами, разведчики Матин, Ковалев.

Яковлева была дочкой московского рабочего-зо-лотолитейщика, курсисткой занялась революционной деятельностью и вышла замуж за такого же рьяного социалиста, профессора Московского университета, директора Московской обсерватории П. К. Штернберга, ставшего большевиком в 1905 году. Варвара Назаровна не раз сидела, бежала из нарымской ссылки в 1910 году, и в годы эмиграции сблизилась с Лениным и Крупской.

Понятно, ленинская сторонница Яковлева, бывшая секретарем Московского областного бюро ЦК РСДРП (б), членом боевого центра по подготовке и проведению октябрьского восстания в Москве, пришлась по сердцу Зиновьеву. Она от ВЧК прибыла в Петроград в середине августа для раскрытия и ликвидации «заговора послов», и возглавила ПЧК, как только Зиновьеву удалось избавиться от Бокия.

В этой кутерьме Целлеру удалось не только уцелеть, но и якобы случайно убрать с дороги прибывшего из Москвы с Яковлевой чекиста Портновского. Тот внимательно занимался делом целлеровской пятерки, люди которой показали на следствии, что часть награбленного при обысках и на таможнях они отдавали Якову Леонидовичу. Портновский весьма удачно подвернулся Целлеру, ворвавшемуся с «возмущенной толпой» в английское посольство на Дворцовой набережной для расправы с «заговорщиками».

Об этом Целлер в своей докладной сбивчиво написал так: «Когда мне было предписано шов. Дзержинским захватить посольство и произвести там обыск, то мною наскоро было собрано человек 10 комиссаров и разведчиков, и мы туда поехали.

Быстро войдя в парадный ход, расставив у нижних дверей людей, мы с тов. Шейнкманом, Кулем, остальных не помню, поднялись наверх, свернули в левую дверь и по коридору налево вошли в канцелярию. Когда я просил людей там поднять руки вверх, то Шейнкман быстро выбежал из комнаты, и тотчас же раздался сзади меня на коридоре выстрел и крик Шейнкмана: «Я ранен, спасите меня». С этим криком он вбежал ко мне в комнату, где я стоял с револьвером в руке.

В это время на коридоре продолжалась стрельба, я бросился из комнаты на коридор, где видел, что из темного угла коридора бегут люди. Впереди бежал человек с приподнятым воротником; кажется, в кепке. Я выстрелил, в это время человек упал. В тот момент я не знал, упал ли он от моего выстрела или вообще от выстрелов, но в это время раздался крик: «Не стреляйте, свои». Кто это крикнул, я не помню, я вернулся в комнату, где успокаивал Шейнкмана, так как он сильно стонал.

Вскоре Шейнкмана и второго из коридора вынесли. Ко мне в комнату стали вводить задержанных в других комнатах, и я приступил к обыску и первому устному допросу. После этого я захватил документы, отобранные у англичан, и поехал в комиссию, предварительно отправив сюда арестованных…

Вечером в комиссии у меня был разговор с тов. Бальбеко. Он мне сказал, что, кажется, моя пуля уложила нашего сотрудника из Москвы. Судя по всему, Портновского смертельно ранил я. Обстановка для стрельбы и вообще для боя была невероятная и, если стрельба продолжалась бы на коридоре, то безусловно были бы еще жертвы».

Странно, что опекавшая эту операцию Яковлева не возмутилась гибелью приехавшего с нею из столицы Портновского. Более того, она не только снисходительно отнёслась к роли Целлера в деле его расстрелянных подчиненных, а и оправдала еще одного будущего целлеровского комиссара. Этот Гольгинер происходил из семьи торговца, представлявшего интересы некоторых английских фирм в России. Гольгинер-старший неоднократно бывал в Англии с сыном, которого впервые арестовали еще в июле 1918 года по подозрению в шпионаже в пользу Британии.

Уже