Самсон - Маша Сандлер

был на то, что Чарли сумеет сообразить, как играть, или хотя бы не будет сильно мешать остальным.

Мы выстроились друг за другом перед стеной второго блока, Чарли специально поставили позади меня и Вилли, чтобы посмотрел и смог понять, что к чему. Первые несколько раз Чарли по собачьей привычке ловил свой мяч, а не пропускал, как нужно по правилам. Но Алёна как-то так ему всё объяснила, постоянно нахваливая и подкармливая арахисом за правильные действия, что очень быстро дело пошло на лад. Даже Пётр Симеонович решил поиграть с нами. А потом, услышав стук мяча, из второго блока выскочили любопытные близнецы — тогда уж игра и вовсе разгорелась на полную.

— Надо закругляться, — сказала нам Алёна, когда время подошло к обеденному перерыву и из соседних блоков и корпусов на наше веселье стали подтягиваться другие сотрудники Конторы.

Вилли с готовностью кивнул и подозвал Чарли, чтобы увести в блок.

— Жалко его, — сказала раскрасневшаяся Алёна, провожая их глазами.

— Вилли, то есть Вильямса? — удивился я.

— Чарли, глупый ты Ёжик. Пойдём, нам ещё плановый осмотр проводить, придётся сегодня в сокращённом варианте, а то мне домой надо к шести.

И она пошла к нашему блоку.

Я немного постоял и посмотрел на близнецов, которые собрали желающих играть в вышибалы в обеденный перерыв и делили всех на две команды по справедливости, придирчиво оценивая физические возможности участников. Почему Алёне жалко Чарлика?

Я побежал в блок, постучался к ней в кабинет и сразу заглянул.

Алёна причёсывалась перед круглым зеркалом на стене рядом с дверью. Её густые светлые волосы никак не хотели лежать ровной волной, и она снова и снова расчёсывала их круглой щёткой. Большие голубые глаза оживлённо блестели. «Красивая она всё-таки, — подумал я. — Неудивительно, что Вилли на неё запал».

— Чего ты, Ёжик? — спросила она, увидав меня. — Обход сделаем после перерыва, вы с Ваней сходите поешьте.

Я едва не поперхнулся. Ваней она назвала Вилли, которого жестокие родители назвали Иваном… Иван Вильямс среди друзей в момент стал Вилли, и я даже и забывать стал его настоящее имя.

— Я не хочу есть, — ответил я, когда справился с оторопью. — Спросить хочу, Алёна Алексеевна.

— Ну заходи, спрашивай, — сказала она, точно ждала этого разговора, точно знала, что я обязательно приду задавать вопросы.

Я вошёл и присел на кушетку. Алёна отложила расчёску и посмотрела на меня:

— Что же ты хотел спросить?

— Я хотел… Почему вы вступились за меня у Меду… у Маргариты Николаевны? Вас Пётр Симеонович попросил?

Алёна вздохнула, посмотрела на меня, потом перевела взгляд в окно и наконец сказала, устало и грустно:

— Он просил, но я сказала Марго, что ты мне нужен, не поэтому, Ёжик. Ты хороший парнишка, но ты поступил безответственно. Не будь других обстоятельств, я бы не стала вступаться за тебя.

— Так почему? Что это за обстоятельства?

— Пока тебя не было, кое-что произошло. Было заседание комиссии по распределению зверей. Громов с Сухотиным ругались до посинения и приёма успокоительных, но всё решила характеристика гризли как опасного. Он напал на практикантку. Да, Цейхман оказалась в боксе в нарушение правил, но поведения зверя это не отменяет.

— Он не нападал, — сказал я одними губами, — она сама…

Я страшно трусил, что Алёна сейчас разозлится, что я всё ещё, несмотря на мои слова о раскаянии у Медузы в кабинете, стою на своей версии, но она не разозлилась, только рукой на меня махнула.

— Может, и так, — сказала. — Но это всё равно, особенно теперь, когда гризли, как агрессивного, отдали Громову, а он свою практикантку выгородил. Это ведь небывалое дело, чтобы завлаб за какую-то школьницу стоял горой.

Страшная догадка так поразила меня, что я с минуту сидел молча, схватившись побелевшими пальцами за край кушетки и глядя на свои коленки.

Алёна мне не мешала, просто поставила чайник и достала печенье. Я не заметил, как в кабинет шмыгнул Вилли и выложил на стол хлеб и котлеты, за которыми успел сбегать в столовую. Очнулся я только тогда, когда мне налили чая в фаянсовую кружку с красными горохами и Вилли сказал, подавая холодную котлету на куске хлеба:

— Давай, Ёжик, подкрепись.

— И что же, — спросил я, взяв у него бутерброд, — раз гризли распределили Громову, Сухотин возьмёт Помидорку и Чарли?

— Не Чарли, — ответила Алёна, снова глядя в окно, — только чёрного медведя. Чарли отдают биохимикам. Эксперимент с эвтаназией в конце.

Она сказала это и почему-то улыбнулась.

Все замолчали. Только Вилли монотонно и мерзко звякал ложкой, размешивая сахар в чае.

Глава 7. Медведь

После перерыва Алёна снарядила нас с Вилли сделать обход. Ничего особенного, просто визуально осмотреть гомункулов, приложить каждому ко лбу анализатор и записать показания. Разумеется, в присутствии — ради безопасности — зоотехника.

Сама она села заполнять какие-то электронные формы, вроде бы на распределение животных по лабораториям.

За дверями кабинета между мной и Вилли разгорелся небольшой спор.

— Давай так, — начал Вилли, как видно считая, что раз я на испытательном сроке, то теперь он тут главный, — ты успокаиваешь животных, я работаю с анализатором.

Не то чтобы я очень хотел возиться с электронным прибором, скорее, мне не хотелось отдавать Ви первенство.

— Ну уж нет, — сказал я как можно твёрже. — Я тоже хочу тыкать в кнопочки, и имею право. По информатическим дисциплинам у меня, между прочим, десятки.

Вилли посмотрел на меня с осуждением — у него по информатике была только восьмёрка.

— Информатика тут ни при чём, — попытался он настоять на своём, — анализатор очень простой прибор.

— А что же при чём? — спросил я. — Не хочешь же ты сказать, что ответственнее или лучше выполняешь инструкции?

Вилли, конечно, тут же покраснел до корней волос — потому что именно это он и хотел сказать.

— Ладно, — сдался он. — Тогда в половине боксов ты работаешь с анализатором, в половине я.

Мы разделили боксы на чёт — нечет. Я взял чёт, ни в чём не хотел Вилли уступать.

Позвали Петра Симеоновича и пошли по боксам, начиная с лис, передавая друг другу анализатор в коридоре и время от времени переругиваясь громким шёпотом. Звери, видимо отвыкшие от меня за то время, пока я был отстранён, дичились и шарахались, хоть я и старался говорить с ними ласковым и спокойным голосом, как это всегда делала Алёна.

Пётр Симеонович только ухмылялся, глядя на наши с Вилли «игры», но ничего не говорил. И в целом всё шло гладко почти до самого конца. Остался только гризли, и тут Вилли заявил:

— К