Самсон - Маша Сандлер

вещей — чтобы ничего не начиналось подольше и чтобы всё побыстрее закончилось. Вот такой вот парадокс.

У кабинета Медузы меня догнала Алёна Алексеевна.

— Здравствуй, Никитенко, — сказала она мне так строго, что я похолодел. — Можно заходить, больше никого не будет.

«Как же Маша?» — подумал я, но спросить не успел — мы вошли в кабинет.

Медуза, конечно, не пожалела для меня бранных слов. И «безответственность», и «разгильдяйство», и «полное непонимание специфики», и самое страшное — «профессиональная непригодность». Тут уж я, до этого только вжимавший голову в плечи, не выдержал.

— Нет, постойте, Маргарита Николаевна! Как так сразу непригодность? Вы ведь не знаете, а я, может быть, открытие научное сделал! — выпалил я и сразу обмер от ужаса, ведь вовсе не собирался про «говорящего» медведя рассказывать. Да и что я скажу?

— Какое ещё открытие, Никитенко? Не пытайся мне голову задурить! Другой бы на твоём месте признал вину. Вот как Цейхман, к примеру.

— Да, кстати, — вставила своё слово Алёна Алексеевна. — А где Цейхман? Она ведь тоже там была, нарушила правила.

— За Цейхман полностью поручился профессор Громов, — сухо ответила Медуза, — сказал, что она включилась в его эксперимент, заменить слишком трудно.

Тут я уже не холодел, наоборот, почувствовал, как уши начинают полыхать. Получается, что Цейхман всё с рук сойдёт, а у меня «профессиональная непригодность».

— Что ты на меня зубами скрипишь? — Медуза не желала сдаваться. — Ты не скрипи. Ты привёл постороннего человека в бокс к опасному зверю. Могла произойти трагедия, твоя одноклассница, твой товарищ, могла погибнуть, а ты даже не испытываешь раскаяния!

Я и вправду скрипел зубами, не в силах выдавить из себя нужные Медузе слова, и не испытывал раскаяния. Вот ведь беда! Должен бы испытывать, ведь зверь в самом деле опасен…

— Он не опасен, — начал я, и Алёна Алексеевна вдруг меня перебила:

— Он раскаивается.

— Вы так считаете, доктор Линькова?

— Да, Маргарита Николаевна. Ты ведь раскаиваешься, Ёжик?

Они обе напряжённо на меня уставились, так что теперь я вспотел.

— Раскаиваюсь, — сказал я. Это было ложью. Мама давным-давно научила меня не лгать, просто потому, что от вранья становится плохо именно тебе. Вот и сейчас меня даже затошнило.

— Умница, — сказала мне Алёна совсем как лабрадору Чарли. — Маргарита Николаевна, у меня нет важного эксперимента, но Ёжик, то есть Никитенко, нужен мне в боксе. Поэтому прошу его не отстранять, если это возможно.

Вот это да! Тут я так удивился, что и тошнота прошла. И сразу как-то почувствовал, что всё обойдётся, и Медуза смилостивится, и я вернусь снова в наш третий блок.

Медуза посмотрела на Алёну и выгнала меня за дверь.

А через пять минут оттуда вышла улыбающаяся доктор Линькова.

— Испытательный срок до конца практики, — сказала она так счастливо, словно сообщала мне о победе в олимпиадном конкурсе.

— Всё отразится в характеристике! — донёсся из кабинета строгий голос Медузы.

— Спасибо! — сказал я в ответ сразу им обеим.

Через минуту мы с Алёной уже шли к блоку под едва моросящим дождиком.

— Как думаешь, Ёжик, — спросила меня она, глядя на проясняющееся небо, — можно вывести Чарли на прогулку?

Отчего-то я понял, что ей самой очень хочется, чтобы было можно.

Вилли, когда увидел меня в блоке и узнал, что меня оставили, хотя и на испытательный срок, едва не запрыгал от радости.

— Как же здорово, друг! — всё повторял он, хлопая и хлопая меня по спине. — Это просто здорово!

— Алёна неожиданно встала на мою сторону, — сказал я ему потихоньку. — Ты её попросил?

Тут Вилли неожиданно смутился. Ну конечно, он хотя и друг получше Маши Цейхман, но слишком уважает всякие правила и инструкции. Я слегка поёжился от неприятного холодка, снова пробравшегося в живот, но решил выкинуть это из головы — в конце концов, у меня всё ещё есть проблемы посерьёзнее, чем эта.

Алёна решила из прогулки с Чарли сделать ещё и обучающее занятие по обращению с оборотнями, которых держат в качестве петов. Поэтому заставила всё делать нас с Вилли, хотя и под внимательным взором Петра Симеоновича, который дежурил сегодня.

Пета нельзя выводить в аниме, только в гомункуле. При этом ему необходимо обеспечить специальную одежду, чтобы не смущать окружающих, и специальный ошейник-намордник, который препятствует произвольному переодеванию зверя в шкуру.

— Что за дурацкое правило, — не удержался я, застёгивая ошейник из жёсткого пластика на шее Чарли, который подставлял её, радостно улыбаясь во весь рот, — видно, прежняя хозяйка гуляла с ним и он привык носить эту сбрую.

— Не дурацкое, — конечно же, возразил мне Ви. — Гомункул гораздо безопаснее анимы.

— Это-то понятно. Молодец, Чарли, — похвалил я зверя, закончив. — Но, по-моему, в аниме они гораздо симпатичнее, что ли, выглядят, даже красивее.

Тут Вилли молча пожал плечами. «Ага, возразить-то нечего», — подумал я злорадно, но всё-таки решил не нарываться на ссору.

Мы вывели Чарли на газон между карантинными блоками, где нас уже ждала Алёна. Чарли бросился к ней с такой радостью, что она даже не успела отстраниться — он упал на колени и обнял её ноги, весь прижался к ней.

— Ну хорошо, хорошо, Чарли, — успокоила она его, похлопав по спине. — Давай-ка поиграем. Что у нас тут есть? Смотри-ка, мячик!

И она недалеко бросила жёлтый теннисный мяч, который достала из кармана.

Чарли с готовностью попрыгал за ним.

Мне вдруг стало не по себе. Странно было видеть человека, который бегал за мячом, «служил» за орешек арахиса, перепрыгивал через палку и проделывал другие вполне собачьи штуки. «Он не человек, он зверь, — подумал я, — и люди тоже играют в мяч».

Ко мне подошёл державшийся до того в стороне Пётр Симеонович.

— Подфартило тебе, парень? Простили тебя?

— Да, — ответил я. — С испытательным сроком.

— Это ничего, это обычное дело. Ты парень хороший, я за тебя замолвил словечко докторше, вот так.

— Спасибо. — Я совершенно некстати вспомнил, как только вчера Пётр Симеонович шатался и путался в словах от плюсны.

— Ну и вот, — продолжил он, странно мне подмигивая, — ты не думай, что я конченый человек, что я удержать себя не могу, понял?

— Да я и не думал, — ответил я удивлённо и только тогда понял, что он так призывает меня не рассказывать никому, что плюсну жуёт. Вроде и не запрещено, но с опасной работы зависимого могут и уволить.

— Вот и лады, — сказал он, кривовато, по своему обыкновению, улыбаясь, — вот и лады.

— А давайте все вместе поиграем! — поскорее сказал я Алёне Алексеевне. — В «стеночку»?

«Стеночка» очень простая игра, совсем для малышей. Мяч, конечно, нужен побольше, но мой расчёт