Живи - Татьяна Филатова

ВСУ и отряды Правого Сектора (запрещён в РФ) подходили все ближе. Я ждала чуда, а точнее – армии РФ. Но они пришли только в феврале 2022 года. А тогда в 2014 году я вместе с детьми вынуждена была бежать.

Как любая жена, я отказывалась ехать без мужа, но мой дедушка взял решение этого вопроса в свои руки. Он договорился со своим знакомым, который ехал на машине в Воронеж и согласился довести меня и детей до железнодорожного вокзала Ростова-на-Дону, чтобы оттуда мы смогли уехать на поезде в Москву к моей бабушке. Я не брала тёплые вещи, ведь была уверена, что мы едем на месяц, максимум – на два. Но родные места мы смогли увидеть только спустя девять месяцев.

Я помню, как по дороге слева от нас полыхал город Шахтёрск. Я помню украинский блокпост, где досматривали машину. Военные с автоматами проверяли документы, сумки. Детям было страшно и непонятно. Мне тоже. У меня сохранено фото с уставшими и повзрослевшими лицами моих малышей, сидящих на заднем сиденье чужого автомобиля: еще неделю назад они гуляли с мамой в парке, а теперь рядом с ними – военные с оружием. Я боялась, что те проверят мой телефон, где выяснится, что я поддерживаю вовсе не проукраинскую позицию. Мне было страшно, но отъезд был единственным правильным, спасительным решением. Мои дети воочию не увидели войну, как другие, кто остался.

На границе с Россией тогда ещё стояли украинские пограничники. Требовалась доверенность от отца детей на вывоз их в Российскую Федерацию. Доверенность была, но написанная спешно и не заверенная нотариусом. Я помню наглую ухмылку на пухлом лице пограничника, доказывающего мне, что по такой бумажке он меня не выпустит. Я помню, как говорила ему примерно следующее: «Вы верите, что отец выступает против того, чтобы его дети уехали от надвигающейся войны?». А за нами буквально разрывались снаряды. Мы убегали. Но тот упорно стоял на своём, всячески намекая на возможности, у меня имеющиеся. Разумеется, я заплатила.

Помню женщину, которая с грудным ребёнком на руках отчаянно кричала и умоляла её пропустить, имея на руках лишь свидетельство о рождении без доверенности. Думаю, ей тоже пришлось дать взятку. Я не застала разрешения ее проблемы.

Вот так нас от самих же себя не хотела бесплатно отпускать Украина.

Мы уехали, а меньше, чем через месяц, в нашем городе начали рваться снаряды. ВСУ разбили подстанцию, и город несколько месяцев жил без света. Посидев какое-то время дома, мой бывший муж возложил ответственность кормить наших троих котов на мою маму, и ушёл в ополчение. За это я его по-человечески уважаю. Но тогда, находясь от него очень далеко, а именно – у бабушки в Челябинске, куда мы поехали после Москвы, я места себе не находила. Я хотела оставить детей, сорваться и полететь в Ростов-на-Дону, а оттуда – к нему. Слава Богу, мне не дали этого сделать.

Август 2014 года выдался страшным для нашего города. Первый обстрел произошёл 17 числа на семидесятилетие моего дедушки. В соседний с моим домом дом за все время боевых действий было целых два попадания в один и тот же подъезд. Прилёты были везде, в каждом уголке города, ведь было, куда метить: подстанция, Дом Культуры (там было бомбоубежище с людьми), детский сад (выгорело целое крыло), огромная шахта, храм. Упало во дворе дома моего деда и в его огород. Дедушка тогда говорил, что как раз спускался в подвал, и иди он на минуту позже, то погиб бы. На День независимости Украины было несколько страшных прилетов. Один из них пришёлся на детскую песочницу во дворе жилого дома – имена погибших тогда деток записаны на Аллее Ангелов в Донецке. Второй прилёт практически полностью уничтожил православный храм, в котором тогда проводилась служба – там тоже не обошлось без погибших. Эти данные легко проверить, ведь в интернете сохранились об этом записи и видео: храм Иоанна Кронштадского, август 2014 года, ДНР. В направлении, откуда летели снаряды, никто не сомневался – траекторию падения рассчитал бы и ребенок: снаряды летели со стороны, где стояли украинские военные формирования. Дома и дороги были изрешечены с той стороны. Для такого маленького городка, как мой родной город, разрушения были огромными, количество жертв – тоже. Я рада, что мои дети не видели этого. Не пропустили это через себя. Но я проживала каждый день своего города так, будто находилась в нем. Ведь там были мои муж, мама, бабушка и дедушка.

Это был сложный период. Сейчас в моем родном городе стоит памятник погибшим во время войны жителям, на котором на века выгравировано моё стихотворение:

И тех, кто на защиту встал,

За город наш кто храбро пал,

И кто погиб, хоть мирно жил,

Кого фашист здесь погубил,

Чьи жизни унесла война

Нельзя забыть сквозь времена.

Всех деток, женщин и мужчин

Мы помним. Вечно. Мы скорбим.      

2015 год

Эту боль пропустил каждый житель бывшей Донецкой области, а ныне – Донецкой Республики. Мою семью Бог помиловал – все остались живы. Муж после моих уговоров вернулся домой. Я хотела начать новую жизнь. Война не закончилась, она будет длиться ещё долго. Но наш город так и не был занят украинскими военными, а после марта 2015 года перешёл пускай не в глубокий, но тыл. После того к нам еще прилетало, в 2023 году от украинского снаряда на шахте погиб человек, но в целом люди привыкли и немного расслабились. Немного, но не до конца – это просто невозможно сделать в тех условиях.

Помню июль 2014 года, еще до отъезда. Тогда существовала высокая вероятность бомбардировок украинскими «сушками». Тогда же был сбит Малайзийский пассажирский самолёт – взрыв и огромный гриб дыма мы видели из своего окна. Тогда же «сушка» ударила по жилому дому в городе Торезе – недалеко от нас. Помню страшные кадры разбора завалов. Мы жили на пятом этаже пятиэтажного дома. Я понимала, что, если попадут в наш дом, мы будем первыми… Когда истребители пролетали над нами, я заставляла детей залазить под кровать или выходила с ними на балкон. Знаю, это был тот ещё метод спасения, но я мыслила так: если над нами обрушатся крыша и плита, металлическая кровать может хоть немного задержит падение, а выжить с обрушенного балкона шансов больше, чем под бетонной плитой. Да, соглашусь, логические доводы не доработаны, но к такому нельзя приготовиться заранее. Мысли о спасении приходят спонтанно.