Живи - Татьяна Филатова

Он звонил, просил о встречах, и мы встречались, чтобы он якобы мог видеться с дочерью. На самом же деле он искал возможность вернуться домой. Моя свекровь настаивала на том, чтобы он «в ногах валялся», но восстановил семью, ведь у нас «двое деток». Естественно, было море признаний и обещаний, что он изменится, что все будет по-другому, что он никогда не будет больше пить, играть в компьютерные игры, заглядываться на кого-то на стороне, оскорблять, бить, унижать и прочее (список был огромным, ведь пообещать можно абсолютно все, что угодно – это совсем не сложно, это ведь просто слова). Он плакал и говорил о том, как ему без нас плохо. Когда спустя время мы еще несколько раз расставались, после каждого случая весь этот список обещаний дублировался снова и снова, лишь немного видоизменяясь. Но повторюсь – говорить не сложно. На словах можно все.

Я заскучала, мне стало одиноко, мне стало его жалко. Опять это ЖАЛКО. Вот смотрю назад на себя и думаю: ну что ж ты дура-то такая, Танюша?! Но понимаю прекрасно, что тогда я не могла по-другому. Я с маленькой трёхлетней дочкой, с пузом – и одна. Для женщины-невротика, женщины, не имеющей уверенности в себе, женщины с низкой самооценкой, мир без мужчины – это не полноценный мир, ведь она сама себе неинтересна. Конечно, мне хотелось иметь рядом опору и мужское плечо. Только вот опорой мой муж мне никогда не был. Я ему не единожды говорила: «Ты должен защищать нас, а по итогу – нас нужно защищать от тебя». До того, как мы незабываемо встретили мой двадцать четвёртый день рождения, было много случаев, после которых любая адекватная женщина не только подала бы на развод, но ещё бы и написала заявление в полицию. В один из скандалов он выставил меня в нижнем белье на незастекленный балкон, когда на улице была зима (спасибо ему, милосердному, я там провела не больше пяти минут, точное время не могу сказать), в другой раз я выскочила в подъезд и побежала, рискуя быть жестоко остановленной, на третий этаж (мы жили на пятом), где снимал квартиру его отчим, отчаянно стуча в дверь и умоляя о помощи. И это только те случаи, которые чётко отпечатались в памяти. Сколько было мелких ссор, которые ограничивались толканием или просто оскорблениями и угрозами – не сосчитать.

Что отличает психопатов от нормальных, но в чем-то провинившихся людей? – первые после собственного же зверства неистово требуют любви к себе. Вопреки здравому смыслу. Мой муж искренне не понимал, как это его жена может его не хотеть. Он обзывал меня фригидной. Рассказывал про сексуальные подвиги жён своих коллег (?!), он даже однажды в очередной ссоре с моей мамой (да, таких тоже было немало) выкрикнул ей, жалуясь на её дочь, то есть на меня: «Я молодой мужик, а у меняя секса нет!». Он, видимо, не понимал, что для секса нужно иметь желание, а для желания женщине нужно чувствовать себя любимой и защищённой, или, как минимум, хотя бы не оскорблённой, униженной и избитой. Порой, из-за отказа, он мог толкнуть меня со всей силы в постели так, что я ударялась лбом о стену. В 2010 году в Москве погиб мой дядя. Помню, утром от бабушки я узнала эту страшную новость, для меня это было ударом. Я планировала поездку на похороны, пребывала в очень расстроенных чувствах. Вечером мужем мне был задан вопрос: «А что, секса не будет?». Я и сейчас не могу это как-то прокомментировать – у меня нет слов.

Психопаты требуют восстановления отношений через секс. Это так называемый «акт примирения». Такое действо не имеет ничего общего с любовью. Мало вероятно, что женщина в процессе будет получать удовольствие, и я сейчас говорю именно об удовольствии ощущения, что рядом с тобой любимый человек. Скорее всего, она будет чувствовать отвращение и презрение. Страсть может присутствовать с ее стороны, если она и сама является таким же психопатом, как ее избранник. Но не зря секс называют «занятием любовью». А то, что происходит на этапе примирения после избиения, оскорблений и ломаной мебели – это лишь апофеоз наркотического угара двух зависимых.

Апрель 2012 года. Муж вернулся в семью. Отдельно мы прожили, кажется, не более месяца. Я совершила не первую и не последнюю одну и ту же ошибку: я поверила, понадеялась, доверилась и снова дала ему шанс.

Мне, как женщине, как маме, как жене, хотелось, чтобы участие мужа в нашем родительстве было максимально погруженным. Наверняка, каждый хотя бы раз в своей жизни чувствовал, как толкается ребенок: кто-то клал руку женщине на живот, а кто-то имел счастье ощущать это изнутри. Моего мужа это раздражало. Всегда, когда я просила положить руку на живот как в первую, так и во вторую беременность, он отказывался с неким раздражением и брезгливостью. У меня не укладывалось в голове: это же твои жена и ребёнок. Твои родные люди. Твоё продолжение. Твои плоть и кровь. Один раз, незадолго до вторых родов, он случайно во сне положил руку на мой живот и почувствовал толчок. Он проснулся, понял, что произошло, и спешно убрал руку, как будто вляпался ею во что-то мерзкое.

Я была замужем, но не за мужем.

Тридцатого июня вечером он поехал кататься на велосипеде. Как оказалось, он встретился с друзьями: шашлык, выпивка. Около полуночи я стала ему звонить и писать, пытаясь сообщить, что я, кажется, рожаю. В ответ я встретила раздражение. Ничего нового. Однако факт остаётся фактом – я рожала. Выслушав в свой адрес очередную порцию нелесных фраз, я стала собираться в роддом. Муж приехал домой около часа ночи, выпивший. Он был зол на меня, так как решил, что я специально ему наврала, чтобы он скорее вернулся домой с отдыха. Срок родов стоял на седьмое июля. Но как часто дети рождаются точно в день указанного срока? Разумеется, мне была неприятна его реакция, но было немного не до этого. Мы вызвали такси и уехали в роддом. В 14.10 первого июля наш сын появился на свет.

Мой бывший муж бил наших детей. Бил по попе, по ногам, по голове, по лицу, по губам. Обзывал их разными гнусными словами. «Бестолочь» – самое частое и самое «безобидное» оскорбление в их адрес в его лексиконе. А я была