Живи - Татьяна Филатова

полноценного «хорошо» у нас не было никогда. Зимой муж стал много общаться с одной девушкой с его работы. Они часто разговаривали по телефону, кажется, даже играли в одну компьютерную онлайн-игру. Он стал чаще ходить в клуб вечерами. Потом наш общий друг, тот самый, который когда-то нас и познакомил, сказал мне, что мой муж вечера проводит в клубе или бильярде вместе с той самой дамой. Я же при этом сидела дома с дочкой и растущим животом. Чувствовала себя отвратно, но он знал, что я никуда не денусь.

Знаменитое «сиди дома» – ох, как оно обманчиво. По началу, когда мой муж мне говорил: «сиди дома, а я буду работать», я была горда и счастлива: мой мужчина будет обеспечивать меня и своих детей! Счастье продлилось не долго. Я не знала, что к этому самому «сиди дома» обязательно прилагается ещё и следующее: не общайся с друзьями, не ходи в гости, ты – бесполезная, ты ничего не делаешь, я тебя кормлю и обеспечиваю, ты полностью зависишь от меня, ты сидишь на моей шее, я здесь все сделал, ты неблагодарная, я ради тебя…

Сделаю небольшое отступление. Женщина и правда может сидеть дома, но! – она при этом должна развиваться, иметь возможность зарабатывать путем развития своей личности (да-да, порой и из дома), она должна иметь увлечения, которые будут наполнять ее жизненной энергией, чтобы потом в свою очередь эта женщина делилась своей мощной энергетикой с мужем, стимулируя его на новые свершения в жизни. А то самое «сиди дома» не имеет ничего общего с развитием. Зачастую женщины, сидящие дома, превращаются из роковых красоток, какими они были до свадьбы, в по-настоящему отчаявшихся (не отчаянных) домохозяек: лишний вес, уставшее лицо, слишком ранние морщины, отсутствие интересов, безрадостный вид и мир, суженный до масштабов кухни и детской комнаты.

Так дома женщине сидеть НЕЛЬЗЯ!

Я, признаюсь, очень наивный человек. Так было тогда, так есть и сейчас. Я не умею и не люблю обманывать, и ожидаю, что и со мной также будут честными. Меня легко надуть и разыграть, я ненавижу пранки. Я – за честность. А мой муж мне врал.

Следующий знаковый эпизод в своей жизни мне очень больно и страшно вспоминать. Он особо въелся в мою память, потому что тогда угроза нависла не только надо мной.

Я навсегда запомнила свой двадцать четвёртый день рождения. (К слову, заигравшись с синдромом жертвы, все свои дни рождения я не отмечала по причине экономии на себе, отнекиваясь, мол, не люблю справлять. За всю нашу семейную жизнь мой муж ни разу ничего не подарил мне на день рождения. Помню, что был букет на тридцатилетие. И редкие штучные розы. Всё.)

Я была на седьмом месяце беременности сыном. За месяц до этого я перенесла страшный удар – врач, делавшая УЗИ, сказал, что ребёнок болен гидроцефалией мозга. Я чуть с ума не сошла. Я не рассматривала вариант аборта. Ни в коем случае. Это мой сын. Он внутри меня. Он жив и будет жить. Я искала варианты, как и где можно сделать операцию сразу после рождения, изучала всевозможную информацию об этом недуге, пока, спустя неделю, не подошла моя очередь к другому доктору в Донецке, который, сделав ещё одно УЗИ, сказал мне, что мой сынок будет просто крупным, но с его головой абсолютно все нормально. С души словно спал камень.

Я ещё не до конца оправилась от истории с гидроцефалией… В ночь на мой день рождения я сидела на кухне на разложенном диване, который специально застелила для мужа – было уже за полночь, а его все еще не было дома. Я догадывалась, где он может быть. И с кем. Я не хотела, чтобы он ложился со мной в одну постель. Хотя бы в мой день рождения.

Дочка спала в своей кроватке, к счастью, очень крепко. Я не помню, во сколько точно он пришёл домой, но мой день рождения уже наступил – это было третье апреля 2012 года.

Муж был в стельку пьян. Я указала ему на диван, и тут демон вышел наружу…

(Когда я это пишу, даже спустя столько лет, мои руки дрожат, слезы стоят в глазах, а сердце выпрыгивает наружу).

Я помню, как лежала в туалете скрученная на коврике возле унитаза, а он меня бил. Он замахивался на меня ногами. Я обхватывала руками живот, стараясь уберечь ребёнка, но мысленно молилась Богу, прощаясь с жизнью. Я понимала, что бессмысленно прятать живот, ведь если он убьет меня, то и мой сын погибнет вместе со мной. Я просила у Бога прощения за свои грехи, отчаянно понимая, что это мои последние мысли. Я, наверное, смирилась. Заботило и пугало меня в те мгновения лишь одно: что будет с дочкой, когда он закончит со мной. Я вспоминаю это со слезами. Это очень больно. И очень страшно.

Психологические проблемы у сына есть, и они огромные, в основном все они – агрессивного характера: пример отца, который он впитал в себя против собственной воли. Еще через пуповину вместе с моей отравленной тем ужасом кровью, он напитался страхом, которые передались ему тогда, внутри меня. Всё те гормоны стресса, которые просто гигантскими порциями выбрасывались в мою кровь в ту ночь, отравляя её, изменили и его. Мой муж морально калечил наших детей даже до их рождения. И за это я не могу его простить.

Позже детский психолог мне скажет, что агрессия моего сына – это скрытый страх. Он – словно запуганный щенок, который от страха забивается в угол и бросается на каждого, кто пытается к нему приблизиться. Но не оттого, что он злой пёс, а оттого, что ему по-детски страшно.

Он замахнулся на меня табуреткой так сильно, что от неё остались вмятины в потолке ванной комнаты, обшитого пластиком – эти дыры там находятся и сегодня. До меня, слава Богу, табуретка не долетела – он зашвырнул ее в акриловую ванну, пробив и в ней дыру. Я не помню, как все это закончилось, как сошло на нет это бешенство, как он остановился и куда ушел: спать или вон из квартиры. Кажется, на утро я с дочкой села в такси и уехала к моей матери, чтобы переждать, пока муж не соберет вещи. Я выгнала его. Опять. Не в первый и не в последний раз.

Я знаю, что нельзя винить себя. Но я совершила страшную ошибку, прожив после той ужасной