Немой набат. 2018-2020 - Анатолий Самуилович Салуцкий

– Да я политикой вообще не интересуюсь!

– Та-ак. Но ты же намерен учинить социальную революцию.

– Какая революция, Власыч! Ты что, спятил? Мы исподволь готовим программу, где главное – интересы региона.

– А-а, ты будешь добиваться отделения Южного Урала от России? Автономизацию затеешь?

Синицын выпучил глаза.

– Власыч, ты в своём уме? Чего ты чушь молотишь?

Но Донцов продолжил невозмутимо:

– Вот видишь, переворотов ты не замышляешь, партии у тебя нет, о суверенизации региона не заикаешься, и толкает тебя в губернаторы не оппозиция, а широкий слой уважаемых граждан, та часть местной элиты, которая ладит с населением, с низовыми слоями и дорожит целостностью России.

Синицын сделал стойку. Ход донцовских рассуждений был неожиданным, непонятным. Но Георгий вдруг остро ощутил, что Власыч не просто разглагольствует, а упрямо поднимает мысль на какую-то особо высокую вершину, откуда откроются новые виды не только на совокупность предвыборных манёвров, но и на всю политическую ситуацию в России.

А Донцов, словно лектор на кафедре, продолжал:

– Значит, на ваши выборы можно смотреть по-разному. Кто смотрит так, как изложил Добычин, поневоле по макушку погруженный в кипяток властных интриг? Ответ, Жора, известен: тот, кого ты в Питере назвал Распутиным. Ему надо протолкнуть в губеры своего человека, отчитаться по части едросовских успехов, дать процент, закрепиться в качестве главного «кузнеца кадров» и поставщика новых дарований. Как говорится, застолбить политическое пространство. Жора, а кто может взглянуть иначе? Кто вправе задаться вопросом: а почему негоден Синицын, которого поддерживает местное общество? Не оппонент, не клановый олигарх, бизнесмен местного разлива. Чем он-то плох? К чему бодаться с избирателями, исхитряться и подличать, навязывая им московского ставленника, если у них есть свой пристойный кандидат? Жора, кто может подумать именно так?

Синицын от напряжения снова вытаращил глаза. Железная логика Донцова привела мысль на вершину, и с неё – да, должны были открыться новые пути российского развития.

– Кто, Жора, кто? – тормошил Власыч.

И слыша молчание, по слогам произнёс:

– Пре-зи-дент!

Вот как бывает: Синицын летел консультироваться к Добычину, а наиважнейший совет получил от Донцова, чего ну никак не ожидал.

Власыч попал в самый нерв.

Теперь неизбежная критика нынешнего губернатора, на что нацелился Георгий, выглядела банальной, а его собственная программа пустой болтовнёй по принципу «за всё хорошее против всего плохого». Быстро, хотя и в общих чертах, рисовалась иная предвыборная тактика – нет, стратегия! Губернатор неплохой, однако слишком подмят центральной властью, чрезмерно подвержен её влиянию, из-за чего пресловутые коэффициенты эффективности – в компьютерном исполнении, но всё равно бумажные! – заслоняют для него живую жизнь. Доморощенный Синицын, наизусть знающий регион, не шаркал по московским паркетам, не вилял по коридорам власти, он будет гораздо самостоятельнее. Способ управления сменит. Порядок в житейских и бизнесовых делах наведёт – сейчас самый для этого момент. Раньше-то о порядке в основном мечтали низы, а людям состоятельным подавай безбрежную демократию. Но ныне владетельный слой тоже взвыл от тотальной чиновничьей неразберихи, от деградации управления.

Впрочем, размышления о своей предвыборной программе всё явственнее перемешивались в сознании Георгия с мыслями о внутриполитическом переделе, на пороге которого стоит Россия. Объективно получалось, что Южному Уралу вслед за Севастополем предстояло явить свой характер, вернее, предъявить его центральной власти, чтобы она остановила гниение структур управления, скорректировала кадровую политику. Что ещё? Да, пожалуй, это главное. Остальное, включая экономику, в новых условиях начнёт налаживаться под напором жизненных сил народа. «Жора, долой согрешительные замыслы. Ты не вправе уходить со стремнины жизни, – говорил сам себе Синицын. – Ты не рвался, не карьерил, тебя вынесло на стремнину помимо твоей воли, и ты обязан пытаться преодолеть пороги, ждущие впереди. Ради уцеления России».

И тут же мысль снова вывернула на текучку: вспомнил назидание Добычина о московском землячестве. Конечно, надо посоветовать Раисе Максимовне вызвать сюда брата. Появление Синягина, который широко известен в регионе, его поддержка могут пригодиться. Да и советы крупного столичного элитария лишними не будут.

Синицын всматривался в заречные дали. Прозрачный летний день открывал взгляду весь кругозор – небозём, как говорил дядя Матвей. Но что там – вдали за рекой быстротекущей жизни?

Глава 18

Предки Филиппа Гордеевича Остапчука были столыпинскими переселенцами. Свыше ста лет назад из Полтавской губернии они перебрались на пустующие земли Сибири и бойко, гарно здесь обустроились. Но потом большая семья угодила в жернова долгого жестокого лихолетья, и хотя сумела отстраниться от красно-белой заметни, а потом избежала раскулачивания – из Сибири в Сибирь высылали редко, – всё же разбилась на осколки. Мощный корень дал несколько ростков, которые зажили своей жизнью в разных городах и весях. Филипп Остапчук – не нынешний, а из родоначальников, – ещё до Великой Отечественной обосновался на Южном Урале, откуда его и призвали на фронт. Вернувшись инвалидом, служил в соворганах – вот и вся биография. А сын его Гордей закончил мединститут и до пенсии оставался участковым врачом, набравшись колоссального врачебного опыта. Говорил: «Меня здесь Бог свидетелем поставил, я отсюда – никуда!»

Филипп Второй, названный в честь деда, с детства слышал отцовские рассказы о загадочных чудесах практической медицины, вроде закона парных случаев, о котором и буквы не найдёшь в учебниках: десять лет никто не обращался с травмой руки от неловкого удара топором, но если кто пришёл, вскорости жди такого же пациента – наверняка! без осечки! И сына тоже привлёк «медицинский канон» Авиценны. А когда выучился на хирурга, обожествлял великих предшественников братьев Мешалкиных, Петровского, молился на современного Бокерию – именно излечение сердечных недугов влекло его. Подобно отцу, в трудовой книжке была у него единственная запись о месте работы – областная клиническая больница. Остальное сделали искусство хирурга и десятилетия – к пятидесяти годам стал главным врачом. А уж как расцвела, как обновилась больница, каким чутким стал персонал – от санитарок до завотделениями! Об этом в области все знают. Народ главврача перестал называть по фамилии, скажут «Филипп», и ясно, о ком речь. Лечатся не в больнице, а «у Филиппа».

Повезло и с женитьбой – на однокурснице, чьи предки, по совпадению, тоже были столыпинскими переселенцами. Но семейные судьбы разные. Синягины – из крупной подмосковной общины староверов, одна их ветвь подалась в Сибирь и после коллективизации вернулась в город, на Южный Урал, а другая перебралась в родственную общину обрядоверцев знаменитого калужского села Волое, где в семьях рождались до десяти ребятишек, – но никак не меньше восьми. Потому родни у Раи Синягиной было полным-полно