Начало Века Разума. История европейской цивилизации во времена Шекспира, Бэкона, Монтеня, Рембрандта, Галилея и Декарта: 1558—1648 гг. - Уильям Джеймс Дюрант
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
I. Мнение о том, что в течение двух лет она рассматривала возможность устранения гугенотских лидеров путем убийства, умело отстаивает католический историк лорд Актон в книге "История свободы" (Лондон, 1907), с. 101-49.
II. Мы оба носим диадемы; но я свою корону Получил как король, ты же, поэт, сделал своей; Твоя лира, чарующая обилием сладостных звуков, Покоряет душу, а плоть моя империю ограничивает. Она смягчает сердца, хранит в себе прелесть. Я могу дать смерть; ты - бессмертие.
III. Католический историк Пастор, не оправдывая резню, пытается объяснить папское ликование как облегчение после страха, что триумф Колиньи положил бы конец католицизму во Франции и объединению Франции с протестантскими Англией, Голландией, Скандинавией и северной Германией в войне на истребление (к чему призывал Лютер) католицизма повсюду.87
ГЛАВА XIV. Генрих IV 1553-1610
I. ЛЮБОВЬ И БРАК
Бабушкой Генриха была Маргарита Ангулемская, Валуа и Наваррская, милая, чувствительная, благочестивая сестра любвеобильного, галантного, лихого Франциска I. Его матерью была мятежная, неуправляемая, еретичная Жанна д'Альбре. Его отец, Антуан де Бурбон, потомок Святого Людовика, был красив, храбр, дебоширен, тщеславен и склонен к колебаниям от вероисповедания к вероисповеданию. Когда Генрих появился на свет (14 декабря 1553 года) в По в Беарне, он, возможно, нес в себе все эти качества предков, кроме благочестия. Его счастливый дед, уверенный, что это будет хорошим предзнаменованием, уговорил Жанну, когда она мучилась, спеть песню Деве Марии; а в качестве крещения в Беарне он натер губы младенца чесноком и заставил его выпить вина. Герой высосал до дна восемь кормилиц.
Ему не нравилось образование. Он не любил писать, бежал от грамматики и учился писать увлекательным стилем. Своей библией героизма он считал Плутарха. Он воспитывался почти на открытом воздухе, любил бегать, скакать, бороться, ездить верхом, колотить; ел черный хлеб, сыр и лук; наслаждался летом и зимой с таким наслаждением, что пессимизм смеялся ему в лицо. Он был воспитан как гугенот, но никогда не позволял религии мешать ему жить. Призванный в девятилетнем возрасте жить при дворе и учиться его милостям и морали, он с готовностью принял католичество; вернувшись в Беарн в тринадцать лет, он вновь принял гугенотскую веру, словно подгоняя одежду под климат. С большей легкостью он переходил от одной любви к другой - Ла Петит Тиньонвиль, мадемуазель де Монтагу, Арнодин, Ла Гарс, Катрин де Люс, Анна де Камбефор. Он менял вероисповедания и любовниц, не мучаясь совестью и не меняя своей цели.
Его целью было стать королем Франции. В девятнадцать лет, после смерти отца, Генрих стал королем Наварры, но это был лишь дразнящий вкус королевской власти. Когда он отправился в Париж, чтобы жениться на Маргарите Валуа, его приняли как следующего за герцогом Анжуйским и герцогом Аленсонским в очереди на трон. Когда после женитьбы последовала резня, он сохранил и спас свою голову своевременным отступничеством.
Его невеста, "Марго", была самой очаровательной и любезной женщиной во Франции. Никто не сомневался в ее красоте; Ронсар воспевал ее; Брантом в экстазе рассказывал о ее прекрасной косметической коже, развевающихся волосах или разнообразных париках, глазах, в которых плескались юмор, гнев или злость, фигуре, стройной, как у куртизанки, и статной, как у королевы, ее живых ногах, ведущих танцы при дворе, ее заразительной бодрости в век раздоров и мрака; Все эти магниты притягивали к ее логову дюжину любовников, а сплетники приписывали ей тактичные, даже кровосмесительные капитуляции.1 Генрих вряд ли мог жаловаться, у него самого был блуждающий глаз; но когда Марго, вышедшая за него замуж против своей воли, возобновила свои колебания после краткого повиновения моногамии, он начал задумываться, кто будет отцом его детей. Он завел любовницу; заболел; Марго щедро выхаживала его, хотя и приписывала его расстройство "излишествам с женщинами". Но вскоре взаимная подозрительность настолько отдалила их друг от друга, что она написала: "Nous ne couchions plus, ni ne parlions plus ensemble" (Мы больше не спим и не разговариваем друг с другом).2
В течение трех лет он не по своей воле оставался при дворе. Однажды ночью (1575), во время охоты, он выехал галопом за пределы страны; затем он бежал, переодевшись, через дюжину опасностей в Нерак и стал править Беарном и Гиенью, проявляя справедливость и остроумие. Он отказался от католицизма, вернул протестантов к власти в Беарне и защищал их в Гиени. Через три года к нему присоединилась Марго, и молодой король, когда не следил за охотой или не боролся с католиками, помогал ей сделать так, чтобы празднества ее маленького двора превзошли их неверность. В 1582 году, устав помогать своим любовницам в их заточении, она вернулась в Париж; но там ее выходки были столь вопиющими, что брат, Генрих III, велел ей спешно возвращаться к мужу. Проведя еще два года в Беарне, она удалилась в Аген. Оба короля - теперь уже два Генриха - согласились на ее практическое заточение в замке д'Уссон и назначили ей достойную пенсию (1587-1605). Она превратила свою тюрьму в салон, развлекала поэтов, художников, ученых и любовников и писала свои сплетничающие мемуары. Ришелье одобрял ее стиль, Монтень посвящал ей эссе, проповедники восхваляли ее благотворительность. После значительных уговоров она согласилась на аннулирование своего брака, и ей разрешили вернуться в Париж и ко двору (1605). Там она возобновила свои романы и салон, стала толстой и покаянной, взяла Винсента де Поля своим капелланом, основала монастырь и умерла в мире и благочестии (1615) в возрасте шестидесяти двух лет. Так закончилась, по словам современника, "Маргарита, единственный остаток рода Валуа, принцесса, полная... добрых намерений... не причинившая вреда никому, кроме себя".3
II. ГЕНРИХ III: 1574-89 ГГ.
Герцог Анжуйский после недолгого пребывания на польском троне вернулся в возрасте двадцати четырех лет, чтобы стать Генрихом III, последним королем Франции из династии Валуа. На анонимном портрете в Лувре он изображен высоким, долговязым, бледным, тоскующим - человеком доброй воли, сбитым с толку дурной наследственностью. Он был физически слаб, эмоционально
