Хогбены, гномы, демоны, а также роботы, инопланетяне и прочие захватывающие неприятности - Генри Каттнер

– Нет, – сказал Авессалом, и в его тонком голосе прозвучала удивительно взрослая нотка. – Дело не в отсутствии возможностей. Дело в неспособности.

– Что? – переспросил Локк.

– Ты упорно не соглашаешься с тем, что я могу преспокойно изучать энтропическую логику. Я это знаю. Поговорил с другими вундеркиндами.

– О семейных делах?

– Мы с ними одной расы, – пояснил Авессалом. – А ты нет. И, пожалуйста, не говори со мной о сыновней любви. Ты сам давно нарушил ее законы.

– Продолжай, – спокойно процедил Локк сквозь зубы. – Но только оставайся в пределах логики.

– Остаюсь. Я думал, мне еще долго удастся обойтись без этого, но теперь я вынужден. ты не даешь мне делать то, что нужно.

– Стадийная мутация. Кумулятивный эффект. Понятно.

– Пламя было слишком жаркое. Локк сделал шаг вперед, чтобы отойти от камина. Авессалом слегка попятился. Локк внимательно посмотрел на сына.

– Это и есть мутация, – сказал мальчик. – Не полная, но дедушка был одним из первых. Ты – следующая ступень. А я еще следующая. Мои дети будут ближе к полной мутации. Единственные специалисты по психодинамике, которые хоть чего-то стоят, – это гениальные дети твоего поколения.

– Благодарю.

– Ты меня боишься, – продолжал Авессалом. – Боишься и завидуешь.

Локк рассмеялся.

– Так где же логика?

Мальчик нервно глотнул.

– Это и есть логика. Раз уж ты убедился, что мутация кумулятивна, для тебя невыносима мысль, что я тебя вытесню. Это твой главный психический сдвиг. То же самое было у тебя с моим дедом, только наоборот. Потому-то ты и обратился к психодинамике, стал там божком и начал вытаскивать на свет тайные мысли студентов, отливать их разум по шаблону адамову. Ты боишься, что я тебя в чем-то превзойду. Так оно и будет.

– Поэтому, наверное, я и разрешил тебе изучать все, что ты хочешь? спросил Локк. – С единственным исключением?

– Да, поэтому. Многие гениальные дети работают так усердно, что перенапрягаются и полностью теряют умственные способности. Ты бы не твердил об опасности, если бы – в нынешних обстоятельствах – она у тебя не превратилась в навязчивую идею. А подсознательно ты рассчитывал, что я действительно перенапрягусь и перестану быть твоим потенциальным соперником.

– Понятно.

– Ты разрешал мне заниматься алгеброй, планиметрией, матемитическим анализом, неевклидовой геометрией, но сам не отставал ни на шаг. если раньше та или иная тема была тебе незнакома, ты, не жалея усилий, подучивал ее: удостоверялся, что она тебе доступна. Ты принимал меры, чтобы я тебя не превзошел, чтобы я не получил знаний, которых нет у тебя. И потому ты так упорно не разрешаешь мне учить энтропическую логику.

Лицо Локка осталось бесстрастным.

– То есть? – холодно произнес он.

– Сам ты не мог ее осилить, – пояснил Авессалом. – Ты пытался, но она тебе не дается. Ум у тебя не гибкий. Логика не гибкая. Она основывается на аксиоме, будто минутная стрелку отсчитывает шестьдесят секунд. ты потерял способность удивляться. Слишком многое переводишь из абстрактного в конкретное. А мне дается энтропическая логика!

Я ее понимаю!

– Этого ты нахватался за последнюю неделю, – заметил Локк.

– Нет. Ты думаешь о сеансах? Я уже давно научился отгораживать от твоего прощупывания некоторые участки мозга.

– Не может быть! – вскричал пораженный Локк.

– Это по-твоему. Я ведь – следующая ступень мутации. У меня много талантов, о которых ты и не подозреваешь. Но одно я знаю твердо: для своего возраста я не так уж развит. В яслях ребята меня обогнали. Их родители подчинялись законам природы: долг родителей – оберегать потомство. Только незрелые родители отстают от жизни, в том числе и ты.

Лицо Локка по-прежнему хранило бесстрастное выражение.

– Значит, я недозрел? И ненавижу тебя? Завидую? Ты уверен?

– Правда это или нет?

Локк не ответил на вопрос.

– По уму ты все же уступаешь мне, – сказал он, – и будешь уступать ближайшие несколько лет. Я готов согласиться, если хочешь, что твое превосходство – в гибкости ума и талантах homo superior. Какими бы ни были эти таланты. Но твое превосходство уравновешивается тем, что я взрослый, физически развитый человек, и ты весишь меньше меня раза в два с лишним. По закону я – твой опекун. И я сильнее, чем ты.

Авессалом опять глотнул, но ничего не ответил. Локк приподнялся на носках, поглядел на мальчика сверху вниз. Его рука скользнула к поясу, но нащупала лишь бесполезную "молнию".

Локк направился к двери. У порога он обернулся.

– Я докажу тебе, что превосходство на моей стороне, – сказал он холодно и спокойно. – И тебе придется это подтвердить.

Авессалом промолчал.

Локк поднялся наверх. Он прикоснулся к рычажку на шифоньерке, порылся в выдвинувшемся ящике и извлек эластичный ремень. Он пропустил прохладную, глянцевитую полосу сквозь пальцы. Потом снова вошел в гравилифт.

Теперь губы у него были белы и бескровны.

У двери столовой он остановился, сжимая в руке ремень. Авсессалом не сдвинулся с места, но рядом с мальчиком стояла Эбигейл.

– Ступайте прочь, сестра Шулер, – приказал Локк.

– Не смейте его бить, – ответила Эбигейл, вскинув голову и поджав губы.

– Прочь!

– Не уйду. Я все слышала. И каждое его слово – истина.

– Прочь, говорю! – взревел Локк.

Он рванулся вперед, на ходу разматывая ремень. Тут нервы Авессалома сдали. Он в ужасе вскрикнул и слепо метнулся прочь в поисках убежища, которого здесь не было.

Локк устремился за ним.

Эбигейл схватила каминную решетку и швырнула ее в ноги Локку. Теряя равновесие, тот выкрикнул что-то невнятное. Потом взметнул одеревеневшие руки и тяжело грохнулся об пол.

Головой он ударился об угол стула и затих, недвижим.

Эбигейл и Авессалом переглянулись поверх распростертого тела. Внезапно женщина упала на колени и расплакалась.

– Я его убила, – прорыдала она. – Убила… но я ведь не могла допустить, чтобы он тебя тронул, Авессалом!

Не могла!

Мальчик прикусил губу. Он медленно подошел к отцу, осмотрел его.

– Он жив.

Эбигейл судорожно, взахлеб перевела дыхание.

– Иди наверх, Эби, – сказал Авессалом, нахмурясь. – Я сам окажу ему первую помощь. Я умею.

– Нельзя…

– Пожалуйста, Эби, – упрашивал он. – Ты упадешь в обморок и вообще, мало ли что… Ступай, приляг. Право же, ничего страшного.

Наконец она села в лифт. Авессалом, задумчиво посмотрев на отца, подошел к видеоэкрану.

Он вызвал Денверские ясли. Вкратце обрисовал положение.

– Что теперь делать, Малколм?

– Не отходи. – Наступила пауза. На экране появилось другое мальчишечье лицо.