Хогбены, гномы, демоны, а также роботы, инопланетяне и прочие захватывающие неприятности - Генри Каттнер

Райан засмеялся.

– Мои ребятишки проходят тут энтропическую логику. Ээ-э… вы уверены, что все поняли?

– Я понял достаточно. Во всяком случае, убедился, что ребенку незачем ее изучать, пока у него не расширится кругозор.

– У наших она идет как по маслу, – возразил врач. – Не забывайте: Авессалом – гений, а не заурядный мальчик.

– Знаю. Но знаю и то, какая не мне ответственность. надо сохранить нормальную домашнюю обстановку, чтобы дать Авессалому чувство уверенности в себе, – это одна из причин, по которым пока нежелательно, чтобы ребенок жил в Баха-Калифорнии. Я хочу его оберегать.

– У нас и раньше не было единства в этом вопросе. Все одаренные дети прекрасно обходятся без присмотра взрослых, Локк.

– Авессалом – гений, но он ребенок. Поэтому у него отсутствует чувство пропорций. Ему надо избегать множества опасностей. По-моему, это ошибка – предоставлять одаренным детям свободу действий и разрешать им делать все что угодно. У меня были веские причины не отдавать Авессалома в ясли. Всех гениальных детей смешивают в одну кучу и предоставляют самим выкарабкиваться. Абсолютно искусственная среда.

– Не спорю, – сказал Райан. – Дело ваше. По-видимому, вы не желаете признать, что в наши дни кривая рождаемости гениев приобрела вид синусоиды. Через поколение…

– Я и сам был гениальным ребенком, но я-то с этим справился, разгорячился Локк. – У меня хватало неприятностей с отцом. Это был тиран, мне просто повезло, что он не искалечил мою психику. Я все уладил, но неприятности были. Я не хочу, чтобы у Авессалома были неприятности. Поэтому я прибегаю к психодинамике.

– К наркосинтезу? К принудительному гипнозу?

– Вовсе он не принудительный, – огрызнулся Локк. – Это духовное очищение, оно многого стоит. Под гипнозом Авессалом рассказывает мне все, что у него на уме, и тогда я могу ему помочь.

– Не зная, что вы это делаете, – медленно произнес Райан. – Я вовсе не уверен, удачная ли это затея.

– Я ведь вас не поучаю, как надо заведовать яслями.

– Да. А вот детишки поучают. Из них многие умнее меня.

– Преждевременно развившийся ум опасен. Ребенок способен разогнаться на коньках по тонкому льду, не проверив его прочности. Но не подумайте, будто я удерживаю Авессалома на месте. Я только проверяю, прочен ли лед. Я-то могу понять энтропическую логику, но Авессалом пока еще не может. Придется ему подождать.

– Так что же?

Локк колебался.

– Гм… вы не знаете, ваши ребята не сносились с Авессаломом?

– Не знаю, – ответил Райан. – Я в их дела не вмешиваюсь.

– Ну, что ж, тогда пусть они не вмешиваются в мои дела и дела Авессалома. Желательно, чтобы вы выяснили, поддерживают ли они связь с моим сыном.

Наступила долгая пауза. Потом Райан неторопливо сказал:

– Постараюсь. Но на вашем месте, брат Локк, я бы разрешил Авессалому уехать в Баха-Калифорнию, если он хочет.

– Я знаю, что делаю. – С этими словами Локк дал отбой. Взгляд его снова обратился к библии.

Энтропическая логика!

Когда ребенок достигает зрелости, его соматические и физиологические показатели придут в норму, но пока что маятник беспрепятственно раскачивается из стороны в сторону. Авессалому нужна твердая рука – для его же блага.

А ведь с некоторых пор ребенок почему-то увиливает от гипнотических сеансов. Что-то с ним неладно.

Беспорядочные мысли проносились в мозгу Локка. Он забыл, что сын его ждет, и вспомнил, лишь услышав из настенного динамика голос Эбигейл, которая объявила, что обед подан.

За обедом Эбигейл Шулер сидела между отцом и сыном, как Атропа готовая обрезать разговор, едва только он примет нежелательный для нее оборот.

Локк почувствовал, как в нем нарастает давнишнее раздражение: Эбигейл считает своим долгом защищать Авессалома от отца. Быть может, из-за этого ощущения Локк наконец сам затронул вопрос о Баха-Калифорнии.

– Ты, как видно, учишь энтропическую логику. – Вопрос не застал Авессалома врасплох. – Убедился ты, что он для тебя чересчур сложна?

– Нет, папа, – ответил Авессалом. – Не убедился.

– Начатки математического анализа могут показаться ребенку легкими. Но стоит ему углубиться… Я ознакомился с энтропической логикой, сын, просмотрел всю книгу, и мне было трудновато. А ведь у меня ум зрелый.

– Я знаю, что у тебя зрелый. И знаю, что у меня еще незрелый. Но все же полагаю, мне это доступно.

– Послушай, – сказал Локк. – Если ты будешь изучать этот предмет, у тебя могут появиться психопатологические симптомы, а ты не распознаешь их вовремя. Если бы мы проводили сеансы ежедневно или через день…

– Но ведь университет в Баха-Калифорнии!

– Это меня и тревожит. Если хочешь, дождись моего саббатического года, я поеду с тобой. А может быть, этот курс начнут читать в каком-нибудь более близком университете. Я стараюсь внимать голосу разума. Логика должна разъяснить тебе мои мотивы.

– Она и разъясняет, – ответил Авессалом. – С этой стороны все в порядке. Единственное затруднение относится к области недоказуемого, так ведь? То есть ты думаешь, что мой мозг не способен без опасности для себя усваивать энтропическую логику, а я убежден, что он способен.

– Вот именно, – подхватил Локк. – На твоей стороне преимущество: ты знаешь себя лучше, чем мне дано тебя узнать. Зато тебе мешает незрелость, отсутствие чувства пропорций. А у меня еще одно преимущество – большой опыт.

– Но ведь это твой опыт, папа. В какой мере он ценен для меня?

– Об этом ты лучше предоставь судить мне, сын.

– Допустим, – сказал Авессалом. – Жаль вот только, что меня не отдали в ясли для одаренных.

– Разве тебе тут плохо? – спросила задетая Эбигейл, и мальчик быстро поднял на нее теплый, любящий взгляд.

– Конечно, хорошо, Эби. Ты же знаешь.

– Тебе будет намного хуже, если ты станешь слабоумным, – язвительно вставил Локк. – Например, чтобы изучать энтропическую логику, надо овладеть темпоральными вариациями, связанными с проблемой относительности.

– От таких разговоров у меня голова разбаливается, – сказала Эбигейл. – И если вас беспокоит, что Авессалом перенапрягает мозг, не надо с ним разговаривать на эти темы. – Она нажала на кнопки, и металлические тарелки, украшенные французской эмалью, соскользнули в ящик для грязной посуды.

– Кофе, брат Локк… молоко, Авессалом… а я выпью чаю.

Локк подмигнул сыну, но тот оставался серьезным. Эбигейл поднялась и, не выпуская из рук чашки, подошла к камину. Она взяла метелку, смахнула осевший пепел, раскинулась на подушках и протянула к огню тощие ноги. Локк украдкой зевнул, прикрыв ладонью рот.

– Пока мы не пришли к соглашению, сын, пусть все будет по-прежнему. Не трогай больше ту книгу об энтропической логике. И другие тоже. Договорились?