Берлин, Александрплац - Альфред Дёблин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Машина отъезжает, все подхватывают: Ах, кто ж это сыр на вокзал покатил?
Что ж, дело идет как по маслу. А мы с вами – пешком. Какой-то элегантный господин пересекает улицу, кланяется, это начальник отделения, здравствуйте, господин комиссар! Они заходят вдвоем в подъезд ближайшего дома, остальные разделяются, кто куда, сбор – на углу Пренцлауер- и Мюнцштрассе.
Заведение на Александрштрассе битком набито, пятница, кто получил зарплату, идет спрыснуть ее, музыка, громкоговоритель, «быки» проталкиваются мимо стойки, молодой комиссар говорит с каким-то господином, оркестр перестает играть: облава, сыскная полиция, все в полицейпрезидиум. Посетители сидят за столиками, смеются, не трогаются с места, болтают, кельнер продолжает подавать. В коридоре плачет и кричит взятая вместе с двумя другими девица: Я же там выписалась, а здесь меня еще не успели прописать, ну так что ж, переночуешь ночь, только и всего, не пойду, не пойду, не смейте меня хватать, от этого еще никому не поздоровилось. Отпустите меня, пожалуйста, здесь я вас не могу отпустить, придем на место, тогда поговорим, ведь машина только что ушла, а почему вам дают так мало машин, пожалуйста, вы нас не учите, сами знаем. Кельнер, бутылку шампанского – ноги помыть. Слушайте, мне же надо на работу, я работаю здесь рядом, у Лау, кто же мне за прогул заплатит, ничего не поделаешь, отпустить вас никак не могу, да я ж вам говорю, мне на постройку надо, это же лишение свободы, все должны идти, все, кто здесь есть, да ты, брат, не расстраивайся, надо ж этим людям облавы устраивать, а то они уже и сами не знают, за что им жалованье платят.
Задержанных уводят небольшими партиями. Грузовики непрерывно снуют в полицейпрезидиум и обратно, «быки» похаживают туда-сюда, в дамской уборной крик и шум, одна из девиц лежит на полу, кавалер ее стоит рядом с нею. Как это мужчина попал в дамскую уборную? Сами видите, что с этой дамой сделалась истерика. «Быки» многозначительно улыбаются, спрашивают, есть ли у «кавалера» удостоверение личности? Нет? Так и надо было ожидать! Тогда потрудитесь остаться здесь, вместе с «дамой». Та продолжает кричать, однако имейте в виду, что, когда все разойдутся, она встанет как ни в чем не бывало. И эта парочка пустится танцевать танго. Кто-то грозится, что уложит кулаком всякого, кто только посмеет тронуть его. Бар уже почти опустел. Возле двери стоит человек, которого крепко держат за руки два шупо, орет: «Я был в Манчестере, в Лондоне, в Нью-Йорке, и ни в одном городе нет таких безобразий, ни в Манчестере, ни в Лондоне». Его выпроваживают на улицу. Вали, вали, не задерживайся, как поживаете, помаленечку, кланяйтесь вашей покойной собачке.
В четверть одиннадцатого, когда вся эта процедура уже приближалась к концу и только впереди, где ступеньки на эстраду, и сбоку, в углу, оставалось еще несколько занятых столиков, входит вдруг какой-то мужчина, хотя, собственно говоря, сюда давно уже никому не полагается входить. Шупо неумолимы и никого не впускают, хотя то и дело заглядывают в дверь девицы: ах, я же сговорилась, нет, фрейлейн, вам придется зайти еще раз часов в двенадцать, до тех пор ваш знакомый задержится у нас в полицейпрезидиуме. Но этот старый господин был при том, как отправляли последнюю партию, и видел, как шупо еще напоследок пустили в ход резиновые дубинки, потому что в грузовик хотело набиться больше народу, чем он мог поднять. Машина отъехала, у входа стало посвободнее, и этот человек спокойно прошел в дверь мимо обоих «быков», которые как раз глядели в другую сторону, потому что там уж опять кто-то насильно лез в бар и ругался с не пускавшими его полицейскими. В тот же момент из казармы подходит, под улюлюканье толпы на противоположной стороне улицы, новый отряд шупо, люди на ходу затягивают потуже пояса. Тем временем седой мужчина входит в заведение, требует у стойки бокал пива и подымается с ним по ступенькам, а в уборной все еще кричит та самая дамочка, и несколько человек за столиками смеются, болтают и делают вид, будто все это их совершенно не касается.
Этот человек садится за отдельный столик, прихлебывает пиво, оглядывается по сторонам. И вдруг его нога наталкивается на какой-то предмет на полу, около самой стены, он нагибается, шарит рукой, э, да это револьвер, верно, кто-нибудь бросил, что ж, недурно, теперь, значит, у меня целых два. На каждом пальце будет по душе, а если Боженька спросит почему, то можно ответить, еду в карете, как барин, чего не было на земле, то можно позволить себе на небесах. Вот устроили тут облаву, правильно, иначе и быть не может. Это значит, кто-нибудь из начальства в сыскном хорошо позавтракал, а потом и говорит, пора опять устроить большую облаву, чтоб было о чем писать в газетах. Потому что высшее начальство должно видеть, что мы не сидим без дела. Или, может быть, кому-нибудь хочется получить повышение по службе или прибавку, или его жене нужно меховое пальто, вот и мучают людей, да еще непременно в пятницу, когда бывает получка.
Седой мужчина остался в шляпе, правая рука у него засунута в карман, левая тоже, когда он не берется за бокал. Один из агентов, с кисточкой щетины на зеленой охотничьей шляпе, проходит по залу, подгоняет, всюду пустые столики, на полу папиросные коробки, газетная бумага, обертки от шоколада. Агент торопит оставшихся, сейчас повезут последнюю партию. Спрашивает старого господина: «Вы уже расплатились?» Тот глядит прямо перед собой, ворчит: «Я ведь только что пришел». – «Совершенно напрасно, но теперь вам придется прогуляться с нами». – «Это уж мое дело». Агент, плотный, широкоплечий мужчина, оглядывает его с головы до ног, это что за тип? Тоже, нашел время бузить. Агент молча поворачивается, спускается по ступенькам вниз и вдруг чувствует, как его пронзает сверкающий взгляд старика, ну и глаза ж у него, тут что-нибудь да не так. Агент подходит к двери, где стоят другие, шепчется с
