Династии Сперанских, Филатовых, Живаго, Овчинниковых и ХХ век. Записки счастливого человека - Алексей Адрианович Овчинников

такси. Я подошел к коричневой «Победе» с шашечками на боку и за семьдесят рублей (огромная сумма по тем временам, равная месячной зарплате врача или инженера) сторговался с наглым грузином, который взялся довезти меня до Тбилисского вокзала. Мы выехали во второй половине дня, и всю дорогу мой водитель, не спрашивая меня, подсаживал в машину разных попутчиков, так что временами в машине ехало по шесть-семь пассажиров. Я предусмотрительно сел впереди, но и рядом со мной постоянно сидел какой-нибудь «кацо». Со всех пассажиров шофер получал тот или иной бакшиш. К сожалению, большую часть знаменитой Военно-Грузинской дороги и самую интересную, горную ее часть мы проехали в темноте, и я лишь на слух определял знакомые названия: Казбеги, Крестовый перевал, Пассанаури, Душети… Наконец мы миновали Мцхету, которую я тоже не смог увидеть, и в первом часу ночи подъехали к вокзалу.

У меня был телефон квартиры Месхишвили, но звонить, а тем более идти к малознакомым людям глубокой ночью мне казалось неудобным. Поэтому я решил переночевать на вокзале, а утром идти искать Большого Ладо. Но не тут-то было. Как только я расстелил свой спальный мешок на скамейке в зале ожидания, где спали многочисленные грузины, ко мне подошел местный милиционер и потребовал показать паспорт и билет на поезд. Когда он увидел, что я из Москвы, и узнал, что билета у меня нет, в его глазах засветилась радость, и он сказал, что спать на вокзале нельзя и, если мне негде ночевать, он отведет меня в отделение, где я смогу сколько хочу спать в «обезьяннике» вместе с бомжами. Я показал ему адрес Алекси-Месхишвили, и его лицо немного изменило свое злорадное выражение. Очевидно, даже вокзальный мент слышал эту знаменитую в Тбилиси фамилию. Я сказал, что возьму такси и поеду по этому адресу, и он меня отпустил. Но ехать к Большому Ладо я по-прежнему стеснялся. Поэтому я пошел в сторону центра и вдруг увидел впереди большой холм, на вершине которого стояло какое-то круглое здание, не то цирк, не то театр. Это действительно оказался городской цирк. Я поднялся по тропинке на вершину холма, забрался в кусты и, расстелив спальный мешок, залез в него и улегся спать. Спал я плохо, так как мешали своим криком многочисленные цикады и злая мошкара больно кусала в открытые части лица. Но все же я немного вздремнул. На рассвете, проснувшись от шума машин внизу, я потный и грязный, как настоящий бомж, зашел на рынок, съел очень острый чебурек, запил его коричневой сладкой бурдой под названием «кофейный напиток», дождался восьми часов и, решив, что это самое подходящее время для звонка малознакомым людям, позвонил по заветному номеру. Владимир Шалвович, к моему счастью, оказался дома. Он спросил, откуда я звоню, и объяснил, как найти его дом. Центр Тбилиси довольно маленький, всё близко, и через полчаса я входил в подъезд дома № 13 по улице Тархнишвили, под прямым углом отходящей от проспекта Руставели недалеко от нового здания Тбилисской филармонии. Большой Ладо был дома один. Он спросил, когда я приехал, и, узнав, что я в городе со вчерашнего вечера и ночевал на горе у цирка, ужасно рассердился. «Ты полный дурак, – сказал он мне с мягким грузинским акцентом, – ты можешь себе представить, что я приехал в Москву и ночую на улице вместо того, чтобы пойти к друзьям! Как же ты мог так поступить?» На мой жалкий лепет, что мне неудобно было звонить ему в столь поздний час, он только махнул рукой и сказал: «Ты не просто дурак, а законченный идиот. А сейчас снимай с себя все и иди в ванну. А я пока приготовлю тебе завтрак. Ты, наверное, голодный как волк». Пока я отмывал с себя двухмесячную горную грязь и суточную дорожную пыль и стирал свою единственную более или менее приличную рубашку, Большой Ладо достал огромную сковороду, нарезал в нее пять или шесть помидоров и залил их десятком яиц. Он налил из стеклянного кувшина большую кружку крюшона, достал из холодильника овечий сыр и лаваш и поставил это на стол. Он надел на меня свой махровый халат и велел съесть все без остатка, что я и сделал без больших затруднений. После этого он постелил мне чистые простыни на диване и велел спать до четырех часов, когда придет с работы Тина.

Я действительно мгновенно заснул и проснулся от звука открываемого дверного замка. Я только успел надеть подсохшую рубашку, как в комнату вошла миловидная женщина средних лет, несмотря на грузинские черты лица, немного напоминающая мне мою маму. «Здравствуй, я Тина, но я знаю, как русские любят отчества, поэтому, если хочешь, можешь звать меня Тиной Владимировной. Я принесла свежий сыр и хлеб, и сейчас мы выпьем с тобой чаю. К сожалению, моих ребят нет в городе. Сейчас каникулы, и они гостят в деревне». От нее исходило какое-то удивительное сердечное гостеприимство. У Тины Владимировны Паниашвили действительно было много общего с моей матерью. Они обе были из старых интеллигентных семей, обе работали в проектных институтах на маленьких должностях, обе были замужем за яркими, активными, жизнелюбивыми мужчинами, архитекторами и горнолыжниками, обе к старости остались в одиночестве.

Мы выпили чаю с потрясающе вкусным свежим хлебом и сыром сулугуни, а потом я пошел на вокзал и купил себе билет на поезд до Сухуми. Вечером вернулся Большой Ладо, и мы ужинали втроем. А после ужина пили великолепный крюшон, который Ладо приготовил прямо при мне, вылив в большую вазу две бутылки гурджаани, положив туда много мелко нарезанных спелых персиков, яблок и груш и вылив туда же их сладкий сок. На следующее утро я распрощался с гостеприимным домом Ладо и Тины, пообещав, что буду приходить к ним в любое время дня и ночи, когда бы ни оказался в Тбилиси. Я действительно в последующие годы жил в этой квартире не один раз, но Большого Ладо там уже не было.

Дорогу до Сухуми я не запомнил, а вот как искал университетских горнолыжников, помню прекрасно. Первым делом я отправился на городской почтамт, где надеялся найти послание на свое имя с адресом моих друзей. Кроме того, я ожидал посылку от отца с маской и трубкой для подводного плавания, которые он сделал из подручных материалов, находясь в больнице «Высокие горы». Адреса университетской команды я не нашел, а отцовский подарок получил. Получил и несколько его писем, в которых было написано, как он клеил маску и изготавливал