Пустующий трон - Кен Лю

к новому танцу. Сатаари приготовилась запевать, а зрители приступили к третьей порции блюд.

Взгляд Тэры зацепился за цветную пыль. Она присмотрелась к холсту и поняла, что красочные крупинки приплясывают. Медленно, ритмично, осторожно.

Но барабаны молчали. Адьулек по-прежнему опиралась на посох.

«Почему кожа на барабане вибрирует?»

Не успела она задаться этим вопросом, как по телу ее прошла дрожь. Рива протяжно зарычал, также вздрагивая всем телом. Тэра повернулась к Сами; та пыталась успокоить гаринафина, крепко прижимаясь к его правому рогу.

Все гаринафины вокруг всполошились и заревели.

Люди вокруг костра вскакивали на ноги. Со всех ковров доносились недоуменные голоса.

Ночное небо у выхода из долины расчертили яркие огненные полосы.

«Что это? Падающие звезды? Небо разверзлось?»

Таквал бросился на середину площади, к костру:

– По гаринафинам! На нас напали!

Глава 27

Изгнанники

Тем временем в Крифи

Сквозь прутья решетки Саво Рьото смотрел на кривой прямоугольник лунного света на полу сырой камеры. Вечный рокот моря снаружи заглушал звуки мира людей, и молодой человек попытался дышать в такт ему, примиряясь с судьбой.

Холодная пещера была открыта всем ветрам. Даже зимой здесь не разжигали огонь, и Саво все сильнее кутался в тряпки, служившие ему постелью. Его дыхание облачками застывало в воздухе.

За месяцы заключения он неоднократно представлял себе ужасную гибель в пламени гаринафина, и теперь она больше не пугала его.

«Хотя бы согреюсь», – думал юноша, зловеще улыбаясь.

Он грустил лишь из-за матери, которой суждено было остаться одной, и из-за наставницы Надзу Тей. Завтра, в день Праздника зимы, той предстояло разделить его участь. В этой жизни Саво уже не сможет отплатить им за все, что они для него сделали. Не узнает истину, на которую намекала Надзу Тей, не примирит между собой две страны Укьу-Тааса – ту, что была известна ему, и ту, которая, согласно намекам наставницы, скрывалась между строк выхолощенных перевоспоминаний. Ему предстояло отправиться на Край Света и перейти горы, в надежде, что в духовном мире удастся сполна воздать двум главным женщинам в его жизни за их любовь.

Ржавая дверь камеры со скрипом открылась. Саво обернулся, ожидая увидеть тюремщика. Единственным способом попасть в камеру, устроенную прямо в скале, было спуститься на лебедке с вершины. Но для последней трапезы было, кажется, еще рановато?

Однако гость появился не сверху. Темная фигура вскарабкалась снизу и встала на краю пещеры. Незнакомец был высоким, худощавым, с наголо бритой головой, которую отсвет факелов снизу и сзади окружал неким подобием нимба. Неужели к нему явился сам Торьояна-Целитель, бог милосердия?

Незнакомец повернулся, наклонился над краем пещеры и опустил вниз руку. А когда выпрямился, в руке у него был факел. Он приблизился к Саво.

– Идем. Нельзя терять ни минуты.

Голос принадлежал его матери.

Как во сне, Саво послушно последовал за ней, не в силах задавать вопросы. Он увидел вбитый в скалу клин со скобой и привязанной к ней веревкой. Гозтан надела сыну на грудь портупею наподобие тех, что носили наездники гаринафинов, прикрепила его к веревке и начала спускать в темноту, к беснующимся волнам внизу.

Саво не чувствовал себя беспомощным; напротив, он не сомневался, что оказался в надежных руках. Он вновь ощутил себя четырехлетним малышом, вспомнив, как мать готовила его к первому полету на гаринафине. В ту пору они еще жили в Укьу – в доме, который он помнил лишь смутно, – и все пятеро его отцов наблюдали за ним, подбадривая и делясь противоречащими друг другу советами, а старый раб Ога подтягивал портупею, чтобы Саво как можно надежнее держался на груди у Гозтан.

«Молодец, – сказал ему Ога на языке дара. – Держи глаза и душу нараспашку».

«Это совсем не страшно!» – Мама наклонилась и чмокнула Саво в макушку. Затем выпрямилась, и он почувствовал, как земля ушла из-под ног. Гозтан поднялась на голову гаринафина, и крылатый зверь поднес их к своему плечу. Только тогда Саво поверил, что вот-вот взлетит в небеса.

Сейчас он был ближе к морю. На волнах раскачивался крошечный ялик, не больше рыбацких лодок, на которых местные ходили за ценным марлином.

Чьи-то грубые руки схватили юношу и усадили его в ялик. Саво покачнулся, не сразу найдя точку опоры на шаткой палубе.

Позже, когда мать присоединилась к нему, она объяснила, что это пираты. Корсары, отъявленные морские разбойники, чьим домом были бескрайние соленые просторы, в последние годы держались подальше от Руи и Дасу, опасаясь огнедышащих гаринафинов, патрулировавших небо над берегами островов. Но некоторые предприимчивые капитаны додумались заключать союзы с танами льуку. Они грабили торговые корабли дара и продавали добычу танам, которым не хватало богатств, привозимых в качестве официальной дани. Танванаки не препятствовала таким соглашениям, а иногда даже нанимала пиратские команды для выполнения задач, недопустимых для самих льуку.

Вот и Гозтан, чтобы вызволить Саво, обратилась к пиратам. Эти морские разбойники, привычные к набегам на прибрежные деревушки и ловко лазавшие по утесам в поисках укромных местечек для своих сокровищ, знали все хитрости подъема и спуска по отвесным скалам.

Теперь они должны были увезти юношу подальше от Руи и Дасу. По сравнению с гибелью в пламени гаринафина пиратская кочевая жизнь была куда приятнее.

– Свидимся, когда приедешь поторговать, – сказала Гозтан. – Может, ты даже центральные острова посмотришь, как всегда мечтал. Увидишь чудесные машины, о которых столько слышал.

Новость о том, что теперь ему придется жить вдали от дома, повергла Саво в смятение. Он невольно подумал о самых близких людях.

– А мастера Надзу Тей ты не можешь спасти?

Гозтан помотала головой:

– Я и так еле-еле уговорила пиратов дать тебе место на корабле, на это ушли все деньги. Если Диаса пожелает, будем видеться пару раз в год. Молодой парень вроде тебя пригодится пиратам, а от старой ученой им нет абсолютно никакого проку. Я сделала все, что в моих силах, чтобы спасти тебя.

Печаль словно бы ударила Саво обухом по голове. Он задрожал на холодном ветру.

Гозтан набросила ему на плечи плотную накидку, как в детстве.

Тут только юноша осознал, на какой риск пошла ради него мать.

– А с тобой что будет? – спросил он. – Если поутру меня не найдут, то сразу заподозрят тебя.

– Пэкьу и так все знает, – ответила Гозтан. – Я ведь выразила сожаление, что ты не сможешь послужить ей в Укьу-Тааса. Но это не значит, что ты не послужишь ей, да и всем нам, в другом месте.

– Не понимаю, – смутился Саво. –