Пустующий трон - Кен Лю

с городом-кораблем произвели на него огромное впечатление, и ему хотелось наладить производство этого вещества. Предложение советников дара собирать в пещерах долины Кири гуано для изготовления селитры было одним из немногих, которые таны агонов встретили на ура.

– Наверное, потому, что тогда методы ведения войны были другими, – предположила командор Типо То, находившаяся на большом сроке беременности. Ее муж Нмэджи Гон стоял за ней, держа за руки двух детей.

Тэра предложила Типо место на своем ковре, но та со смехом отказалась:

– Если я прилягу, то потом не встану. Лучше уж постою.

– Но почему взрывчатый порошок не подходил для старых методов ведения войны? – не унимался Таквал.

– Во время войн Диаспоры сражения ограничивались небольшими стычками в открытом поле и дуэлями между сильнейшими героями, владевшими редким и дорогим бронзовым оружием, – пояснила Типо. – Лишь много позже, когда население Дара возросло, а оружие стали изготавливать из железа, государства Тиро начали собирать большие армии для осады городских стен. Тогда в использовании взрывчатого порошка появился смысл.

– Акуле ни к чему летать на воздушном змее, – Нмэджи Гон погладил бороду, будто заправский мудрец, – а воробью не оценить премудрости подводного колокола. Радзутана, какой-нибудь древний ано наверняка говорил что-то в этом роде?

Радзутана усмехнулся:

– Боюсь, я недостаточно учен, чтобы знать о подобном высказывании мудрецов ано.

– Эй, поосторожнее! – Типо пихнула мужа в плечо. – Думал, я не замечу насмешку моряка над воздухоплавателем? С чего это вдруг ты акула, а я воробей? Как по мне, так сокол-минген и прыщавая жаба – куда более подходящее сравнение!

Гон притворно скривился и потер плечо:

– Однако я весьма удачливая жаба, раз сумела поймать такую птичку, как ты.

Тэра задумалась. Научные традиции Дара настолько укоренились в ней, что казалось очевидным: принципы конструирования арукуро токуа могут быть использованы для создания самодвижущихся машин. Но степные народы не строили городов и не стяжали богатств. Какой прок здесь от хрупких костяных зверей в натуральную величину, когда кругом полно живых?

– Видимо, затею с арукуро токуа и впрямь придется отбросить, – сказала она Сами. – Прости, что напрасно отправила тебя на охоту.

– Не нужно извинений, – ответила Сами. – Изучать костяных чудищ было весело. Они совсем не похожи на настоящих зверей, но многие устроены так, что могут соперничать с созданиями богов. Я думаю написать о них трактат.

– Если напишешь, – криво улыбнулась Тэра, – то очень скоро не найдется никого, кто сможет его прочитать. Даже мои дети не хотят учить логограммы, а про агонов я вообще молчу. Грамотность – залог будущего, но никто мне не верит.

– Не теряйте надежду, принцесса, – сказала Сами. – Мне стоило большого труда убедить родителей, что девочкам тоже нужно учиться грамоте. Не сомневаюсь… – Однако договорить ей не дали.

– Принцесса Дара, ты притворяешься, будто знаешь будущее?

Все обернулись. Говорила старая женщина, скрюченная, как полумесяц. Ее тонкие белые волосы напоминали всклокоченные пучки оленьей травы, растущей на окраине Луродия Танта. Старуха приблизилась, опираясь на посох из кости гаринафина, который был выше нее самой. Казалось, резкий порыв ветра мог унести ее: такая она была хрупкая. Но в строгих глазах горел холодный гневный огонь. Группа перед Таквалом и Тэрой беззвучно расступилась, пропуская ее. Пэкьу и его жена почтительно встали.

– Голос Пра-Матери! – воскликнул Таквал, поклонился, наполнил чашу-череп кьоффиром и с уважением протянул женщине. – Прошу вас, выпейте со мной.

Старуха эта была не кто иная, как Адьулек, старшая среди всех шаманов, божественных танцоров и духописцев, поселившихся в долине Кири. Она считалась голосом Диааруры, Пра-Матери.

Адьулек передала посох своей молодой ученице и помощнице, Сатаари, и обеими руками приняла чашу от Таквала. Пэкьу наполнил другую чашу и выпил из нее. Старуха следила за ним без всяких эмоций и, когда он закончил, поднесла к губам свою. Она пила с отрешенным наслаждением; ее морщинистая шея колыхалась с каждым глотком, как у черепахи, и чаша опустела даже быстрее, чем у Таквала. Адьулек продемонстрировала всем пустое дно.

Лишь когда Таквал смиренно принял у нее пустую чашу, старуха повернулась к принцессе, глядя на нее холодными, как свет Нальуфин, глазами.

– Я никогда не утверждала, что знаю будущее, – скованно произнесла Тэра. Адьулек никогда не пыталась скрывать свое неодобрение и даже презрение по отношению к принцессе Дара, а та, в свою очередь, давно оставила надежды понравиться шаманке. – Но я знаю, что агонам стоит кое-чему научиться, дабы будущее не застало вас врасплох. Вы не понимаете, что такое письменность, и поэтому…

– Ты слишком многое предполагаешь, принцесса Дара, – перебила ее Адьулек. – Считаешь меня невежественной варваршей, не осознающей ценности вашего так называемого подарка. Но мы пишем сцены великих охот и побед, мы вырезаем линии и круги, отмечая рождение и смерть наших стад, мы завязываем узелки на память об обетах предков. Мы знаем, как освежить память доступными способами. – Она забрала посох у Сатаари и показала Тэре витые полоски кожи, свисающие с набалдашника. На всех были завязаны узелки разных форм и расцветок.

– Письменность даст вам больше. Ваши традиционные методы позволяют вспоминать прошлое, но не более, чем хранит ваша память. – Тэра указала на одну из кожаных полосок на посохе Адьулек и спросила у Таквала: – Что означает этот узел?

Таквал состроил такую мину, что стало понятно: он предпочел бы сейчас оказаться где угодно, только не здесь.

– Я… не знаю. Наверное, какое-то соглашение.

– Большой красный узелок – это пэкьу Акига Арагоз, – объяснила Адьулек. – А вот этот большой черный – тан Таал Тори, бывший вождем моего племени во времена, когда агоны еще не встали под единое знамя. Три узелка между ними означают три условия, на которых мое племя согласилось присоединиться к пэкьу Акиге и стать частью…

– Понятно, понятно, – нетерпеливо перебила ее Тэра. – Но разве вы не видите, что смысл этих узелков хранится непосредственно в вашей памяти? Вам они помогают вспоминать, но любой другой не поймет, что они означают. А при помощи письменности даже чужак, ничего не знающий о перевспоминании агонов, сразу поймет, каковы были эти три условия. Стоит лишь прочесть…

– А зачем чужакам знать о соглашениях, которые имеют значение только для меня и моего народа?

Тэра была вне себя. В подобных спорах она участвовала уже неоднократно.

– А что будет, когда вы умрете?

– Пока я жива, я передаю воспоминания Сатаари и детям моего племени, а они передадут их своим потомкам. Память узелков будет жить, покуда живы потомки племени Полукруглого Холма.

– Голос Диааруры, всем известно, как обширна ваша память, – поспешил успокоить старуху Таквал. – Вы уже пробовали…

– Это ненадежно, – заявила Тэра, не обращая