История Смотрителя Маяка и одного мира - Анна Удьярова

реальнейшем Форина, и Унимо, казалось, уже мог бы разглядеть её даже в пустыне. Он шёл за Смотрителем, внимательно изучая его ровные, будто по линейке проведённые следы.

– Теперь, когда ты стал частью реальнейшего и многому научился, я хочу, чтобы ты занимался тем, что действительно важно.

Смотритель говорил, не оборачиваясь, но Унимо слышал все слова до одного, как будто ветер специально подхватывал их и приносил к нему. Впрочем, возможно, так оно и происходило – это ведь был ветер в реальнейшем Форина. Но те слова, которые Унимо так давно мечтал услышать, казались теперь пустыми, как те раковины, которые хрустели под ногами. Это было страшно и в то же время необыкновенно, как всегда, когда свобода касается тебя краем своего крыла.

Почувствовав, что реальнейшее не отзывается так, как обычно, Форин остановился и медленно повернулся. Его глаза были наполнены расплавленной силой – казалось, они заполняли весь мир, были огромными, словно океаны, в которых привольно живут киты.

– Я могу научить тебя быть смотрителем этого мира. Всё в реальнейшем будет подвластно тебе, но ты должен будешь смотреть за равновесием. Это очень сложно и… утомительно, но лучше ничего и быть не может.

Пока Форин говорил, слова снова вернули своё значение, да так, что весь мир заполнился только ими. Нельзя было спрятаться даже за собственными мыслями: Унимо казалось, что в голове у него прошёл ураган, оставив только безжизненную равнину, над которой разносился голос Смотрителя. Негде было спрятаться, но Унимо постарался не поддаваться, состроив из последних сил болезненную кривую усмешку:

– А если я не хочу?

Смотритель улыбнулся в ответ, и Нимо почудилась торжествующая гримаса хищника.

– Ты ведь сам пришёл ко мне, помнишь? – вкрадчиво спросил Форин. – И сказал, что хочешь стать учеником Смотрителя. Надеюсь, ты не думаешь, что в моём мире можно так просто разбрасываться словами. Кто-то должен быть Смотрителем после меня, и ты отлично подходишь для этого.

– Нет, – отчаянно прошептал Унимо, – нет, я не хочу. Вы не можете меня заставить.

Форин расхохотался. Это, и правда, было смешно. Даже сам Нимо не мог не понимать, что ему нечего противопоставить. Что его «не хочу» на фоне реальнейшего не стоит даже букв, из которых оно состоит.

– Ну хорошо, – сказал Форин, – я немного помогу тебе.

И тут же Унимо оказался снова на той скале, куда его загнал Флейтист. Снова пальцы горели, снова он из последних сил цеплялся за камень, но теперь было ещё хуже – потому что он прекрасно знал, что произойдёт там, внизу.

– Не глупи, Унимо, дай мне руку, – на этот раз Форин протягивал ему руку с самым сочувственным выражением лица.

И это казалось таким правильным и единственно возможным – схватить протянутую руку. Вернуться в мир, в котором для него отведена не самая скучная роль. В котором ему будут открываться самые сокровенные тайны. В котором он сам когда-то так хотел оказаться.

Нимо осторожно покачал головой.

Форин начинал злиться.

– Я могу сделать так, что ты будешь бесконечно падать – всю свою жизнь и ещё много дольше, – устало сказал он.

Унимо кивнул. В его голове возникла напыщенная фраза: «Бесконечное падение – это ведь полёт», но он хорошо понимал, что для него бесконечное падение – это страх и страдания, растянутые в пространстве. И он понимал, что Форин, великий, сильный и умный Форин, может так сделать. Потому что в реальнейшем не было добра и зла. Только то, что важно, и то, что неважно. Отказавшись поддерживать мир Сморителя, Нимо оказался на стороне неважного.

Нимо собирался разжать пальцы, и в это мгновение оказался снова на берегу у Мор-Кахола. Форин сидел неподалёку, качал головой, вычерчивая на песке какие-то непонятные фигуры, похожие на графическое воплощение жестов Трикса.

– Ну что с тобой делать, – не поднимая головы, вздохнул Смотритель, – ладно, можешь заниматься чем хочешь. Иди.

И вот тут Унимо по-настоящему захотелось остаться. Остаться навсегда с мудрым Форином, научиться управлять миром – то есть поддерживать его хрупкое равновесие. И радоваться тому, что это получается. Ведь он действительно любил каждую улочку Тар-Кахола, все стороны Шестистроннего, Синт и других соседей.

Это было куда сложнее, чем не схватить протянутую руку на скале. Форин, конечно, знал, что делает. Знал, что теперь его ученик не сможет уйти.

И правда, Унимо не смог уйти – кто-то другой с тяжёлым сердцем развернулся и медленно побрёл прочь от Смотрителя, от моря, от себя.

И целый океан горькой, как пережжённый порошок тирены, тоски с оглушающим шумом затопил новый, только что созданный мир.

8.2.2 Deo ignoto53

Тео, озираясь, вышел к воротам Ледяного Замка – он почти сбежал, чтобы Мариона не вышла его провожать: никому от этого лучше не стало бы, – так что проводили его только вороны, деловито сидящие на галерее, да привратник, отсалютовавший с грустной улыбкой. Это улыбку Тео возвратил, но, едва только очертания серых ворот Ледяного Замка скрылись за первым перевалом, боль от потери целого мира со всей силы сдавила сердце. Стало тяжело дышать. Мир вокруг потемнел. И Тео не сразу заметил, что вокруг действительно всё окрасилось в чёрный цвет. Он растерянно оглянулся: поздней весной не должно так рано темнеть. Или он потерял счёт времени, утратив связь с реальностью?

Темнота была почти непроглядная. Подходила, как хищный, но осторожный зверь на расстояние вытянутой руки – так, что можно было разглядеть только себя самого. Тем не менее Тео не стал стоять на месте, а осторожно, нащупывая невидимую землю для каждого шага, продвигался вперёд. Это было мучительно, так идти, но, к счастью, скоро (слишком скоро даже для весенней ночи) рассвело, и Тео увидел знакомую дорогу в Ледяных горах, к югу от Школы.

Ободрившись, Тео умыл лицо в холодном горном ручье, в котором ещё плавали прозрачные колючие льдинки, и сел отдохнуть под маленькой изогнутой ветром лиственницей, которая сиротливо повисла на горном склоне.

Голова страшно болела – Тео даже подумал, не мог ли он упасть и удариться, когда бродил в темноте. Память и сознание были мутными, как пыльное витражное стекло. Радовало одно: с этого места, куда он пришёл за ночь, недалеко было до ближайшего городка – пять или шесть часов пути. И дорога лежала вполне проходимая: хотя подтаявший снег мешался с землёй, но внизу по склону, где снег оставался только в оврагах, было почти сухо.

Тео вздохнул, затем сделал несколько простых дыхательных упражнений, медленно вдыхая и ещё медленнее выдыхая воздух, и решил, что он может отправиться в путь. Тёплый дорожный плащ исправно защищал от холода, ботинки были удобные и почти новые – так что путешествие могло стать весьма лёгким делом. Если бы не тяжесть, которую Тео нёс в