В гору - Анна Оттовна Саксе

я работала у кулаков, некогда было. Потом — война, проклятые немцы… И теперь опять… ничего другого, кроме как скотный двор, кормить кур, доить коров и… оставаться дурой. Видно, моя судьба такая проклятая!

— Янина, судьба тут ни при чем! — воскликнула Мирдза. — Вытри слезы! Послушай, чего бы мне это ни стоило, — ты попадешь в школу и сможешь учиться.

Янина посмотрела Мирдзе в глаза, но видно было, что девушка не совсем верит, считая, что ее обманывают, утешают, как маленького ребенка — лишь бы он не плакал.

— Неужели ты совсем уже не доверяешь людям? — сердцем Мирдзы овладела жалость. Она отдала бы все, что угодно, чтобы вселить в нее веру, что жизнь изменилась к лучшему, отношения людей стали другими, и не следует замыкаться в себе, а надо искать товарищей, которые смогли бы подать руку и облегчить подъем в гору.

— Давай так, я подумаю о тебе этой ночью и завтра, — обещалась Мирдза. — А послезавтра вечером приходи ко мне. Договорились?

Они расстались. Янина — несколько успокоившись, хотя еще колебалась между сомнениями и надеждами, Мирдза же — радуясь всем сердцем, что нашла общий язык с молодежью, что Янина все же доверилась ей, как сестре, и что теперь надо только придумать, как ей помочь, чтобы обещание не осталось обещанием. Чтобы учиться, нужны средства на жизнь, на одежду. У Янины их нет, и у нее нет никого, кто хотел бы ей помочь. Она подумала о том, что средства можно было бы собрать среди населения, но тут же отбросила эту мысль. Это походило бы на милостыню и обидело бы Янину. И разве она одна — сколько их таких, у которых трудная жизнь и немцы отняли возможность учиться! Отец как-то в шутку упомянул, что будет просить отдел народного образования открыть вечернюю школу. А что если это сделать в самом деле? Попросите учителей уделять каких-нибудь три часа в неделю, чтобы помочь молодежи подготовиться к сдаче экзаменов за семилетку?

Эта мысль овладела Мирдзой, надо было немедленно что-то предпринять, все выяснить, чтобы в случае неудачи до послезавтра придумать для Янины другой выход. Она повернула на дорогу в усадьбу «Какты», где сегодня, в воскресенье, надеялась застать Салениека.

Мирдзе повезло. Сегодня у нее, действительно, был счастливый день, и, возвращаясь в темноте домой, она слушала, как весь мир, насколько это было видно и слышно, поет о счастье. Ей казалось, что звезды, горевшие в осеннем небе, сверкая и искрясь, подмигивают и говорят: «Хорошо, Мирдза, вот так и надо работать!» В шелесте рощи ей слышалась торжествующая песнь — лгут те поэты, которые уверяют, будто осенний лес наводит грусть и вызывает размышления о тленности. Лучше бы они прислушались, какая сила, какая готовность сопротивляться наступающему зимнему морозу и оцепенению чувствуется в шорохе каждой ветки. Да, сегодня роща поет: «Мирдза, ты такая молодая, и твоя молодость совпала с самой счастливой порой, на твоем пути нет больше ухабов и кочек, которые приходилось преодолевать старшим поколениям. Куда бы ты ни пошла, к чему бы ни хотела приложить свои силы, всюду будешь желанной. Работай, заполняй каждый час, каждое мгновение полезным делом, учебой — пройдет несколько лет, страна оправится от военной разрухи, и ты сможешь сказать: «Милая родина, пригодились и мои усилия!» И она ответит: «Спасибо, Мирдза, за пылкость сердца, ты и твои друзья — мои настоящие дети!» И звезды, приветливо подмигивая, скажут: «Вот она, земля, наша прекраснейшая сестра!»

В роще хрустнула ветка, и Мирдза очнулась от своих размышлений. Кто это бродит в темноте по лесу? То был Эрик. Он тихо назвал ее по имени и вышел на дорогу.

— Я тебя ждал, — сказал он, беря ее за руку. — Недавно встретил твоего отца и узнал, что ты осталась на коннопрокатном пункте. Я пришел сюда, чтобы тебя встретить. Где ты задержалась так долго?

— Ходила открывать вечернюю школу, — весело ответила Мирдза и взяла Эрика под руку. — Салениек согласен и обещает уговорить других учителей. А средства мы добудем при помощи платных вечеров, — рассказывала она, словно Эрику уже было известно, что это за школа и для чего она нужна.

— Я тебя так редко вижу, Мирдза, — жаловался Эрик. — Ты всегда занята и торопишься. Иногда мне кажется, что ты меня нарочно избегаешь.

— Нет, Эрик, зачем мне тебя избегать! — Мирдза крепче сжала его локоть. Она была полна счастья, и ей хотелось, чтобы Эрик чувствовал себя счастливым, не хотелось огорчать его. — Но как мне хочется, чтобы и ты всегда был занят и торопился! Эх, ты, медведь! — она круто повернула его кругом. — Тебе надо учиться шагать быстрее, а то ты можешь не догнать меня, — шутила она, но Эрик не смеялся ее шуткам.

— Ну, будем маршировать в ногу! — воскликнула Мирдза, отпуская руку Эрика. — Вот так: раз, два! раз, два! — она ступала широкими шагами, но Эрик остановился.

— Не хочешь шагать? Тогда побежим взапуски! — Мирдзе было очень весело, энергия била в ней ключом, переливалась через край. Она убежала уже довольно далеко, когда заметила, что Эрик не следует за ней, и побежала обратно.

— И бегать не хочешь? Ладно. Тогда будем боксировать! — и, сжав кулаки, она набросилась на Эрика, но тот стоял, как чучело, не реагируя на быстрые удары ее кулачков.

— С тобой ничего не поделаешь! Тебя хоть убей, все равно не расшевелишь, — Мирдза капризно надулась.

Веселость Мирдзы совсем не отвечала настроению Эрика; хотя он и ждал ее весь вечер, но теперь счел более разумным пойти домой. Он хотел условиться о самом главном и подготовить сегодня к этому Мирдзу, но ему не удалось высказать все, что передумал за эти часы. Как только Эрик сказал: «В следующее воскресенье мы с матерью приедем к вам в гости», — она рассмеялась.

— Ну, разумеется — приедешь, тебе ведь трудно ходить пешком!

Они расстались, и Эрик медленно ушел, чувствуя, что Мирдза так и не поняла, почему он приедет, да еще вместе с матерью. Мирдза в самом деле не поняла, ибо как только осталась одна, она сразу перестала думать об обещании Эрика и о том, что он, живя по соседству, почему-то должен приехать к ней на лошади, да еще с матерью. Ее снова заняли мысли о вечерней школе, у нее возникали планы, как привлечь к учебе побольше молодежи. И только