Дочери Лалады. Паруса души - Алана Инош
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Медитация, по её словам, была особым состоянием сознания, когда никакие телесные раздражители не действуют и не отвлекают душу от соединения с Источником. В таком состоянии душа может и путешествовать в тонкий мир, не расставаясь окончательно с телом. Но Онирис пока рано было приступать к медитации, для начала ей следовало подготовить своё умонастроение, привести свой уклад жизни и мировоззрение в порядок, который являлся основой для перехода на новый уровень и делал возможным усвоение ею новых навыков и умений. Сейчас Онирис только стояла у порога обучения, но внутрь ещё не вошла.
— Не волнуйся, дорогая, всему своё время, — ласково говорила госпожа Игтрауд. — Подготовительный этап очень важен. Без него ты не сможешь толком учиться. Ты совсем сырая, тебе нужно немножко «дойти», «дозреть». Это не займёт очень много времени. Главное сейчас — регулярно посещать службы и пропитываться музыкой. Она сама настроит тебя на нужный лад. Ничего даже придумывать не надо, музыка сама всё сделает! А чтобы ты слушала более осознанно, я дам тебе тексты служб с переводом на современный язык. Тогда для тебя откроются новые грани, новые, более глубокие смыслы. Слова песнопений для тебя сейчас звучат как тарабарщина — мелодичная и красивая, но тарабарщина. Когда ты будешь ещё и понимать, о чём поётся, твоя душа познает более высокую радость.
После увольнения с опостылевшей службы в ведомстве картографии и кадастра у Онирис высвободилась уйма времени, и она сперва опасалась, что безделье начнёт её тяготить, но занятия находились всё время. Она то помогала батюшке Гвентольфу возиться в саду, неожиданно увлёкшись растениеводством, то пробовала редактировать мемуары дядюшки Роогдрейма (она не была филологом, но грамотность у неё всегда была на высоте, а художественный вкус развился чрезвычайно благодаря изучению творчества госпожи Игтрауд). Чтобы укреплять телесное здоровье, она потихоньку начала пользоваться гимнастическим залом, но делала это под надзором опытных в этом деле навий-капитанов — Иноэльд, Одгунд, Трирунд. Арнуг тоже наставлял её в этом, когда те отсутствовали дома по долгу морской службы. Она полюбила купаться в море, но ходила на пляж только в хорошую погоду. Её бледная и светлая кожа покрылась бронзовым загаром, хотя обычно он очень плохо приставал к ней. Видимо, здешние более сильные и жаркие лучи дневного светила способствовали этому. Столица располагалась намного севернее, там Макша светила слабее, было немало пасмурных и ненастных дней в году, хотя после исчезновения воронки и усиления Макши климат Нави в целом заметно потеплел. Сельское хозяйство и растениеводство находилось на пике своего развития и процветало, хотя за многие века Эпохи Воронки мир и приспособился к тусклому свету и не особенно тёплому климату, формы жизни всё равно боролись за существование и приноравливались к суровым условиям.
Также Онирис много гуляла пешком. Она влюбилась в Гвенверин с его спусками и подъёмами, с его особой архитектурой, питьевыми фонтанчиками и обилием зелени и цветов. В городе действовало несколько театров, и Онирис посещала спектакли пару раз в неделю. Правда, это напоминало ей о матушке: здесь тоже ставились пьесы Темани, а ещё неприятное воспоминание о госпоже Вимгринд витало призраком под сводами театра и в его атмосфере. Не то чтобы Онирис стала питать неприязнь ко всему актёрскому сословию, но какие-то ненужные ассоциации у неё то и дело всплывали. «Нет, не моё это», — решила Онирис, и её и без того вялое увлечение театром угасло, едва начавшись.
От мыслей о матушке у неё темнело на душе, грусть касалась её своим серым, как дождливые тучи, крылом. Родительница не приходила в её сны, а сама Онирис к ней постучаться не решалась. С батюшкой Тирлейфом она поддерживала связь в снах, утешала его и говорила ему ласковые слова, рассказывала о том, как проходили её дни, восторженно отзывалась о членах её новой семьи.
«Я рад, что у тебя всё чудесно, моя дорогая доченька, — с грустноватой улыбкой говорил отец. — Для меня главное — твоё счастье. И если оно лежит за морем — что ж, так тому и быть, хотя я и скучаю по тебе невероятно, радость моя».
Новости о Ниэльме приходили не очень утешительные. Он совсем рассорился с матушкой, у него начались какие-то нервные припадки, и госпожа Розгард приняла решение отправить его на длительную побывку в Верхнюю Геницу, чтобы смена обстановки повлияла на него благотворно. Темань с этим решением согласилась, но сама не поехала. С мальчиком отправился Кагерд, а батюшка Тирлейф остался дома с Веренрульдом.
Всему виной была разлука с Эллейв и их отъезд, с горечью понимала Онирис. Как бы она хотела забрать батюшку и братцев к себе! Увы, матушка не желала их отпускать, да и сама ехать в гости не торопилась. Онирис рассказала об этом Эллейв во время их очередной встречи во сне, и та испустила гневный, горький и взбешённый рык.
«Проклятье! — проревела она сквозь яростный оскал. — Если б могла — рванула бы туда, к нему, но — не могу, сама знаешь, не могу! Не сбежишь отсюда никак. Родная, ты уж как-нибудь с ним свяжись, передай ему от меня привет, скажи, что люблю его, скучаю, обнимаю...»
«С ним Кагерд, я через него ему привет передам, — пообещала Онирис. — Слушай, а может, ты ему письмо сейчас напишешь? У меня память хорошая, я запомню слово в слово, а потом Кагерду передам. Он тоже запомнит. И
