Дочери Лалады. Паруса души - Алана Инош

— Что ж, ты сама настояла. Не обессудь, если что...

У Онирис поползли по лопаткам мурашки недоброго предчувствия, нутро похолодело. Поймав её встревоженный взгляд, Эвельгер молвил мягко:

— Не бойся, госпожа Онирис.

Они сшиблись так, что с клинков посыпались искры. Эллейв сразу поняла, что за серьёзный противник ей достался, но не теряла присутствия боевого духа и воли к победе. Всё, что происходило в этом зале до этого поединка, было просто детской вознёй, настоящая схватка разразилась сейчас. На Эвельгера было и жутко смотреть, и не смотреть просто невозможно, и Онирис, чувствуя, как сердце заходится в бешеном биении, еле стояла на ногах, не в силах оторвать напряжённого взгляда от противников. Эллейв сражалась яростно, отважно и умело, а Эвельгер был просто леденяще-ужасен в своём мертвенном и суровом спокойствии. Его голова поблёскивала бликами света, косица покачивалась за спиной, а движения сильных длинных ног были пружинисты и молниеносны, исполнены и боевой силы, и танцевального изящества. Казалось, он наносил удары в полразмаха, вполсилы, даже с некоторой небрежностью, но обрушивались они на Эллейв просто со смертоносной тяжестью, и она еле отбивалась. Онирис, закрыв нос и рот лодочкой ладоней, ощущала в груди нарастающий смертельный трепет. Её глаза были полны ужаса.

Это был поединок двух очень сильных противников, но напрасно задыхающаяся Онирис про себя молилась о ничьей: победитель оказался только один. Невероятно сильным натиском Эвельгер заставил Эллейв потерять равновесие, а когда она упала, приставил к её горлу остриё своей сабли. У Онирис стало смертельно горячо в груди, колени подкосились, и она рухнула на пол.

Оба противника обернулись на звук её падения. Эллейв, отбросив оружие, в один прыжок оказалась рядом и сгребла жену в объятия.

— Онирис! Милая! Да моя ж ты девочка... Ну, мы же не всерьёз! Онирис, родная! Посмотри на меня!

— Позволь мне, я попробую помочь, — вкладывая саблю в ножны, молвил Эвельгер.

Он склонился над бесчувственной Онирис, снял с правой руки обе перчатки — и фехтовальную, и траурную — и занёс раскрытую ладонь над её грудью, но не коснулся её. Из его руки вылетел сгусток неяркого, приглушённого света и внедрился в грудную клетку Онирис. Та вздрогнула всем телом и открыла глаза, глубоко дыша.

Очнулась она от живительного ветра, ворвавшегося ей в грудь и наполнившего лёгкие. Сердце успокаивало своё биение, заклинившие на вдохе рёбра расслабились, и дыхание восстановилось. Её сжимала в объятиях живая и здоровая Эллейв: Эвельгер, конечно, и не думал её убивать, как ей сперва показалось. Сам он стоял перед Онирис, глядя на неё серьёзно, обеспокоенно и огорчённо.

— Госпожа Онирис... Я же просил тебя не бояться, — проговорил он с мягкой укоризной. — Как ты могла подумать, что я способен причинить твоей супруге вред, да ещё и будучи в гостях в этом прекрасном доме? Нужно быть совсем бесчестным негодяем, чтобы пойти на подобное. От своей награды я, конечно, отказываюсь. Я ношу пожизненный траур, меня не коснутся губы ни одной, даже самой прекрасной госпожи.

Встревоженные навьи-капитаны также столпились вокруг них: они бросились к Онирис, едва та упала, но Эллейв была ближе всех к ней, а потому опередила их.

— Господин Эвельгер, — спросила Одгунд заинтересованно. — Что мы только что наблюдали?

Тот уже надевал форменный фрак и застёгивал пуговицы.

— У меня есть некоторые целительские способности, — ответил он. — Но я выбрал в жизни морскую стезю. Впрочем, иногда мне приходится применять и это своё умение, оно нередко оказывается полезным. — И добавил, серьёзно сдвинув брови: — Госпожа Онирис, меня беспокоит состояние твоего сердца. Если хочешь, я могу попытаться немного подлечить его. Чуда наверняка не обещаю, но сделаю всё, что в моих силах, если ты позволишь.

— Ты ещё спрашиваешь?! — воскликнула Эллейв, от тревоги за Онирис забывшая о своём поражении в поединке. Она проявила чрезмерную самонадеянность, но была поставлена гостем на место и посрамлена, а ведь он её предупреждал, до последнего отказывался от боя! Он был очень щепетилен и учтив, благороден и деликатен — не хотел обижать её своей победой. — Дружище, если ты и правда целитель, давай, работай! Самое прекрасное на свете сердечко этой удивительной и светлой девочки очень нуждается в помощи!

Губы Эвельгера тронула задумчивая улыбка, взгляд потеплел.

— То, что оно прекрасно, я вижу. Это сердечко хотело забрать себе мою боль, но я не позволил, потому что это было смертельно опасно. — И, улыбнувшись ещё теплее, добавил: — Рыбак рыбака видит издалека, госпожа Онирис. Я кое-что понимаю в этом. Я сразу понял, что ты видишь в моей груди то, что не дано видеть другим. А раз видишь, то можешь и попытаться достать его... Твоя доброта делает тебе честь, моя прекрасная госпожа... И я благодарен тебе за твоё сострадание, но я не мог позволить тебе коснуться моей боли. Твоё сердечко уже и так истерзано, оно не выдержало бы. Поэтому я и закрыл от тебя то, что ты хотела вынуть из меня. Позволь мне в благодарность за твой добрый порыв, согревший мне душу, хотя бы немного помочь тебе.

Онирис вспомнила своё позорное бегство и закрыла лицо руками.

— Тебе не за что меня благодарить, — всхлипнула она. — Я струсила... Я хотела сбежать...

— Это твой разум испугался, — с улыбкой сказал Эвельгер. — А твоё сердце-целитель действует независимо от него. Оно вознамерилось ринуться в бой с моей болью, но проиграло бы. Я не мог этого допустить.

Онирис усадили на скамеечку, и Эвельгер, опустившись возле неё на колено, учтиво попросил разрешения дотронуться до её груди.

— А без прикосновений как-нибудь можно? — нахмурилась Эллейв. — Я, конечно, понимаю, что это с лечебной целью, но...

Тот улыбнулся.

— Хорошо, попробую.

Его ладонь зависла на некотором расстоянии от сердца Онирис, не касаясь её тела. Она ощутила очень сильное, даже слегка жгучее тепло, исходившее упругим лучом из его руки; оно проникало к сердцу, окутывало его и будто крошечными горячими иголочками покалывало.

— Жжёт, — прошептала она обеспокоенно.

— Не бойся, так и должно быть, — успокоил Эвельгер. — Больно не будет.

Жжение немного усиливалось, но нестерпимым не было. Онирис застыла, напрягаясь и боясь сделать лишний вдох.

— Успокойся, расслабься, — приговаривал Эвельгер вполголоса. — Дыши, дыши... Всё хорошо.

Наконец он закончил своё целительное воздействие и убрал руку, надел перчатку. Поцеловав напоследок пальцы Онирис, он поднялся.

—