Хроника воскрешения царей - Малик Шах-Хусайн Систани

Построенный в то время дом из тростника 20 сафара 1025/10 марта 1616 г. сгорел. По этому поводу была сложена газель:

Мы — странники-погорельцы,

Мы — соловьи, гнездо которых сгорело.

Да будет наш дом еще более разоренным,

Так как мы страдаем от несправедливости судьбы.

Этим размером было сложено пять двустиший. По странности стечения обстоятельств в тот самый день в Фарахе скончалась мать моего дорогого сына, Мухаммад-Му’мина. Произошло разрушение семьи, о котором писалось выше.

В те дни я предполагал провести некоторое время на службе светлейшего наместника и совершенно не [собирался] напоминать о своем отъезде. В соответствии с изречением: «Терпение Аллаха — в отмене намерений» — увидел сон, свидетельствующий о моем бедственном положении, и душа пришла в смятение. Отправился к шайху, ученому, искателю истины, образованнейшему из муджтахидов, самому знающему из новейших богословов, величию народа и веры{1027}, и он погадал [мне] на Коране относительно пребывания в высокой ставке и отъезда в Фарах. Великий шайх, помощник народа, по [числу зерен] восемь и четыре дал отрицательный ответ относительно пребывания [в высокой ставке] и советовал ехать в Фарах. Более того, он настаивал: «Сегодняшний день благоприятен для отъезда. Ступай к светлейшему [шаху] и получи у него разрешение». [Сей раб] в тот же час отправился в высокий, как небо, дворец. Светлейший наместник вышел из опочивальни... [Сей раб] подошел, попросил разрешения [на отъезд], приложился к ноге [шаха] и без промедления уехал. Светлейший наместник обратился к своим приближенным: «Что случилось с таким-то? Ни с того ни с сего он собрался в дорогу! Никогда и ни с кем он не говорил об этом! Почему он /512/ уехал подобным образом?» «Фидави»{1028} пошутил: «У нас в Иране нет такой силы и власти, чтобы быть в состоянии задержать такого человека, как Малик Шах-Хусайн! Поневоле отправили его в Индию!» [На что] светлейший шах сказал: «С таким безразличием он не отвернется от нас и никуда не уедет! Он знает о наших интересах и [нашем] безграничном к нему сочувствии».

[Сей раб] еще не доехал до окрестностей Ардабиля, когда [ему] прислали [письмо], описав эту сцену. Одним словом, проехав [ряд] остановок, я несколько дней провел в Казвине, затем проезжал той весенней порой город за городом, селение за селением, занимаясь [по пути] охотой. Проехав Симнан, достиг Дамгана. Когда [сей раб] уезжал из Дамгана, прибыл мой верный друг Мир Махмуд и передал письмо [моего] сына, Мухаммад-Му’мина. Известие о кончине его матери нарушило состояние блаженства и радости. Рассказ о смерти моего племянника, Малика Гийаса, испытал мою терпеливость. Несмотря на это, [сей раб] проявил стойкость и выдержку и [во время всего пути] вел беседы с Шах-Вали-султаном Чагатаем{1029} и другими знатными и уважаемыми людьми, моими попутчиками, пока не приехал в священный Мешхед. [Там] имел счастье совершить паломничество. После десятидневной остановки выехал в Гурийан. Два-три дня провел в той местности в беседах с счастливым вазиром Ходжой Джалал ад-Дином Акбаром, [затем] уехал в стольный город Герат и [там] провел время в беседах с Хусайн-ханом и Хан-и ‘Аламом, который приехал из Индии послом к [шаху]. Двадцать дней спустя я выехал из Герата в Фарах и утешил опечаленных детей и огорченных родственников. По прошествии дней траура стал молиться и благодарить Бога. В тот раз [сей раб] прожил в Фарахе один год и один месяц.

Время путешествия, которое явилось вместилищем [изречения]: «Поездка — знамение из преисподней», — три года и девять месяцев. Пройдено расстояние в 2660 фарсахов.

/513/ ПУТЕШЕСТВИЕ ПЯТНАДЦАТОЕ

Отъезд в [Персидский] Ирак в соответствии с высочайшим приказом того, [кому] повинуется [весь] мир. Если будет угодно Богу, это путешествие закончится благополучно и успешно благодаря Его милости, великодушию, содействию, могуществу и [Его] власти

Когда [сей раб] прибыл из четырнадцатого путешествия в Фарах, как написано [ранее], правитель той области и мудрый советник тех мест Мустафа-бек сын Наджма II вместо [дружеских] отношений и прежнего знакомства оказал тысячу противодействий [сему рабу]. Поводы для разъединения сердца были готовы. Вакил ас-салтана Урдугди-бек{1030} был известен добронравием, веселостью и улыбчивостью. Своей справедливостью он покорял сердца и друзей и врагов. [На сей раз] для виду он расстелил сеть дружбы, на деле же рассыпал зерна раздора. Все обещания [еще] до того, как слетали с его уст, им же отрицались и нарушались. Ни друга, с помощью которого дело продвинулось бы вперед, ни товарища, благодаря дружбе с которым были бы устранены трудности. Из друзей Фараха: Ходжа Камал ад-Дин Хусайн{1031}, прежде говоривший об искренней дружбе, на сей раз разрушил основания привязанности топором противодействия; Ходжа Абу Са’ид, который хвастался давним знакомством, [теперь] раскаивался в дружбе благодаря установлению родственных отношений и породнением со «справедливым» маликом Фараха. ‘Али-кули-бек, гулам-и хасса, откупщик налогов, проживающий в Фарахе и получающий прибыль с Фараха{1032}, дивился странностям их поведения и недостойным поступкам. Малик Шах-султан, который, став калантаром всех земель, захваченных у других, в недобросовестности, предательстве, хитрости, недержании слова, вероломстве, нарушении соглашения, злобности, ненависти и оскорблении был заместителем ‘Абдаллаха б. Убаййа б. Салула{1033}, в коварстве превосходил ‘Амра б. ‘Аса и Му’авию{1034}. Как бы то ни было, несмотря на эти обстоятельства, [сей раб] провел в Фарахе один год и чуть больше месяца.

Когда во время приезда эмиров Киджа и Мекрана прислали для Мухаммад-Му’мина двух кобылиц светло-рыжей масти, [сей раб] отослал упомянутых лошадей с Шах-Карамом-ака и Султаном-Мухаммадом, известным [под прозвищем] Шатир-и Кишмиш, /514/ в высокую ставку. Лошадей в столичном городе Фарахабаде подвели к светлейшему [шаху]. Тот же час [шах] осчастливил [сего раба] царским платьем, предписанием явиться [ко двору] и суммой денег на дорожные расходы. Мулазимам [сего] раба дали подарки и отправили назад. Сей приказ пришел в Фарах в то время, когда вспыхнул огонь смуты. С каждым днем занимающиеся обманом местные плуты изыскивали повод и затевали войну с группой мулазимов и систанцев, которые в поисках смуты были словно пламя и соломинки. Это был не вызов, а дарящая жизнь радостная весть — весть о восшествии в рай.

17 раджаба [1027]/10 июля 1618 г. я переехал из [своего] дома [в Фарахе] в новый дом, который выстроил в Баг-и Хаузхане. Был там несколько дней. 1 ша’бана (24 июля) выехал в селение Пандж-джуфт-гав. [Через] несколько дней, 10 ша’бана/2 августа,