Воспоминания одной звезды - Пола Негри

удовольствие, слушая его знаменитые импровизации, но еще больше обожала кошерные блюда из еврейского гастронома, которые он приносил в артистическую уборную, чтобы мы могли поесть между представлениями. Он первым познакомил меня с американскими кошерными блюдами, и с той поры я их очень полюбила.

Питтсбург — один из тех немногих городов, к которым я относилась с известным трепетом. Мое здоровье все еще было далеко от идеального, и я не могла забыть из-за известной доли суеверия, что именно здесь умерла Дузе во время своего турне по Америке. Дело еще осложнилось тем, что мы приехали в Питтсбург поздним утром, так что не оставалось времени для отдыха перед первым, дневным, представлением. Я была уверена, что просто свалюсь от усталости. К тому же я, как всегда, очень беспокоилась, что мне не хватит времени на сооружение сложной прически, ее дизайн я по своей глупости заказала одному из ведущих парикмахеров Голливуда. Она состояла из десятков локонов, их требовалось склеивать и покрывать лаком, чтобы они держались прочно, и на эту процедуру уходил целый час.

Чем ближе подходил момент поднятия занавеса, тем больше я волновалась. Премьера в незнакомом городе — всегда большое мучение, но на этот раз я была просто в ужасе. Даже если бы это была премьера на Бродвее, я вряд ли чувствовала себя хуже… Я попросила Джин, мою служанку, принести мне чайную ложку валериановых капель (о, это такое старомодное европейское средство для успокоения нервов). Но едва я проглотила эту жидкость, как сразу почувствовала ужасающую реакцию организма и тут же увидела, как Джин испуганно размахивает пузырьком. Мое напряжение оказалось, вероятно, настолько заразным, что она в спешке дала мне чайную ложку… клея для укладки волос.

Несмотря на всевозможные происшествия за кулисами, порой забавные, а не то и опасные, это изнурительное турне дало мне очень много, особенно благодаря моим веселым спутникам — актерам водевилей. Кроме того, турне предоставило чудесную возможность увидеть все регионы замечательной страны, познакомиться с настоящими, обычными американцами, почувствовать их теплоту и гостеприимство. Например, в Атланте я увидела, что меня встречает огромная электрифицированная вывеска с такими словами: КОКА-КОЛА ПРИВЕТСТВУЕТ ПОЛУ НЕГРИ!

Гостеприимство ощущалось во многих городах, где мы выступали. Лидеры местной промышленности и представители властей всячески старались сделать все возможное, чтобы мы ощутили их доброжелательное отношение. В Новом Орлеане каждый день в мой номер в отеле «Рузвельт» доставляли свежие букеты роз и бутылки шампанского. Причем ни разу в этих подарках я не находила визитной карточки дарителя, поэтому недоумевала, кто же этот тайный поклонник.

Перед выездом из отеля я попросила прислать мне в номер счет, однако мне ответили, что никакого счета не будет. Я тогда послала Дикки вниз, чтобы она выяснила, в чем дело. Когда она вернулась, то лишь сказала:

— Они без конца повторяют одно и то же: счета нет…

Тогда я вызвала управляющего отелем, который заверил меня, что кассир сделал все совершенно правильно. Это уже вывело меня из себя, и я сказала:

— Но это просто возмутительно! Я требую, чтобы вы сообщили мне, на каком основании вы не принимаете плату за проживание в отеле! Я не собираюсь ездить по стране, принимая такие подарки от незнакомых мне людей!

Тут управляющий, наконец, раскололся:

— Я получил такие инструкции от самого Хьюи Лонга — это выражение его признательности, благодарность работнику сцены за мастерство.

В то время Хьюи Лонг[315] был не только губернатором штата Луизиана, но также владельцем отеля «Рузвельт».

После нашей премьеры в Чикаго за кулисы пришел Гарольд Маккормик[316] и пригласил меня на ланч на следующий день.

Между выступлениями я отправилась в знаменитый особняк, который построили еще его родители, а к тому моменту он уже был домом Гарольда. Семья Маккормиков заработала миллионы на производстве уборочных машин, и Гарольд принадлежал к тому поколению культурных, интеллигентных американских джентльменов, которые теперь, к сожалению, практически исчезли как вид, а ведь именно такие джентльмены отличались тогда прекрасными манерами и благородством в своих отношениях с дамами.

Маккормик был человеком весьма утонченным, прогрессивным. Он учился в Европе, был учеником известного аналитика доктора Карла Юнга и пытался следовать заветам своего учителя, занимаясь аналитическим психоанализом[317].

В начале тридцатых годов в Чикаго подобные теоретические умозаключения вовсе не приветствовались, и Гарольд, по-видимому, чувствовал себя весьма одиноким. Он стал моим страстным поклонником, каждый день посылал букеты цветов и также свои стихотворения, исполненные сильных чувств. Не только его бизнес, но все в его характере определялось осторожностью, поэтому трудно было ожидать случившегося позже.

После того как наша труппа уехала из Чикаго, от него каждый день мне по-прежнему присылали цветы, причем это продолжалось по всей стране, где бы мы ни выступали.

Через некоторое время, к моему полному изумлению, он сделал мне предложение. Это был большой соблазн для меня, ведь моя профессия очень трудна, а выйдя за него замуж, я могла бы оставить ее в любой момент, когда мне захочется, и всю оставшуюся жизнь не думать о каких-то финансовых проблемах. Можно найти много доводов в пользу того, чтобы разделить жизнь с невероятно образованным человеком, у кого я могла бы многому научиться, причем это была бы жизнь в невероятном комфорте и культурной атмосфере… Однако кое-что говорило против идеи стать его женой. Гарольд был человеком с крайне неровным характером: то впадал в меланхолию, но мгновенно становился веселым и жизнерадостным. Это сделало бы наши супружеские отношения очень трудными и сумбурными. Он также был весьма немолод, а я не могла представить себе, что окончу свои дни в роли любимой женщины богатого старика[318]. В очередной раз презрев практические соображения, я отказала ему.

К тому времени, когда турне, наконец, завершилось, я настолько измоталась, что врачи потребовали для меня продолжительного отдыха. Мэрион Дэвис, всегда отличавшаяся заботливостью, пригласила меня погостить у нее в Сан-Симеоне. Уже много писали об этом фантастическом замке Уильяма Рэндольфа Хёрста, о коллекции серебряной посуды эпохи английских королей Георгов[319], о всегдашних банках с кетчупом на всех столах[320], о зверинце, о невероятном количестве ценнейших произведений искусства, привезенных сюда со всех концов мира. С той поры этот замок был превращен в музей, и его великолепием сегодня может полюбоваться всякий, кто заедет сюда, проезжая мимо по прибрежному шоссе, соединяющему Лос-Анджелес и Сан-Франциско.

Но редко упоминают о том, сколь сердечными, любезными и великодушными были тогдашние хозяева Сан-Симеона.

В отличие от многих обитателей Голливуда, их дружба никак