Кентерберийские рассказы - Джеффри Чосер

Предмет нежных чувств Николаса — его молодая хозяйка Алисон, восемнадцатилетняя жена плотника, которую тот «любит больше жизни», безумно ревнуя и постоянно держа взаперти. На первый взгляд соответствующий канонам куртуазного романа портрет героини на самом деле взрывает эти каноны. По таким канонам, как мы помним, строилось описание внешности Эмилии, которая возбуждала у читателей привычные для куртуазной поэзии ассоциации с весенней природой, лилиями и розами, майским утром и ангельским пением. С весенней природой ассоциируется и внешность Алисон, но сравнения здесь совсем иного плана. На героиню приятнее смотреть, чем на рано поспевшую грушу, и на ощупь она мягче, чем шерсть ягненка. Ее дыхание слаще меда или яблок на сене. Ее лицо блещет ярче недавно отчеканенных монет, а ее голос звучит громче, чем у ласточки, сидящей на амбаре. Она игрива, как маленький ягненок, и ее нежное и стройное тело напоминает грациозного, но хищного зверька ласку (в русском переводе — белку). Ее одежды с огромной безвкусной костяной брошью соответствуют последней городской моде Оксфорда. Иными словами, она совсем не дама, но обычная простая девушка (wenche), которая являет собой прямую противоположность далекой куртуазной возлюбленной. Она чувственна и вполне доступна и могла бы стать отличной наложницей «любому лорду» и хорошей женой подходящему ей йомену (For any lord to leggen in his bedde, / Or yet for any good yeman to wedde). Как видим, куртуазные стереотипы здесь, как и в случае с Николасом, комически снижены и вывернуты наизнанку.

С озорным весельем Чосер пародирует и саму куртуазную парадигму отношений влюбленных. Затеяв возню с Алисон и дав волю рукам, Николас обращается к ней на языке куртуазной поэзии и просит утолить его томленье, иначе он умрет.1662 Оба прекрасно понимают, о каком томлении идет речь, и не делают из этого никакого секрета. Взбрыкнув, «как кобыла», Алисон потом быстро соглашается на настойчивые просьбы школяра — нужен лишь подходящий момент, ибо плотник «бешено ревнив».

Юный причетник Абсалон, второй влюбленный герой «Рассказа Мельника», — гораздо более претенциозен, чем школяр. Чосер несколько раз называет его jolif, что значит миловидный, хорошенький, привлекательный, может быть, немного женственный. Абсалон — отъявленный щеголь, следующий велениям местной оксфордской моды. Он очень гордится своих «кудрей льняных сияющею гривой», за которыми тщательно следит, постоянно расчесывая их. Не менее внимателен он и к своему наряду, подрясникам и стихарям, вплоть до особых весьма модных резных туфель. Знает он и всех танцев «сложные фигуры», как их «в Оксфорде принято плясать», умеет и играть на лютне и скрипке, распевая песни под их аккомпанемент. Не страдая ложной скромностью, он конфузлив лишь в одном:

Не выпускал он ветра на простор,Не ввязывался в вольный разговор.

Абсолон тоже томится от любви. Его любовные похождения до встречи с Алисон, очевидно, ограничивались лишь служанками из харчевен, на фоне которых юная героиня выглядит великосветской дамой. Как за куртуазной дамой он и пытается ухаживать за ней, прося о снисхождении к его любовной муке, от которой он потерял аппетит и не знает сна по ночам. Но и его чувства к Алисон тоже вовсе не платонического свойства:

Будь он котом, она же мышью серой, —Расправился бы с нею он тотчас…

Напыщенная серенада, которую Абсолон поет под окнами дома Алисон, звучит как виртуозная пародия на популярные в куртуазной лирике жалобы влюбленных:

Сладчайшая богиня,К моей мольбе склонися ты хоть ныне,Дыханье уст твоих мне что корица.Души моей пресветлая денница,Скажи хоть слово другу своему,И мысленно тебя я обойму.Жестокая! Ведь нет тебе заботы,Что я ослаб не от ночной работы,Что от тоски меня бросает в пот,Что стражду я уж скоро целый год.Я — что теля, от вымени отъято,Что голубок, любовию объятый.Мне внутренность сжигает огневица,И ем я мало, словно я девица.

Как показали исследователи, веселая пародия Чосера держится здесь на несоответствии ставших тогда уже приевшимися штампов куртуазной лирики с образами, взятыми из народной поэзии (типа lemman, ore, swete brid) или из сельского быта («теля, от вымени отъято»).1663 Кроме того, в нелепой серенаде Абсолона пародируется и любовная лексика библейской «Песни Песней» — «Нард и шафран, аир и корица со всякими благовонными деревами, мирра и алой со всякими лучшими ароматами» (4:14). В целом ирония тут настолько разрушительна, что ее сразу же чувствует даже малообразованная и вряд ли знакомая с куртуазной поэзией, а тем более с Библией героиня — недаром же, услышав жалобную серенаду, Алисон называет Абсолона полным идиотом (Jakke fool). Тем не менее, ирония эта не упраздняет куртуазные идеалы, воспетые в «Рассказе Рыцаря», но в общей игре-соревновании «Кентерберийских рассказов» лишь заставляет взглянуть на них с другой перспективы.

Однако Алисон любит Душку Николаса, и тот с присущей героям фаблио ловкостью устраивает их свидание в спальне самого плотника. Согласно канонам этого жанра, главная ошибка старого и богатого плотника состоит в том, что он, забыв о своем возрасте, женился на молоденькой девушке и теперь держит ее взаперти и мучает своей ревностью. Как и положено в фаблио, плотник наказан по законам веселого фарса. Николас с легкостью убеждает глупого и доверчивого старика, который знает о всемирном потопе лишь из виденных им в юности мистерий, что в ближайшие дни потоп повторится. Школяр якобы вычислил его по движению светил. Единственный способ спастись для него, его молодой жены и самого школяра — залезть в привешенные на веревках к потолку бочки и там ждать прихода вод. Когда же вода затопит все вокруг, они перережут веревки и поплывут, став владыками земли:

И будем править миром мы с тобою,Как правил миром старый Ной с женою.

Они залезают в бочки, и, когда плотник засыпает, Николас с Алисон отправляются в его постель, где до утра веселятся под храп обманутого старика.

А дальше появляется Абсолон с его нелепой серенадой и просьбой подарить ему поцелуй. Чтобы наказать надоедливого ухажера,

Алисон окно как распахнетИ высунулась задом наперед.И ничего простак не разбирая,Припал к ней страстно, задницу лобзая.

Поняв свою ошибку и замыслив отомстить, Абсолон вскоре возвращается назад с раскаленной кочергой в руках и вновь просит о поцелуе. На этот раз из окна высовывается уже Николас, которому и достается ожог, предназначенный для Алисон. Бедный школяр громко кричит: «Воды! Воды!» и будит плотника. Тот, решив, что потоп уже наступил, режет веревки и, падая вниз, ломает себе руку. Алисон и Николас говорят разбуженным соседям, что старик сошел с ума, и все хохочут, «полуправду слыша». Мельник кончает свой рассказ следующими словами:

Так плотника красивая женаБыла студентом сим соблазнена;Так был красавчик юный АбсолонВ своей назойливости посрамлен:Во тьме облобызал ее «глазок»,А Николасу задницу прижег.

Как и подобает в подобных рассказах, все, и плуты, и глупцы, получили по заслугам. Старый плотник наказан за женитьбу на молоденькой девочке и за «бешеную ревность»; Абсолон — за назойливую претенциозность, а Николас — за самонадеянность и самоуверенность. Лишь одна Алисон избегла всякого наказания. Ученые много размышляли, почему «поэтическое правосудие» пощадило только ее одну. Скорее всего, правы те из них, кто ссылаются на выше цитированный портрет героини, где доминируют взятые из мира природы образы. Вспомним: Алисон — подобна дикой и грациозной ласке или (в другом месте) — необъезженной кобылице. А в мире животных, как известно, нравственные законы не имеют силы.

Стоит, однако, вспомнить, что читатели позднего Средневековья обычно соотносили образы животных с популярными тогда бестиариями, где животные наделялись определенными чертами характера: лиса — хитростью, заяц — трусостью и т.д. Как показали исследователи, у ласки таких черт не было. Но зато ей приписывали особый способ зачатия и рождения детенышей.1664 Согласно одной версии, ласка зачинала через уши и рождала детенышей через рот. Согласно другой, она зачинала через рот и рождала самцов через правое ухо, а самочек — через левое. Ясности здесь не было, и сама ласка в бестиариях была существом таинственным, немного неопределенным, привлекающим к себе внимание своим особенным женским естеством.

Нам представляется, что эта таинственность и неопределенность в «Рассказе Мельника» распространяется и на Алисон. Ведь недаром же в начале рассказа Мельник предупреждает, что не нужно испытывать «Господню тайну и тайник жены». В подлиннике эта фраза звучит следующим образом: Of Goddes pryvetee and of his wyf. Ho wyf значило не только жена, но и женщина. Так в «Общем Прологе» Чосер назвал свою самую знаменитую героиню — Женщину из Бата. Видимо, не случайно у Батской Ткачихи то же самое имя, что и у героини «Рассказа Мельника» — Алисон. Обе они своим таинственным женским естеством ломают традиционные представления о нравственности, в том числе и религиозные, и не подлежат «поэтическому правосудию», а тем более наказанию.