Ижицы на сюртуке из снов: книжная пятилетка - Александр Владимирович Чанцев

– «испытывал ли он угрызения совести? Не знаю. Этот человек всегда был для меня тайной за семью печатями. Была ли у него вообще совесть? Или нравственные принципы?», приводит автор чужие слова и, будто видишь, как он сам разводит руками и скорбно покачивает головой…

Синатра явно подвел автора биографии и, хоть и стал одним из символов Америки, мог бы уж точно вести себя получше в приютившей их родителей стране, ведь «здесь их дети могли мечтать. Пусть у них не было денег, зато у них было нечто большее – свобода и надежда». Не вру – иногда кажется, что автор прервет рассказ, встанет и споет гимн тем ценностям, с которыми у Синатры выходило не всегда гладко.

Разбавить повествование юмором, как, например, в восхитительном «Мике Джаггере» Филипа Норманна или же пока непереведенной у нас «Lou Reed. The Defining Years» Питера Доггета автор тоже как-то не очень удосужился. Так что за юмор приходится отвечать самому Синатре. Как-то тот, уже в весьма почтенном возрасте, на голубом глазу сообщил очередному врачу о своей привычке каждый день плотно общаться с бутылкой «Джека Дэниэлса». Врач в изумлении поинтересовался, как же он себя чувствует по утрам. «Черт меня подери, если я знаю, – отвечал Фрэнк. – Я просыпаюсь после полудня».

Впрочем, благодаря шести сотням этих въедливых страниц мы-то знаем.

Rock-n-Roll Circus?

Мик Уолл. The Doors. Сгореть в любви дотла!.. / Пер. с англ. З. Мадьярова, Е. Фоменко. М.: Рипол классик, 2018. 560 с

Появление этой книги на русском вернее всего характеризуется фейсбучным выражением «внезапно!» Да, биографии рокеров у нас переводят, но, скажем так, спорадично, с акцентом на близких народным массам хрипящих металлистов с пергидрольными начесами, а уж довольно свежие жизнеописания, которых в Англии и Америке выходит более чем изобильно, «игнорят» почти полностью… А тут вдруг – Моррисон и Doors!

Но радоваться рано. Потому что сам лидер одной из самых поэтичных и бунтарских групп в мире и все вокруг его автора не радуют ужасно. Музыку Doors он на дух не переносит – даром что делал интервью со всеми живыми тогда еще участниками группы (сей факт будет педалироваться на протяжении всей книги с навязчивостью рекламы). И вообще его то тошнит от омерзения, то он заходится в приступе сарказма.

Или это такой стиль, что-то следующее после британского юмора и разухабистого стиля нынешней журналистики? Но первый альбом Doors – это «мешанина бросового попа» (в последнем, L. A. Woman, вообще все песни «лишние»), Джим «уныл», он не говорит даже, а «рычит» или «шепчет». «Не удались» буквально все, ненароком на хипповском пляже выковавшие феномен под названием Doors, как не повезло Джиму и с окружением: «Вот только друзей у Джима на самом деле не было. Уж явно не Памела с ее чертовски рыжими волосами, ее героином и новым парнем, Графом… И не Рэй, который вечно играл на публику, а в лицо твердил: “Пожалуйста-Джим-ну-ради-меня…” И не этот засранец Джон, со всеми его многозначительными взглядами и осуждением в глазах… И даже не чудик Робби, в башке которого вечно плещется полуночная кислота. Все они бубнили какой-то пассивно-агрессивный бред». Можно долго множить.

У самого же автора бред еще не прорывается, но, например, есть желание залезть Джиму Моррисону в исподнее самым буквальным образом (фиксируются, например, седые волосы в паху у трупа) и, если уж кто-то взялся оперировать псевдо терминами, анальная фиксация. С ней совсем плохо – раз десять Уолл делает предположения о бисексуальности Джима, симпатии к анальному сексу, или, например, того еще только судят, приговора так не будет (он умер во Франции раньше), но Уолл смакует, что Моррисона непременно изнасилуют в тюрьме. Уж не говоря о том, что труп никто толком не рассматривал и не видел, а вот эту сцену наблюдал автор как? «Когда Нико сидела на лице у Джима, что нравилось ей больше всего, он практически заглатывал ее мягкие, сладкие половые губы и светлые лобковые волосы. Так он рассказывал друзьям. Когда Джим трахал Нико в задницу, что больше всего нравилось ему, а затем хлестал ее своим новым ремнем с металлическими бляхами, она с сожалением смотрела на него. Словно бы говоря: “И это все?”» Автору не дают покоя лавры короля трэш-биографий Голдмана, «который впоследствии прославится своими губительно скабрезными биографиями Элвиса Пресли и Джона Леннона, записал все это и преподнес в журнале Life в качестве скрижалей, которые спустил с утеса новый Моисей от музыки»?

Пока Уолл спускает с утеса или лестницы труп Моррисона (как тот выносили из клуба Rock-n-Roll Circus, стуча головой по лестнице, автор тоже смакует, но об этом чуть ниже), ошибки растут щедро. Благо помогли еще и переводчики, совокупных усилий которых не хватило на консультацию хотя бы с Гуглом. И Дюшан становится Дюшамом, Антонен Арто – Антонином, а сам Моррисон только и делает, что записывает фолк, как Дилан…

Хотя можно ли ждать иного, если автор откровенно «гонит поток» – его перу принадлежит добрая дюжина биографий рокеров, в спектре от Лемми и AC/DC до Led Zeppelin и Акселя Роуза. Напоминает уже имеющиеся и у нас серии от тех многостаночников, что сегодня излагают на ста страницах популярную биографию Конфуция, а завтра познакомят читателей пригородных электричек с жизнью Делона и Герцена…

Посему все начинается лихо уже с самого порога – с аннотации: «в 1971 году Джим Моррисон был найден мертвым в туалете клуба в Париже. Ему было 27 лет, с тех пор группа The Doors стала объектом многочисленных спекуляций и домыслов». Не очень понятно, почему именно версия про овердоз героином в парижском ночном клубе. Официальная версия, как известно, гласит, что Моррисон умер от сердечной недостаточности в ванне в парижской квартире. Как и версии об инсценировках смерти (Моррисон очень хотел сбежать от рока, группы да и американского правосудия, стать поэтом) или убийства (ФБР). Версия о смерти в туалете клуба есть, ее поддержали Джерри Хопкинс с Дэнни Шугерманом, и даже Марианна Фейтфулл в своих мемуарах назвала известного дилера Жана де Бретея, продавшего де Джиму через своих подручных в ту ночь слишком чистый героин.

Но тут есть слишком много «но». Даже навскидку – мне вспоминается «признание» убийцы Пазолини, которое, после некоторой шумихи, затем мало кто воспринимал всерьез. Или же тот факт, что Моррисон патологически боялся игл – да, героин он мог и принимал интраназально, но эффект при вдыхании снижается. Плюс – вспомнить весьма крепкое здоровье Моррисона (уже в возрасте всяческих возлияний и (зло)употреблений перенес на ногах воспаление легких) – а заодно и Берроуза или Трокки,