Ижицы на сюртуке из снов: книжная пятилетка - Александр Владимирович Чанцев

в новые области. У тех же, с кем беседует Обрист, ко всему этому добавляется, кажется, и желание объективно достучаться до человека, дать ему звук[152], который он услышал бы посреди всего окружающего нас «белого шума». Это, возможно, немного грустно, но и вполне правильно.

Отсюда идея The Deep Listening, опыты с депривационной камерой, идеи Ино о «“тихих клубах”, клубах, где практически ничего не происходит»[153] или проекты «Энвайронментов» Фила Ниблока.

У подобных устремлений есть, конечно, и сопутствующие, кроме очевидных, плюсы, есть и минусы. Но и тут все замыкается, как ни странно, именно на технологии, сложном сплаве искусств, предполагающем зависимость от многих помощников и, далеко, увы, не в последнюю очередь от денег. Некоторые пытаются справляться с помощью самоорганизации, как Ф. Бейль: «системы самостоятельного производства не уходят далеко, массовая система душит их; все заканчивается смертями на шоссе или от наркотиков – массовые казни под стать массовой цивилизации. В то же время самообеспечение позволяет тебе держать голову высоко и жить, несмотря ни на что. Оно дает убежище для выживания в условиях враждебной среды, небольшие островки сопротивления. Сильнейшие творцы могут шагнуть дальше, проникнуть во власть имущие организации – мы доказали, что это возможно, – проложить путь в редакции, в концертный бизнес, в радиовещание и изменить порядок вещей, а потом уйти, но извлечь из этого выгоду». О минусе можно уже догадаться – «с фортепиано XIX века проблем не столько, сколько с техникой 25-летней давности – откровенно говоря, спустя такой срок работать с ней уже просто невозможно. Поэтому все еще нужна партитура», говорит Пьер Булез, основавший IRCAM, Институт исследования и координации музыки и акустики.

А еще Обрист задает всем своим собеседникам два вопроса – что не делают хорошие интервьюеры, если только это не их «фишка», или их беседы не подчинены определенному концепту[154] – действительно ли партитура всегда остается открытой (для дальнейших улучшений, трактовок и т.д.) и есть ли у них какие-либо невоплощенные идеи. Первый вопрос, хоть и является в принципе общим для всех видов творчества, важен в том смысле, что показывает как бы взвешенное, газообразное состояние новой музыки – она не только может жить сиюминутно, как умирающая в день своего рождения бабочка, если речь о каком-нибудь единожды осуществленном проекте Штокхаузена с играющим на разных вертолетах квартете[155], но и столь открыта для взаимодействия с другими областями искусства и жизни, что принципиально отвергает классическую мраморную застылость привычной классики. «Нереализованные проекты бывают самые разные, но меня интересуют именно слишком масштабные, слишком маленькие, слишком дорогие, не прошедшие цензуру или ваш личный ценз или просто ожидающие своего часа – непроложенные дороги» – тут интереснее. Потому что, оказывается, большинство проектов, даже самых безумных, были реализованы. Или же они просто терпеливо ждут своего часа. Как говорит Брайн Ино: «один из невоплощенных проектов, над которым я очень долго размышлял, – это создание музыки практически на атомном уровне. При помощи программ для генерации звука, в том числе на основе установленных правил, я обрабатываю уже существующие звуковые фрагменты. Но мне хотелось бы при помощи тех же систем непосредственно создавать звуки на атомном уровне, точно таким же образом, как я потом задаю их форму, использовать тот же набор принципов. Это очень сложно технически, поэтому я пока этим не занимался, но планирую в будущем. Это сугубо технический проект, и я вынашиваю его уже лет 25».

Почти все проекты реализованы или терпеливо ждут своего осуществления. Беда в другом – мы просто их не услышали. Действительно слишком много медийного шума – а Брайн Ино, боюсь, не получил финансирование для своих «тихих клубов», где человек смог бы услышать что-то иное, перпендикулярное звучащим хитам.

Конечно, это входит в задачи не книги бесед, но той теоретической работы, авторы которой будут ссылаться на книгу Обриста, но вот действительно было бы интересно порассуждать о том, почему так происходит. Дело же далеко не только в медийном шуме и гнете схем предыдущего классического искусства. Дело еще, думается, и в переизбытке самого искусства – сколько времени человек сможет позволить себе для того, чтобы «отслушать» даже одну понравившуюся ему рок-группу? Полная дискография, сольные записи музыкантов, концерты, бутлеги, сборники каверов… Все нынешние мультимедийные сервисы тут же подкинут еще несколько имен из серии «вам также могут понравиться». Бесконечная дорога окажется не-проложенной, бессонная ночь, сад расходящихся тропок… Поэтому если проект музыки, звучащей с нескольких вертолетов, или съемок фильма длинной в 50 лет Тони Конрадом по принципу Уорхола, который на долгие часы ставил камеру напротив Эмпайр-стэйт-билдинга (фильм «Эмпайр» 1964 года, 485 минут), покажется кому-то слишком безумным и необязательным, так оно в принципе и есть. Как все первопроходцы – романтики, футуристы, сюрреалисты и др. – создатели новой музыки пытаются сбросить с корабля современности своих пушкиных. Но корабль огромен, на всех спасательные жилеты и прочие меры безопасности. Поэтому им, новым классикам, гораздо сложнее.

Пурпурный принц Джими

Джими Хендрикс. Начать с нуля. Моя собственная история / Пер. с англ. Е. Гедж. М.: Эксмо, 2015. 256 с

45-летие со дня смерти Хендрикса отмечается активно: в прошлом году вышел байопик (режиссера Джона Ридли – довольно сомнительное зрелище, если честно), в этом году издан очередной концертник («Freedom: Atlanta Pop Festival»), а вот дошло дело и до перевода у нас этой книги. Которую, конечно, написал не сам Хендрикс – изыски маркетологов-издателей смотрятся иногда даже зловеще – это всего лишь распложенная в хронологическом порядке компиляция из его интервью, писем, заметок и даже песен. Но Хендрикс не входит в синклит русских кумиров (как и третья после Джима Моррисона J. – Дженис Джоплин), изданий о нем у нас не огромный выбор – книгу можно прочитать с благодарностью и даже вполне с приятностью.

И, собственно, даже узнать все об этой быстрой, суматошной и яркой жизни. Неприкаянное детство и служба в армии (парашютный полет – одно из самых ярких впечатлений), первое выступление из-за застенчивости буквальным образом из-за кулис и странничество по клубам и домам Америки (кажется, ни у одного битника или хиппи тогда не было постоянного адреса), удачное приземление в Лондоне, изматывающие концерты ради денег и контрактных надобностей, спасение в алкоголе. «Я так устаю, что валюсь с ног – расслабляюсь, только когда думаю о музыке. Музыка играет в моей голове постоянно, иногда так, что в мозгу начинает стучать, и все вокруг вертится. Возникает чувство, будто схожу с ума. Тогда я иду в клуб и напиваюсь до потери пульса. Это меня и спасает…» – оно же, в конце