Ижицы на сюртуке из снов: книжная пятилетка - Александр Владимирович Чанцев

backwards, and then lurched forward into a murky future. Little patches of my past floated to the surface».

Тогда – да и после – она три раза чуть не умерла. Комы от овердоза. Выброшенная карьера. Разорванные отношения. Ошибки, ошибки, ошибки…

Потом, конечно, вернулась – с того света практически (есть у нее и описание загробного мира, а лучшая песня «Сестра Морфин» была на самом деле написана просто о больном мужчине – потом уже приобрела наркоманско-автобиографический шик…). Уже не поп-красавицей, но роковой-постджанки. Выпустить «Broken English» и «Strange Weather», сниматься в культовых фильмах (от «Восхода Люцифера» сатаниста Кеннета Энгера до каннской «Марии-Антуанетты» Софии Копполы), играть в «Гамлете», «Трех сестрах» и в пьесe «Dead City Radio» по произведениям Уильяма Берроуза, исполнять зонги Брехта-Вайля с Венским филармоническим оркестром, чего еще только не…

Одних фактоидов о такой биографии (она делала ее сама) хватило бы на пару томов и несколько байопиков, но книга замечательна еще и тоном. Самоироничным и более чем самокритичным («I get married, you know, when I don’t know what else to do. It’s one of my panic things»). Да, Марианна не скрывает ничего – ни невнимания к своему сыну, ни подчас смертельного равнодушия к мужьям и любовникам (один брошенный – тут же выбросился при ней с 43 этажа), ни страсти тратить деньги на наркотики и одежду, ничего… И, разумеется, при таком раскладе откровенность зашкаливает, пугает даже читателей.

А ведь рокеры-женщины пишут, понял я сейчас, пожалуй лучше, чем мужчины: «Поезд М» и «Просто дети» Патти Смит оставляют позади «Хроники» того же Боба Дилана…

Mariannifesto

Вышедшие через несколько лет «Мемуары, сны и размышления» (сознательно перевожу dreams как сны – пересказы снов возобладают над мечтаниями с большим разрывом) – уже не автобиография, чем и хороши. Это такая болтовня в пандан. Чуть воспоминания, чуть размышления, чуть – просто обо всем. И еще ближе если не к прозе, как книги той же Патти Смит или «Хроники» Дилана, то скорее – к сборнику эссе. Это такой очень приятный разговор, жанр, в котором Марианна определенно сильна – на концерте из последнего тура она действительно долго говорила со сцены (хотя и понятно – долго петь ей было явно тяжело).

«I felt I had to make a bit of statement. Mariannifesto. To say, “Here I am! I am back!». И признается, в частности, что за некоторые откровенные высказывания в предыдущей книге на нее и обижались. Что ж, пусть так, она ничего менять не собирается (и, будучи предельно откровенной о себе, – имеет на это право).

Конечно, идут и воспоминания – позавидуем еще раз такой жизни, которая не уместилась в предыдущую автобиографическую книгу большого формата. Как после первой OD (передозировки) напрочь забыла французский. Как за ней присматривали бездомные и даже полиция, когда в конце 60-х она наркоманкой жила на стене в Сохо, решила исчезнуть, а Фрэнсис Бэкон подкармливал. О семье – ее деде, высоком австрийском чине с фамилией Захер-Мазох, который добился права жене-еврейке не носить звезду Давида после аншлюса, о таких непростых отношениях с отцом, о такой яркой матери Еве… О том, как преподавала в школе поэтики имени Керуака и том, как видел учебные курсы и отношения со студентами там (в духе древнегреческих отношений между наставником и учеником, скажем так…) вечный ребенок Аллен Гинзберг. Да и как сама она – «забыла повзрослеть».

С битниками она вообще дружила со всеми напропалую. Отмечая, правда, что их, возможно, лучше было читать, а не знать лично – настолько страшны были Грегори Корсо и Уильям Берроуз. Но и употребление Корсо его любимого коктейля из героина и кокаина и тотальная мизогиния Берроуза были скоро преодолены – «дядюшка Уилл» читал личные лекции «молодой и глупой блондинке», а Корсо специально протянул уже в 2000-х лишних пару месяцев и не умер, пока Марианна с Лори Андерсон не записали его для его посмертного диска.

Марианна вообще, хоть и взошла поп-рок звездой в 60-е, предпочитает 50-е: в 60-е было, возможно, слишком много внешнего шума, потому они так быстро и историоризировались, 50-е же были настоящим всплеском вдохновения. В 60-е «все внезапно решили стать богемой, но я была бы счастливее, попади я обратно в 50-е с Грегори Корсо и Алленом Гинзбергом и Уильямом Берроузом, восхищаясь Ленни Брюсом и Джексоном Поллоком. Только представить себе, что можно пойти и послушать Колтрейна, Диззи и Птаху! Последние гиганты, и все такое».

Гигантами были и просто друзья Марианны, рассказы о которых – смесь галлюциноза того же Берроуза и довлатовских баек. Возвышенная певица Джульетта Греко, писатель-наркоман и теоретик Александр Трокки известны сами по себе, Генриетта Мораес же осталась в истории тем, что была любимой моделью того же Бэкона и Люсьена Фрейда, своим феерическим алкоголизмом и опять же автобиографией. Или готическая писательница, enfant terrible (интервью в комнате, заваленной бутылками и грязным бельем) и богемная дива Каролина Блэквуд – ночь ее умирания в «grand style» стала «великим шоу», одним из «maddest moments» и просто незабываемой «прекрасной ночью».

Но Марианна Фэйтфулл – не Эдуард Лимонов, пишущий о великих мертвецах и женщинах в своей жизни. Она рассказывает о музыке (одна из лучших поздних коллабораций – с молодыми Ником Кейвом, Дэймоном Албарном, Билли Корганом, Джарвисом Кокером и Пи Джей Харви). Дает теоретическое сравнение «битлов» и «роллингов». Немного осуждает религиозный элемент в сонграйтерстве (жесткая ирония в адрес Боно, тот мог бы собирать хорошее подаяние на улице своими душещипательными песенками). Она болтает о высокой моде, о диетах (да, ей самой противно, какой straight, а не high и perverse она стала, разменяв седьмой десяток, но что делать, хочется работать, ездить в турне, а не умирать от такой чуши, как наркотики, которым она отдала уже а так дань сполна). До упаду веселит, как два раза ломала кости из-за высоких каблуков любимых «лабутенов» (привет Шнуру – в его последнем клипе падает и молодая). И, конечно, она потрясающе самоиронична – рефлексируя, кстати, о британской моде на сарказм и сентиментальность («Сентиментальность – банковские выходные дни сарказма» О. Уайльда).

И я, правда, не знаю даже, как еще похвалить книгу и воздать должное Марианне.

3 любви 90-х (Guns’N Roses, Nirvana, Queen)

Мик Уолл. Последние гиганты. Полная история Guns N’ Roses / Пер. с англ. А. Поповой. М.: Эксмо; Бомбара, 2018. 512 с

Зачем, казалось бы, читать полтысячи страниц о группе, даже если «I used to love her» (записи на кассеты TDK в школе и Аксель как икона моды, довольно слабый концерт «Ганзов» с одним Акселем и уже мощный в воссоединенном