Ижицы на сюртуке из снов: книжная пятилетка - Александр Владимирович Чанцев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В чем и разбирается Лесли-Энн Джонс. Да, касаясь и самого грязного и последнего (Фредди умер, успев погладить кошку, когда под ним меняли обмоченную простыню), но не забывая подчеркивать – Queen совершенно великие, Фредди абсолютный гений, и их никто не забывает. Читая со слезами о его смерти – кто ж спорит!..
За пределами алфавита
Paul Morley. The Age of Bowie. How David Bowie Made A World Of Difference. London: Simon & Schuster UK, 2016. 484 рКоличество книг о Боуи уже превысило количество альбомов в его дискографии, и имеет устойчивую тенденцию к развитию. Особенно после его смерти, когда и через полгода в тех же английских музыкальных магазинах царили кенотафы из его дисков, книг о нем и прочей мемораблии. Есть, однако, именно у этой книги выдающиеся достоинства и кроме ее объема – это тот personal touch, с которым пишет автор, и стилистическо-композиционная инновационность, заставляющая вспомнить чуть ли не об «Улиссе».
Тем более что Пол Морли – человек далеко не случайный. Музыкальный критик и радиоведущий, он помогал Грейс Джонс с ее биографией, написал историю Joy Division и еще несколько книг по истории популярной музыки, а свое первое интервью делал с Марком Боланом из T-Rex («в этом бизнесе» он с 70-х). Ко всем этим талантам, он еще и куратор выставок – в частности, для гастролирующей по миру всеохватной выставки David Bowie Is[159] написать тексты для каталога его пригласил сам герой этой выставки.
В предисловии Морли замахивается широко, объем благо позволяет (это не 88 страниц переведенного у нас почему-то «Боуи» С. Кричли) – в своем почти культурологическом эссе-предисловии (цитаты из Элиота и Библии прилагаются) он размышляет, как по Боуи можно проследить, как меняется мир, изучить механизм его воздействия на массы, выстроить концепцию разных Боуи…
И он действительно пытается определить феномен Боуи совершенно разными методами. Его музыку – как «музыку если», попытку, например, объединить Шёнберга и Литтл Ричарда, стиль хиппи и авангарда, фундировано сравнивает Боуи с Бодлером. Он вообще несколько раз – и это говорит о сложности самого объекта – подступается к Боуи (Великому Боуи, Боуи Энигме), определяя его через соположение разнопорядковых вещей. «Между губной помадой и Японией, нежностью и революционным инстинктом, до и после, клоун и мим, джаз и мечта, Курт Вайль и The Who, Брехт и Бэсси». В отвалах банальных рассуждений тут у Морли настоящие брильянты находок – например, что последний, вышедший за несколько дней до смерти альбом Боуи назвал символом (Черной звездой), ибо уже записал соответствующее буквам в английском алфавите количество альбомов и – начинал новый алфавит.
Морли можно понять. Ведь о Боуи писать очень легко – только перечислить через запятую, в чем он был первым, на скольких оказал влияние, со сколькими пел и сколько даже самых великих в роке и попе носят тишотки I Still Miss David Bowie, и даже эпитеты не нужны. И поэтому сложно. Сложно еще потому, что Боуи для автора – действительно очень любимый музыкант и чрезвычайно близкий культурный объект. Он рассказывает, как в день смерти Боуи ему нужно было ехать на радио читать заготовленное им выступление, но с утра начал разрываться телефон – все СМИ, с кем он сотрудничал, хотели, чтобы он сказал/написал что-то по случаю его смерти. Он не хотел произносить что-то по поводу, на большее же не хватало пока сил, поэтому просто отключил мобильный. И только вечером согласился по просьбе близкого друга и коллеги выступить в одной ТВ программе. И это очень понятно – помню то зимнее утро, когда вместо запланированных дел я «залип» в Интернете, выясняя, правдивы ли эти смертные новости или это вброс каких-то хакеров, а потом, вместо похода в банк, также написал все же эпитафию для сайта знакомой.
Перемежая текст рассуждениями, «отвлечениями» в духе тех, что больше самого рассказа любил Холден Колфилд, и своими блербами-фразами для выставки («Дэвид Боуи думает, кто же он сегодня», «Дэвид Боуи – картина будущего», «Дэвид Боуи танцует с дьяволом, но ее ноги из ртути, а его ноги она превращает в грязь», «Дэвид Боуи – это Льюис Кэрролл, поющий Жака Бреля» и т.д.), автор доходит до собственно начала жизни Боуи и подает ее вполне традиционно. Послевоенный Лондон со всеми его ограничениями и дефицитами, довольно традиционный, не сказать тухлый район Брикстон. Англиканский, католический и еврейский религиозный бэкграунд. Брат с умственными отклонениями (тетя вообще подверглась лоботомии), сложности в понимании с отцом да и матерью. Радость, когда в результате травмы один глаз Дэвида теперь отличается от другого – «он никогда не хотел быть просто человеком». Свободная, но все равно нудная работа в рекламном агентстве. Запойное чтение (в самом конце книги дан и список из 100 любимых книг Боуи), изучение тибетского буддизма, осваивание искусства мима с Марсо. Транспортировка травы на розовом велосипеде. Довольно трудные попытки пробиться, играя пока со своими первыми командами чужие еще блюзы, ездя максимум в почти благотворительные в плане выручки туры с Марианной Фэйтфулл.
Но приходит первая яркая слава и – повествование делает (один из многих предстоящих) поворотов. Теперь каждая глава размечена погодично, с явным упором на то, какой альбом в этом году выпустил Дэвид. И тут Морли «дорывается» – разбирает каждую песню, перечисляет всех музыкантов, детально повествует, что нового провернул Боуи именно на этой записи… Бонусом к каждой главе – список выпущенных в этом году значимых альбомов других групп (с чаще едкими, но и иногда и благосклонными мини-рецензиями) и список топ-хитов.
Биография Боуи отходит на второй план – впрочем, это имеет под собой основание, ведь, (пре)осуществившись, Боуи полностью растворился в работе, самореализации (первая жена Боуи Энджи говорила, что не ревнует к Боуи, все равно для него важна только его работа). Ведь «в текстах для своих песен он создал собственную территорию, которая не была поэзией или словами для песни, но чем-то между… А сама идея Боуи была в великой песне, видеоклипе, альбоме»… Синкретическое искусство, да.
Факты сменяются фактоидами. Как Боуи танцевал голым в квартире у знакомого музыканта-гея или изрядно шокировал всех, снимаясь или расхаживая в женских платьях (Мик Джаггер как-то вышел
