Ижицы на сюртуке из снов: книжная пятилетка - Александр Владимирович Чанцев

не сама бабушка Лори. Но для самой Андреон история гораздо глубже – она тоже шла по льду домой, везя коляску с младшими братьями, те провалились под лед, Лори нырнула и вытащила их. Дома ее мама не ругала ее, а похвалила, «какая ты прекрасная ныряльщица» – и уже тогда Лори задумалась о силе слов, их оттенках, способности менять и конструировать реальность… Или та же Европа – тогда среди американских художников было в чести уезжать в Европу, по следам великих джазовых беглецов вроде Чета Бейкера, и ее пытали, как она может творить в Америке, «такой варварской, такой диснеевской» («so Disney»). Она записала ответ – правда, он еле уложился в 8 часов мультимедийного шоу United States Parts 1-4, но там нашлось место экспериментам почище бесконечных документальных фильмов Энди Уорхола и отдельным известным ее песням-гимнам вроде O Superman.

70-летняя буддистка, адепт тайцзи, Лори Андерсон вообще может давать мастер-классы по политическому активизму молодым львам-левакам. То настоит включить в свое шоу выступление невыездного Ай Вэйвэя, то в патриархальной Австрии задумает сделать шоу, проецируя и тем самым виртуально даруя свободу сидящему в тюрьме узнику, то заключенного Гаунтанамо пустит на самые огромные экраны Нью-Йорка. Или костерит всех президентов, уже 30 лет ведущих войны и популистски выигрывающих выборы, – опять же («сказка про арабского деспота и его ОМС») благодаря кодам того же языка.

Не стоит, впрочем, думать, что «Все вещи, потерянные в потопе» – сплошь концепт и трактат. Да, альбом иногда сюрреалистичен, как записки дадаистов: Андресон рассказывает, как в конце каждого предложения видит не точку, а тикающие часы, рассуждает о той ее личности, что сформировалась во снах (мне уже за 60, пишет она, треть жизни я спала, то есть ей, моей ипостаси из снов, уже 21, она имеет право пить спиртное и голосовать). Но здесь же есть ее детские воспоминания (ее первые истории, об оранжевой собаке), признания в любви к «философу, мастеру тайцзи, певцу и моему любимому мужу» Лу (рассказ и фото, как в 2000-х они выступали, играя песни друг друга, или устраивая очень громкие экспериментальные шоу в духе луридовского альбома Metal Machine Music, который, как шутят, никто не смог дослушать до конца) их собаке и обычный мемуар. О том, как для создания своих произведений она побывала на Северном полюсе и работала в «МакДональдсе», и о тех, с кем работала – о восхитительном и подавляющем голосе Берроуза (чтобы противостоять ему, она изобрела своего мужского двойника), буддийском оптимизме Кейджа или о том, как она общалась с известным нелюдимом Пинчоном, мечтая сделать оперу по его «Радуге тяготения». Тот даже ответил, признался взаимно в любви к ее песням, согласился (!), но при одном маленьком условии – если все партии будут исполнены на одном банджо».

И, при всем при этом, «Все вещи…» – это еще и замечательная литература. С выдержкой многих лет, как «Хроники» Боба Дилана, мудростью Патти Смит, с прищуром юмора и знания. Хотя мультимедийная Лори Андресон и возразила бы, возможно, против столь узкого и банального комплимента.

Кабуки, гадюка и пиво не в счет

Оззи Осборн. Оззи. Все, что мне удалось вспомнить / Пер. с англ. А. Поповой. М.: Бомбора, 2018. 416 с

Сказать, что Оззи откровенен, значит, ничего не сказать. Он, приученный не только сценой, но несколькими сезонами MTV с реалити-шоу из своего дома, буквально выворачивает на страницах наизнанку свои внутренности. Обрезание в детстве («это было модно»), венерические болезни от групи, вазэктомия ради жены – пожалуйста, в деталях. Одно ведро в общей комнате, взрослые приключения в туалетах или навороченный японский унитаз в особняке сейчас (сам бы на себя не поставил в детстве, что так «поднимется») – извольте, в 3, если не в 5D.

Оззи тут во всех ракурсах. И хронологических – от бедного послевоенного детства (известного по многим рок-био, что Боуи, что «роллингов», например) до президентского-люкса на нынешнем его Олимпе. И музыкальных, семейных, вкусовых, каких только не. Но едва ли не ярче его сценических нарядов (босые ноги, пижамная куртка и водопроводный кран на шее в начале карьеры) и выкрутасов вроде откушенной на сцене головы летучей мыши (мы узнаем бэкграунд – он решил, фанаты кинули игрушку) и уделанного ночью в женской одежде мемориала жертвам битвы за техасский Аламо (просто жена спрятала его одежду, чтобы он не пошел за добавкой, вот и пришлось натянуть ее вечернее платье!) – ипостаси его личности, грани характера.

Лейтмотив – Оззи свой в доску, простой, из низов, «без пафоса», в пабе со всеми пиво выпить – милейшее дело. И он не сатанист и никакой не поклонник черной магии – просто любит тяжелые аккорды, жизнь в стиле панк (до изобретения оного) и говорить со сцены в песнях о своих личных демонах. И практикует то, что у нас называют юродством, – так он «включал клоуна» в школе перед хулиганами (засмеются и подружатся), подростком в тюрьме (попался на краже … детских трусиков, в темноте дело было). И всех оправдывает – отца, мать (из-за денег и славы Оззи разошлись было), судившихся с ним бывших участников группы («я считаю, что ненависть, блин, это пустая трата времени и сил. Какая от этого польза? Никакой! Не собираюсь облачаться в перья Архангела Гавриила, я просто считаю, если вы на кого-то разозлились, назовите его козлом, только не держите это в себе. Нам так мало отпущено», изрекает он с мудростью какого-нибудь БГ). Но, как имя Лао-цзы переводится «старый ребенок», так и мудрость эта сильно приправлена живущим в нем ребенком-хулиганом: с задником Кабуки на сцене, с выезжающей над публикой механической руки кидать в нее сырое мясо Оззи просто прет («офигенное чувство!»).

Как и от вечных подколов в группе и вне: сбрить во сне брови, накормить кексом из отборного гашиша священника – тут еще самое невинное… Как и от рок-н-ролльного, скажем так, образа жизни, до которого – не то что нынешним Биберам, но и самым известным молодым рокерам рукой никак не подать – гадюки на той же сцене, совместный с Motley Crue дебош за ней, поджог поместья, себя (думал, сильная отрыжка с бодуна, а горело пузо… забросал одеялом, а в качестве нового одеяла оборвал шторы[160] – горничная, правда, не оценила смекалки), своего сарая и расстрел куриц в оном («нужно же как-то расслабляться», в беседе с соседкой).

Но те времена прошли. И сейчас на сцене такого не учудишь, констатирует Оззи, и – кажется, в духе времени, политкорректности и своего семейного лайв-шоу на ТВ – часто очень извиняется,