Автобиография большевизма: между спасением и падением - Игал Халфин

обстоятельства смотрели как на помеху? О Наталии Дроздовой, например, было сказано, что она страдает отсутствием «пролетарской психологии». Винили ее «буржуазное происхождение» и отсутствие производственного стажа. У Мальцевой Варвары Леонидовны наблюдалось «заискивание» по отношению к руководителям. «Считаем, что причина является воспитание ее в детстве у дяди ксендза, а также замужнее сожительство с офицером – сыном помещика»[878]. Каган Давид Юдович «из интеллигентской семьи» характеризовался как идеологически неустойчивый. «Долголетнее изучение Талмуда оставило на нем большой налет индивидуализма»[879].

Никто не удивлялся, что Ометти Арсений Константинович проявил себя в комвузе как «пассивный партиец… с интеллигентской психологией». У этого лектора был «самостоятельный интерес к истории научного мировоззрения», выступал он «часто и дельно, читал много». Но по социальному положению он был «выходец далеко не из пролетарской среды». Вспомнилось, что Ометти когда-то учился в кадетском корпусе, а теперь живет с матерью «и в домашнем быту вращается в обществе чуждом». У Ометти образовался «идеологический, в сторону дворянства, уклон»[880].

В характере Лускиной четко просматривался отпечаток мелкобуржуазной среды. «Основное, – отметил Козлов, – это некоторое попугайство. Какие бы вопросы мы ни обсуждали, ничего не скажет, пока не глянет в сторону [парторганизатора] Машинского. <…> При прениях наблюдает за руководителем и, как только заметит, что он поддакнул кому-нибудь из выступающих ребят, она схватывается, берет слово и повторяет ту точку зрения, что тот парень сказал. Или ее выражения, „ну я же знала“, „я так говорила“, „так должно быть“, „я так же полагала“». «К более слабым ребятам относится насмешливо». Недостатки Лускиной были легко «объяснимы»: «Она выходец из мелкобуржуазной среды – на ней лежит некий отпечаток этой среды. Возьмите какого угодно старосту, разве у ней не наблюдается стремление „вильнуть хвостиком“»[881].

Классовое происхождение определяло экономическую мотивацию, о чем комвузовцы читали у основоположников марксизма. Чаще, однако, класс понимался как психологический тип. Крестьянам приписывались зашоренность и эгоизм, интеллигенции – высокомерность и отчужденность, и только истинные рабочие умели преодолеть свои индивидуальные пристрастия и посмотреть на мир объективным, научным взглядом.

В университете учились крестьяне, и их мышление считалось отсталым. Выходцу из деревни Савинову напоминали на каждом шагу о его классовом происхождении («крестьянин-середняк»). По поводу «широкой демократии» Савинов выступал хорошо: «Независимое обсуждение и решение вопросов нельзя допустить ни в экономике, ни в политике. В первом случае это приведет к анархизму – к захвату управления фабрик непосредственно данными рабочими, а в другом к анархизму, хотя и в другом смысле». Но вот в экономической дискуссии Савинов наломал много дров своими требованиями поблажек селу. Товарищи из 3‐го кружка 2‐го созыва видели в его невыдержанности явный признак «крестьянского уклона». На самом деле по вопросу об экономической политике он выступал как «ярый оппозиционер». «Он имел в виду при выступлении экономическую выгоду крестьян, отбрасывая политический момент», – сетовал Горохов.

Назидательная притча, рассказанная первым большевиком Петрограда товарищем Зиновьевым, объясняла, почему крестьяне типа Савинова были нужны партии, а вот крестьянская политическая направленность – нет:

Возьмем, скажем, двух видных товарищей (скажем, т. А и т. Б). Оба товарища дисциплинированные и прекраснейшие товарищи. Но т. А пришел к большевизму в иное время и иными путями, чем т. Б. А вырос из крестьянского движения, разбившегося широкой волной в годы войны после Октябрьского переворота. Тов. Б вырос из рабочего движения, примкнул к большевикам больше 20 лет тому назад. И тот и другой нужны, ценны нашей партии. Только в известном сочетании тех элементов, которые представлены тем и другим, – залог полной победы революции. Но если бы, скажем, т. А стал оформлять внутри партии то, что зачастую отличает крестьянина-коммуниста от коммуниста-рабочего, если бы он стал требовать, чтобы политика партии ориентировалась не на рабочих, а на крестьян, или если бы он стал требовать, чтобы генеральный штаб партии превратился в блок различных групп, что скажет в этом случае наша партия т. А? Нечто подобное приведенному вымышленному примеру, но в гораздо худшем виде, делает теперь тов. Троцкий[882].

Савинов явно представлял собой товарища А. «Вместо борьбы с кулаком, – заметили в кружке, – Савинов уходит в деревню. Ребята идут на фронт, а он на комкурсы». Как можно было называть «политику ЦК в крестьянском вопросе „политиканством ЦК“»? Савинов защищался как мог: «Крестьянского уклона у меня не было и нет. Оппозиция выставляла то положение, что вопросы хозяйственного строительства разрешены, но, вследствие бесплановости, приведение их в жизнь не происходит. Кризис тому свидетель. С этим я соглашался. В экономической политике должны быть и политические вопросы. Экономические вопросы и их разрешение считал правильным путем математических расчетов».

По товарищеской части к Савинову было не меньше претензий. Крестьянин едва умел жить в коллективе: «Есть некоторая замкнутость и насмешливость». У Савинова была хорошая «теоретическая подготовка», но это, со слов Фадеева, только возвысило его в своих глазах – отсюда «тяжеловесное мнение». Шкляровская натерпелась от Савинова, иронизировавшего на кружке, что она «чрезвычайно огорчена», что «Зиновьев обидел Троцкого». Шкляровская отметила «насмешливое отношение», хвастовство. «Это я отношу к особенности его характера», – заключила она.

Нашелся и защитник в лице Воронова: «Савинов любит пошутить, но никогда не имеет в виду выставлять свои знания и смотреть на других свысока». Он предложил записать в характеристику: «Очень хороший товарищ, общителен, занимается коллективно», но явно был в меньшинстве (за – 2, против – 12, воздержавшиеся – 5). Савинова отчислили[883].

А вот когда Малышева Ивана Васильевича с сильным «крестьянским уклоном» оставили в университете, члены 2‐го кружка запротестовали, так как при чистке кружок не успел осветить его отрицательные стороны. Вспомнилось, что Малышев требовал предоставления крестьянству политических прав наравне с пролетариями, «тем самым сознательно сводя на нет основное условие переходного периода диктатуры пролетариата». Отмечалось, что «это есть оформление влияния мелкобуржуазной стихии. <…> Письма, полученные из деревни, оставили большое влияние на крестьянина коммуниста, даже изменили его психологию». Федулаев, и не он один, считал, что «экономические взгляды Малышева на крестьянство… неприемлемы»[884].

Оппозиционер из крестьян Шипилькевич Иван Андреевич был старше Малышева и Савинова лет на десять, и отношение к нему было еще строже. Родившись в 1888 году в середняцкой семье, Шипилькевич успел послужить на царя, побыть в старой армии в саперных войсках, получить чин ефрейтора. На военной службе находился с осени 1909 года до весны 1913-го. Офицерство и военную муштру презирал: «В день трехсотлетия Романовых был очень доволен, так как по амнистии получил освобождение от стояния 25 часов под ружьем. Я по своей душевной натуре никогда не