Призрак Проститутки - Норман Мейлер

Уже поздно, а я не могу послать письмо, оканчивающееся на такой ноте. Так что задержу его, завтра допишу и отошлю вам.

Ваш слуга на контрактной основе

11

11 апреля 1957 года

Понять не могу, зачем я описывал вам эту ужасную историю с яйцом, хотя нет, знаю. Пишу это, а причина мне уже известна. Дело в звуке, с каким яйцо шмякнулось о кафельный пол. Будучи пустой скорлупой, оно рассыпалось с печальным мягким звуком. И звук этот не выходит у меня из головы. Как-то раз, на одном из Четвергов высокого уровня, Хью сказал нам, что у древних египтян есть пословица: разница между правдой и ложью не тяжелее перышка.

Хватит об этом! Волнующая новость: у нас теперь есть наблюдательный пост рядом с русским посольством, и это самое большее, что мы сумели осуществить. Опять-таки это заслуга Порринджера, поскольку мы получили этот пост благодаря Пеонесу, однако сам факт его появления следует приписать Ховарду и его стараниям нас разбудить. Я не описывал вам Пеонеса, но он бы вам не понравился. Он толстый, очень самодовольный, наполовину испанец, наполовину итальянец, с могучими — при среднем росте — плечами и ногами. Большие черные усы. Откровенно смуглый. От него пахнет скотиной, что он перебивает духами. Пеонес знает все публичные дома в Монтевидео и обходит их в поисках новых талантов подобно тому, как помощник тренера в колледже ходит по школьным футбольным состязаниям в поисках будущих игроков. Ну а Порринджер, как я выяснил, что-то вроде маньяка по части публичных домов. Он посещает их куда чаще, чем я. А я остепенился. Честно говоря, слишком много работаю. И вот Порринджер подружился с Пеонесом, шатаясь по борделям. Это не самый благоразумный способ вербовки агента, но в данном случае надежное средство установить дружеские отношения. И пожалуйста, не говорите — бедная Салли Порринджер. Я уверен, у Шермана есть основания так себя вести.

Месяца три назад Овсянка предпринял попытку подцепить на крючок Пеонеса. При этом следует учесть, что Пеонес ненавидит Капабланку и систематически заливал ему насчет Сондерстрома и Порринджера. Уверял, что они оба чистокровные госдеповцы. Представьте себе его замешательство (да и Овсянки тоже), когда Ховард напрямик сказал Капабланке, что ленч устроен на средства разведки Северного Колосса. Пеонес после этого ленча был вне себя, но тут проявил свои таланты Порринджер. «Посмотри, Педро, фактам в лицо, — сказал он ему (полное имя Пеонеса — Педро Пеонес), — сколько месяцев мы над тобой работали, а ты так к нам и не присоединился. Я пытался сдержать шефа, но он потерял терпение. Он хочет знать безо всяких увиливаний: сколько, по-твоему, ты должен получать, чтобы быть с нами?»

«У нас есть поговорка, — сказал Пеонес. — Деньги могут все купить, кроме порядочности».

«А мы говорим: „У каждого человека своя цена“».

«Моя цена спрятана. Глубоко».

«Где же?»

«Что ж, скажу тебе, Шерман, это маленький секрет, но я тебе скажу: она в моих cojones[81]».

Знаете, Киттредж, не думаю, чтобы разговор был таким, как мне пересказал его Порринджер. Цена Педро Пеонеса наверняка запрятана в его массивном органе. Говорят, в борделях Монтевидео была девица, такая красавица и такая талантливая, что года два назад она отправилась на заработки в Гавану. Теперь она стала легендой от Карибского моря до Южной Америки. Ее зовут — это ее рабочее имя — не больше и не меньше, как Либертад Да Ленгуа (что, по-видимому, означает не «Свобода слова», а скорее «Ах, Свобода! К вашим услугам язык!»).

Выяснилось, что Либертад последнее время стала переписываться с Пеонесом. Она его большая любовь. И если Центральное разведывательное управление вернет ее из Гаваны в Монтевидео — по ее собственной воле, конечно, — то он, Пеонес, готов служить управлению. Многое в Уругвае — через Пеонеса — будет в нашем распоряжении: нужные правительственные служащие, досье на частных лиц, телефонная компания, посольства и информаторы, работающие на полицию в левых организациях. В заключение Пеонес сказал: «Моя страна будет вашей».

Порринджер принес это предложение в резидентуру. Пеонес дал большие обещания, но сможет ли он их выполнить? После того как девицу привезут сюда, мы уже едва ли сможем ее депортировать. А что, если Пеонес не сдержит слова? Более того, мы можем себе это позволить? Если эта Либертад так хорошо устроена в Гаване, ее переселение может оказаться непозволительно дорогостоящим. Нет. Но Пеонес обещает, что это не будет стоить немыслимых денег. Девица искренне хочет вернуться к нему. Это любовь настоящая, говорит он Порринджеру.

Более того, говорит Педро, на нас падут лишь расходы по переезду. А как только она прибудет в Уругвай, он устроит ее в один из нескольких хороших домов (борделей), которые он контролирует. И она станет Ла Монтевидео, звезда суперлюкс.

Итак, немало телеграмм было послано и получено по поводу предполагаемых расходов. Возможно, они окажутся не столь высокими, как мы опасались. (Двух тысяч долларов будет достаточно, чтобы перевезти сюда девицу первым классом вместе с багажом.) А кроме того, И.Х.Х. знает, как обойти соответствующие места в Туманной низине. Я вскоре узнал, что один шеф резидентуры получает в ответной телеграмме кукиш, а другой, вроде Ховарда, в такой же телеграмме получает кудрявую «капусту». Вы правы: Хант все время говорит о деньгах и знает больше синонимов для чеков и наличности, чем любой известный мне человек. «А Либертад имеет представление о том, сколько потребуется затычек, чтобы переправить ее зад сюда?» — цитирую одно из его высказываний. Деньги он называет «капустой» и «лягушачьими лапками», «тачками» (это серебряные доллары) и «фартингами». «Боуби», «загореликами», «боливарами». Очень забавно слушать Ханта, когда он разойдется.

К моему удивлению, самым крупным препятствием оказалась резидентура Гаваны. Ховард подозревает, что Карибский сектор использовал Либертад для спецзаданий, но он знает, где за какую веревочку надо дернуть, и тупик преодолен. Мы ее получим. Нас только немного удивляет, зачем Гавана бросала в механизм песок.

Словом, Педро теперь счастлив — у нас в резидентуре даже появился новый термин для определения крайне эмоционального состояния: делириум Пеонес. В порыве великодушия — девица-то ведь еще не прибыла — Педро уже установил «жучки» на телефоны своего ненавистного начальника Капабланки. Наш пост подслушивания немедленно дает нам подтверждение наших догадок: Луис Батлье, глава правительства Уругвая, даже еще больше просоветски настроен, чем мы предполагали, а Капабланка — его приспешник. Мы уже догадывались об этом, но подтверждение догадки все равно что хороший обед для пустого желудка.

Затем последовал суперприз. Получив телеграмму о том, что Либертад в пути, Пеонес произнес перед Порринджером небольшую речь. «Шерман, — сказал он, — я верю в непреходящие ценности. И самая высокая для человека ценность — быть caballero[82]. А какой я caballero, ты скоро увидишь».

И знаете, он сдержал слово! У него была готова для нас награда. Примерно год назад он снял виллу, расположенную рядом с русским посольством на бульваре Испании. Последний год Пеонес решил не наживаться на аренде — брал с семейства, которому сдал виллу, ровно столько, сколько требовалось, чтобы оплатить расходы по ее содержанию, а семейство за это согласилось освободить помещение, получив предупреждение за неделю. Чутье подсказывало Пеонесу, что мы много дадим, чтобы поселить наших людей в таком доме, но он не предпринимал никаких шагов, пока не убедился, что мы ему верим и привезем его Либертад в Монтевидео.

Будь Сондерстром все еще здесь, у него такое предложение вызвало бы сомнения, а Хью посмотрел бы на это как на испорченное мясо. Даже Гэтсби и Кирнс высказали сомнения: что, если вилла, находящаяся рядом с русским посольством, поставлена КГБ на прослушивание и Пеонес нас туда затягивает?

Хант разбил все их доводы. Мы используем этот дом только в качестве наблюдательного поста за советским садом, пока несколько сотрудников безопасности не прилетят и не проверят его. Даже если русские поставили виллу на прослушивание, они все равно ничего ценного не услышат.

Нет, решаем мы, нет, так не будет, если мы посадим туда толковых людей. Это должны быть люди, которые не знают нашего дела, но обладают достаточным терпением и могут сидеть часами у окон за занавесками, всегда готовые взять нашу кинокамеру «Болекс» и снять всякого, кто входит в посольство или выходит из него. Хотя уже поздновато для устройства приемов на свежем воздухе, однако в апреле здесь теплее, чем в Вашингтоне в октябре, так что несколько приемов в саду под нашими боковыми окнами еще может произойти до того, как наступят холода. Ясное дело, нам надо срочно найти нужных жильцов. Но где? Положиться в этом на Пеонеса мы не хотели.