Призрак Проститутки - Норман Мейлер

Я пишу эти строки за столом Проститутки и смотрю на вашу брошь. Заметьте, я впервые назвала Хью тем именем, под каким он известен. Интересно, какое гордое прозвище будет у Кристофера? ШЛЮХА? МОГИЛЬНЫЙ КАМЕНЬ?

Малыш заплакал. Крикнул еще. И еще. Это потому, что я назвала его МОГИЛЬНЫМ КАМНЕМ. Его жизнь — это частица моей будущей смерти.

20 апреля 1957 года

Дорогой Гарри!

Если можете, забудьте вчерашнее письмо. Я отправила его сразу же, как только кончила писать, и не помню, что там было. Все в нем лишь наполовину правда. У меня бывают припадки как при мигрени, вот только голова не болит. Просто наступает временная амнезия.

Расстались ли вы уже с той девочкой из публичного дома или глубоко увязли в ней?

Я опасаюсь худшего.

И, право, не хочу больше с вами переписываться.

Это приказ.

Прекратите всякую связь со мной.

Если бы я поклялся, что не буду пользоваться непрослушиваемым телефоном для связи с Проституткой, то сейчас клятву пришлось бы нарушить. Однако наш непрослушиваемый телефон хранился в запертом чулане, в кабинете Ховарда Ханта. Ему моя просьба не понравилась.

— Ховард, — сказал я, — мне необходимо воспользоваться телефоном.

— Можешь объяснить причину?

— Личная.

Ховард, сидевший за письменным столом, передернул плечами.

— В таком случае ты нарушаешь правила. Почему бы тебе не отыскать телефон-автомат на другом конце города?

— Разговор связан с Фирмой. Человек, которому я хочу позвонить, не станет разговаривать по обычному телефону.

— Значит, Хью Монтегю. Об этом джентльмене идет речь?

— Дассэр.

Ховард поставил локти на стол и посмотрел на меня из-под навеса переплетенных пальцев.

— Гарри, по-моему, ты должен знать, что по управлению о Проститутке ходят легенды, основанные на шести его хороших качествах и восьми плохих. И одно из его плохих качеств те что с ним нельзя нормально поговорить по обычному телефону.

— Согласен: у Хью Монтегю полно причуд. Но в данном случае речь идет о семейном деле первостепенной важности.

Ховард вспылил:

— Непрослушиваемый телефон дан мне как шефу резидентуры. Ты просишь меня нарушить эту привилегию.

— Ради всего святого, да я пользовался непрослушиваемым телефоном все время, пока работал в Берлине. Он стоял в глубине коридора военного ведомства. Кто угодно мог им пользоваться.

— В Берлине, — сказал Ховард, — царит вакханалия. Черт знает какая, абсолютно неконтролируемая вакханалия.

— Дассэр.

— Я не могу разрешить тебе воспользоваться непрослушиваемым телефоном для личного разговора. Это сразу прорвет непроницаемую оболочку.

— Дассэр. Но мне необходимо поговорить по семейному делу.

— Мне кажется, я уже все сказал.

— Ховард, я крестный отец Кристофера, сына Монтегю. Сегодня утром я получил письмо с известием, которое расстроило меня.

— Разве Хью Монтегю не твой крестный?

— Дассэр. — И, не удержавшись, спросил: — Откуда вам это известно? Он несколько раз дотронулся указательным пальцем до большого, подражая квакающей утке.

— Я обедал в Вашингтоне с Арни Розеном.

— Рози будет получше любого телефониста былых времен, — сказал я. К моему удивлению, Хью рассмеялся.

— Держи! — И он достал из кармана жилета маленький ключик. — Звони. Может, и мне известно, что значит волноваться по поводу ребенка.

— Благодарю вас, Ховард.

— А когда покончишь со звонком, не сегодня, но скоро я хочу поговорить с тобой о паре вещей. Не спрашивай кто, но человека два предупредили меня насчет Гарри Хаббарда. Сказали, что ты провалился в Берлине.

— Может, так оно и есть.

— Ну, под началом Билла Харви нетрудно напутать. Самое скверное, если хочешь знать, то, что ты связался с каким-то не тем раввином.

Я молчал. К этому времени я до чертиков разозлился, но старался соблюдать каменное спокойствие.

— Мы можем, — продолжил Хант, — поговорить об этом за коктейлем или ужином. — Он взглянул на часы. — Ой, я опаздываю на обед. Кабинет оставляю тебе. Чтоб он был в таком же виде, когда ты будешь уходить. — Он рассмеялся, чтобы снять обидный подтекст с последней фразы, и ушел.

Пользоваться непрослушиваемым телефоном из Монтевидео оказалось непросто. Мне пришлось пройти через станции в Буэнос-Айресе, затем в Мехико-Сити, затем в Вашингтоне. Лишь через полчаса я выяснил, что Проститутки нет ни в конторе, ни дома, и только после звонка в справочную меня адресовали в ДИКИЙ ЧЕСНОК — так именовался телефон Проститутки в Крепости. Словом, я потратил целый час в кабине Ховарда Ханта, чтобы связаться с человеком, с которым так боялся говорить.

— Ты звонишь мне по поводу Киттредж? — вместо приветствия спросил Проститутка.

И снова у меня было впечатление, что голос долетает до меня по длинной трубе.

— Да, — сказал я, — именно по этому поводу я вам и звоню.

— Как ты сумел добраться до телефона Ховарда? Отдал за это кусок себя?

— По всей вероятности.

— Наверняка слишком много.

— Хью, Киттредж с вами, в Крепости?

— Она в порядке. Принимает успокоительное, но в остальном все отлично.

Я не мог понять, как человек, принимающий успокоительное, может чувствовать себя отлично, но Хью словно услышал мои мысли и добавил:

— С ней я. Так что она не одна.

— Дассэр.

Хью долго молчал, а когда заговорил, такое было впечатление, что за это время он принял решение что-то добавить к сказанному:

— Видишь ли, Гарри, она не помешалась. Это просто следствие перегрузки.

— Я беспокоюсь за нее, — сказал я.

Он фыркнул:

— Беспокоишься? А я живу стиснув зубы. Знаешь? Она все еще старалась кормить малыша, продолжала работать и — самое неприятное — экспериментировала с субстанцией. В эти периоды она, конечно, не кормила малыша. Когда вводила в себя субстанцию.

Я с трудом мог поверить услышанному:

— Что-что?

— Киттредж всегда сначала сама прыгала в воду, а затем уже разрешала другим. Просто она выбрала для своих экспериментов неподходящее время.

— Она в порядке? — спросил я.

— Я же сказал тебе. Она выбирается из этого. Принимает успокоительное. Хороший врач, мой приятель, следит за ее состоянием. Он друг Аллена.

— Она была в больнице?

— Конечно, нет. Упоминание о психическом расстройстве в персональном досье столь же нежелательно, как принадлежность к коммунистической партии в молодости.

Я чувствовал, что ему хочется поговорить. В каком же он, должно быть, состоянии!

— Хью, извините за вопрос, но вы уверены, что ей не следует показаться очень хорошему психиатру?

— Я знаю многих из них, — сказал Монтегю. — Они все перебывали у нас в Технической службе. Я понимаю Киттредж куда лучше, чем они когда-либо ее поймут. Им не найти подхода к ее тонкой психике. Говорю тебе: она в порядке. Через неделю снова будет сама собой. Конечно, какое-то время ей не придется работать и в будущем надо отказаться от всяких инъекций субстанции. Ею движет амбиция, понятно? Единственное, что не поддается в ней контролю. Она считает, что ее работа недостаточно признана. А от этого самый здравомыслящий человек может рехнуться.

— Могу я поговорить с Киттредж?

— Она сейчас спит. Я бы не хотел ее будить.

— Могу я позвонить позже?

Долгая пауза. Я ждал, но он продолжал молчать.

— Кристофер с вами? — спросил я.

— Естественно.

— Есть няня?

— Хорошая. Уроженка Мэна, приходит на день. Если Кристофер просыпается ночью, к нему подхожу я. — И умолк.

Я хотел спросить его о работе. Кто его замещает? Киттредж однажды сказала, что у него есть два абсолютно надежных помощника. Они стерегут двери УПЫРЯ. На меня вдруг накатила не слишком сильная, но неизбежная паника при мысли, что разговор сейчас кончится. И как только Хью повесит трубку, я снова останусь один в Уругвае.

— Так могу я позвонить позже? — снова спросил я.

Вместо его голоса в телефоне гудела статика, казалось, стрекочут мириады крошечных существ.

— Гарри, загляни к себе в душу, — сказал Проститутка. — Ты ведешь себя как сукин сын. Я хочу, чтобы ты прекратил переписку с Киттредж.

Моя первая мысль была: читал ли он письма или же просто знает об их существовании.

— Великий Боже, Хью, — произнес я наконец. — По-моему, это должна решать Киттредж.

— Гарри, рождение ребенка продырявливает карьеру амбициозной, талантливой женщины, как удар копьем. Киттредж необходимо с этим справиться. Так что прекрати переписку. Я так хочу, и она тоже.