Коллапс. Гибель Советского Союза - Владислав Мартинович Зубок

Авторитет Горбачева была настолько подорван событиями предыдущих нескольких лет, что один момент триумфа вряд ли мог повлиять на сложившуюся реальность. Советский лидер формально все еще оставался во главе армии и КГБ. Но поддержку народов России он вернуть себе уже не мог – она необратимо перешла к Борису Ельцину.

Глава 12

Развал

Что было цельным, рушится на части.

У. Б. Йейтс. Второе пришествие, 1919 (в переводе Б. Пастернака)

КОНЕЦ ПАРТИИ

Утром 22 августа 1991 года Ельцин позвонил президенту Бушу сообщить о том, что Горбачев благополучно вернулся в Москву и находится в своей резиденции, Язов, Крючков и Павлов арестованы, и Россия может праздновать «великую победу демократии». Буш был поражен и растроган. «Ваши акции здесь взлетели до небес, – сказал он Ельцину. – Вы проявили уважение к закону и отстояли демократические принципы… Вы вышли на линию фронта, на баррикады… Вы вернули Горбачева и восстановили его власть. Вы завоевали себе множество друзей по всему миру. И, если позволите, мой вам дружеский совет – отдохните, отоспитесь»[1088]. Сам Буш был уже в отпуске в Кеннебанкпорте – ловил рыбу и играл в гольф.

Ельцин, несмотря на данное Бушу обещание «спасти Горби», был убежден, что советский президент отсиживался за спиной хунты. Аналитики из посольства США в Москве сообщали, что российские демократы «защищали Горбачева – против своей воли»[1089]. Объявленные в дни чрезвычайного положения ельцинские указы были такими же «антиконституционными», как и указы ГКЧП. По сути дела, глава Российской республики вырвал у Горбачева конституционную власть. Идеальным выходом для Ельцина было бы, если бы Горбачев, вернувшись в Москву, объявил о своей отставке. Хасбулатов и Бурбулис, однако, понимали, что сразу избавиться от Горбачева будет невозможно.

Меньше всего Ельцин хотел восстановления власти Горбачева. С начала 1990 года российский лидер вступил на путь «уничтожения тоталитарной империи» и «возрождения России» как свободного демократического государства. Горбачев был главным препятствием к достижению этой цели. 22 августа в выступлении перед российским парламентом Президент России заявил, что силы тоталитаризма в лице партии и КГБ лишь затаились и вскоре нанесут еще удар. Гидра старого порядка обезглавлена, но теперь она должна быть раздавлена[1090].

В 7 утра 22 августа Горбачева разбудил – всего лишь после нескольких часов сна – фельд-курьер, доставивший к нему в резиденцию толстый пакет. В пакете была целая пачка указов, подписанных Ельциным и утвержденных российским парламентом. За три дня правления ГКЧП Ельцин провозгласил себя Верховным главнокомандующим Советской армией, захватил всю исполнительную власть на российской территории, поставил под контроль России, а не Союза Центральное телевидение и государственные новостные агентства, а также всю управляемую из центра экономику. Теперь он хотел, чтобы Президент СССР утвердил этот переворот. Взбешенный Горбачев отказался что бы то ни было подписывать, отослал курьера обратно, а сам отправился досыпать[1091]. К полудню он приехал в свой кремлевский кабинет, готовый возглавить заседание Совета безопасности – первое за несколько недель. В знаменитой «Ореховой гостиной», где генеральный секретарь принимал самые ответственные решения вместе с членами Политбюро, Горбачев подписал документ, отменяющий все принятые ГКЧП указы. Затем он занялся формированием нового советского правительства – уволил министра иностранных дел Бессмертных, маршала Моисеева назначил новым министром обороны вместо Язова, а во главе КГБ поставил Леонида Шебаршина. Главой аппарата президента вместо Валерия Болдина стал Григорий Ревенко[1092]. На тайной встрече тройки в июле Горбачев обещал делать подобного рода назначения на высшие посты только с согласия Ельцина и Назарбаева, – но с условием, что они подпишут Союзный договор. Он рассчитывал встретиться с обоими лидерами на следующее утро, на экстренном заседании группы «9+1». Наверное, он надеялся, что остальные республики будут, также как он, недовольны ельцинским самоуправством.

Советский лидер все еще отказывался принимать возникшую за эти дни новую политическую реальность. Он был слишком погружен в личную драму трех дней заточения в Крыму. На проведенной в тот день пресс-конференции большую часть времени он посвятил отрицанию своей причастности к путчу, но пресса, за исключением западных журналистов, была настроена к нему враждебно. Советник Ельцина, демократ Юрий Карякин, спросил Горбачева, почему он назначал на жизненно важные посты в правительстве таких «отъявленных негодяев». Тот смущенно признал, что «доверял» Крючкову и Язову. Он также не очень благоразумно добавил: «Всего я вам не скажу». Эта фраза на многие годы стала основанием для конспирологических теорий. Горбачев защищал партийный аппарат, утверждая, что некоторые его члены вели себя во время путча как «настоящие демократы». Британский посол Родрик Брейтвейт сравнил советского президента с Бурбонами после Французской революции: «он ничему не научился, ничего не забыл». Поклонники Горбачева объясняли его поведение, оторванное от реальности, посттравматическим шоком и неполной информацией. Однако здоровый вид и энергия Горбачева не соответствовали его описаниям крымских страданий[1093].

Пока Горбачева допрашивали журналисты и российские демократы, Ельцин выступал перед ликующей толпой с выходящей на площадь террасы Белого дома. Рядом с лидером-триумфатором стояли Руцкой, Хасбулатов, Бурбулис, другие депутаты и представители российской власти. Над зданием развевался российский триколор. Ельцин объявил, что арестованные члены хунты находятся в руках российского правосудия и скоро предстанут перед судом. Лукьянова он назвал главным идеологом путча. Он также объявил, что КГБ, милиция и другие силовые структуры на территории России переходят под юрисдикцию российского руководства. Вслед за этим Хасбулатов предложил «национализировать» здание ЦК КПСС на Старой площади и закрыть все поддерживавшие путч газеты. Мэр Москвы Гавриил Попов предложил присвоить Ельцину звание Героя Советского Союза. Ельцин на это лишь пренебрежительно хмыкнул – кому, мол, теперь нужен Советский Союз? Толпа перед Белым домом скандировала «Ельцин! Ельцин! Россия! Россия!»[1094].

Еще одна толпа собралась в четырех километрах от Белого дома, у здания ЦК на Старой площади. Люди были готовы к штурму – ни милиции, ни ОМОНа поблизости не было, охраняли комплекс лишь несколько сотрудников КГБ. Горбачев позвонил мэру Москвы Попову и попросил о помощи.