Коллапс. Гибель Советского Союза - Владислав Мартинович Зубок
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда новость о намерениях толпы достигла российского парламента, депутатов охватила новая волна страха. Очевидец вспоминает о реальном чувстве опасности: «Если сотрудники КГБ откроют огонь, вся наша победа мгновенно испарится». Депутаты приостановили сессию, ринулись на Лубянку и вместо отсутствующей милиции образовали кордон вокруг памятника Дзержинскому[1096]. Один из ближайших соратников Ельцина Владимир Лукин позвонил новому главе КГБ Шебаршину, которого он знал лично, и призвал его позволить двум депутатам войти в здание и провести обследование. Разрешение было дано, политзаключенных не нашли, и толпа немного успокоилась. Внимание ее переключилось на памятник Дзержинскому. Депутату Сергею Станкевичу удалось уговорить толпу подождать – снять статую с пьедестала нужно было осторожно и с соблюдением мер безопасности. Она весила одиннадцать тонн и, повалив ее, можно было повредить подземные коммуникации, в том числе и станцию метро. Московские власти отправили на место два огромных подъемных крана, которые подцепили статую за шею и подняли ее с пьедестала. Огромная масса бронзы подвисла в воздухе, после чего ее опустили на военный грузовик и увезли[1097].
Шебаршин наблюдал за происходящим из своего кабинета, когда-то принадлежавшего Юрию Андропову. Наступил вечер, но здание КГБ было погружено в темноту, электричество было отключено. Шебаршин думал о закономерности происходящего – расплате за близорукость, всесилие, корыстность вождей, а также о доверчивости толпы, которая за ними следует. Он приказал комендантской службе КГБ ни при каких обстоятельствах не открывать огонь, после чего через один из боковых выходов незамеченным выскользнул из здания на пустынную улицу. После снятия статуи угроза гражданских волнений миновала. Здание КГБ не было захвачено и разгромлено – к огромному облегчению одних и извечному сожалению других[1098].
Ельцин почти всю вторую половину дня спал и лишь вечером из программы «Время» узнал о новых назначениях Горбачева. Он пришел в ярость – крымский узник у него за спиной восстанавливает контроль над армией, КГБ и милицией! Он позвонил Горбачеву: «Что вы делаете? Моисеев был одним из организаторов путча, а Шебаршин – ближайший приближенный его главного координатора Крючкова»[1099]. Утром 23 августа Ельцин приехал в Кремль в кабинет Горбачева с копиями подписанных маршалом Моисеевым и переданных от имени ГКЧП приказов Язова. Эти документы были спасены от уничтожения симпатизирующим российской демократии офицером. Против Шебаршина, непосредственно в путче не участвовавшем, ничего найдено не было[1100]. Ельцин потребовал назначить министром обороны маршала Шапошникова, а главой КГБ Вадима Бакатина. Оба присоединились к противникам хунты еще до того, как организаторы путча были арестованы. Ход мыслей Горбачева в тот момент можно восстановить примерно следующим образом. Если я буду сопротивляться, Ельцин меня просто отстранит и объявит соучастником провалившегося заговора. Люди ему поверят, начнутся гражданская война и кровопролитие на улицах. Если я соглашусь, еще сохранится надежда утихомирить разбушевавшегося победителя. Западные лидеры станут на мою сторону. Возможно, он рассуждал и более идеалистично. Горбачев неоднократно утверждал, что никогда не стремился к власти ради власти. Он хотел править конституционно и вместе с «российской демократией», а не против нее.
Каким бы ни был ход его мыслей, Горбачев вновь согласился с требованиями Ельцина без возражений. С этого момента советский президент превратился лишь в номинального Верховного главнокомандующего. Контроль над армией и КГБ он утратил. Есть косвенные свидетельства и того, что Ельцин добился от Горбачева согласия поделиться с ним кодами для управления ядерным оружием[1101]. Переход власти от Горбачева к Ельцину продолжился на встрече группы «9+1», начавшейся вскоре после их разговора. Под пристальным взглядом Ельцина Горбачев вызывал одного за другим всех своих недавних назначенцев, чтобы объявить им об отставке. Когда настала очередь Моисеева, Горбачев добавил: «И, пожалуйста, без глупостей». Моисеев побледнел и ответил: «Я вас никогда не подводил. И глупостями никакими заниматься не собираюсь. И еще – из партии я никогда не выйду». Шебаршин же, когда подошла его очередь, сказал с улыбкой: «Большое спасибо! Сегодня ночью буду спать спокойно». Горбачев вскинул брови: «Ну, спать спокойно еще рано». Кравчук, Назарбаев, Председатель белорусского Верховного Совета Николай Дементей и главы четырех республик Средней Азии молча наблюдали за происходящим[1102].
Во время встречи охранник Ельцина Александр Коржаков принес ему записку от Бурбулиса. В записке говорилось: «В ЦК КПСС идет форсированное уничтожение документов. Надо срочное распоряжение генсека – временно приостановить деятельность в здании ЦК КПСС». Ельцин протянул записку Горбачеву: «Подпишете?» Горбачев черкнул прямо на записке: «Согласен. М. Горбачев»[1103]. В ту минуту он вряд ли осознавал, что за этим последует. Попов и его заместитель Лужков приказали закрыть все райкомы в столице. Городские власти и рьяные энтузиасты из «Демократической России» немедленно перешли к действиям. Воспользовавшись согласием Горбачева, Попов издает Распоряжение «О временном приостановлении деятельности ЦК КПСС и ЦК КП РСФСР в связи с содействием или участием сотрудников аппарата ЦК КПСС и ЦК КП РСФСР в государственном перевороте»[1104]. Ставя свою подпись, Горбачев, конечно, не это имел в виду. Остальное было чистой импровизацией. Управделами ЦК Николай Кручина был потрясен, увидев резолюцию Горбачева на записке Бурбулиса, но подчинился. У главного здания ЦК собралась большая толпа разгневанных москвичей, готовая в любую минуту начать штурм. Эмиссары из «Демократической России» по внутреннему радио, установленному в здании на случай войны и других чрезвычайных ситуаций, огласили приказ всем сотрудникам покинуть здание к 15.00. Не подчинившиеся, говорилось в приказе, будут арестованы. Выходя из здания, партийные функционеры, да и просто рядовые сотрудники встретились с разъяренной толпой. Их оскорбляли, сумки и портфели обыскивали. Первого секретаря Московского горкома Юрия Прокофьева ударили по лицу. Особый гнев вызвали продукты, обнаруженные в столовой и магазинах здания – продукты, давным-давно исчезнувшие из магазинов. Контроль над зданием, в течение десятилетий бывшим центром власти в СССР, перешел к людям из московской городской администрации. Еще несколько дней назад они сами ждали ареста. Один из них, Василий Шахновский, бывший научный сотрудник Курчатовского Института атомной энергии, не мог отказать себе в удовольствии позвонить мэру Попову и доложить: “Гавриил Харитонович, ваше задание выполнено. Здание ЦК нами занято. Я звоню вам из кабинета генерального секретаря ЦК КПСС». Антитоталитарная революция, о необходимости которой говорили российские «демократы», наконец-то свершилась[1105].
Анатолий Черняев, услышав приказ покинуть
