Легко видеть - Алексей Николаевич Уманский

изнутри останавливал, да и денежных средств не давал. Но если бы они и водились, очень сомнительно, чтобы ему захотелось спустить свои денежки на платную любовь. Не зря же великий польский юморист – мыслитель Ежи Станислав Лец устами своего героя – песика Фафика – изрек: «Если вы хотите купить за деньги настоящую любовь, приобретайте собак!» – и это была святая правда. Собаченьки, приобретенные ими с Мариной за деньги, равно как и появившиеся на свет в их семье, все становились любимыми и отвечали любовью. Среди людей такое встречалось далеко не всегда между детьми и родителями. Конечно, абсолютно равнять отношения людей, особенно сексуальные, с отношениями между людьми и собаками, живущими в одной семье, было некорректно. Однако при сопоставлении этих отношений очень рельефно бросалась в глаза принципиальная разница – в первых любви могло и не быть, во вторых любовь присутствовала обязательно. И его отношения с Галей вполне годились в качестве примера ущербных связей. Он пополнил своим именем список из ее сотен, если не тысяч, любовников – проходных или постоянных. Она вошла в его куда более скромный список любовниц примерно из полутора десятка имен. В этом вот и заключался весь результат лобового столкновения на случайных, не главных, орбитах жизни его и ее. Упрекать в этом Галю не было никакого смысла. Ей хотелось сделать именно так, а не иначе. А вот себя ему было за что упрекать. Он ведь хотел иначе, но сделал-то ТАК! Каким будет наказание за проявленную слабость, Михаил еще не представлял, но мог ждать, что оно свалится на него в любой момент, несмотря на то, что Марине еще ничего не известно. Бог и так все знает. А самому было бы стыдно признаться в грехе любимой жене, даже более чем стыдно. Да и мужества не хватило бы. Потому-то в первую очередь и не надо было грешить. Но, что бы там ни получилось в будущем, сейчас надо было решать, что ему делать и с Галей, и с ее компанией.

Продуктов для этих туристов ему действительно было не жаль. Себя он не обделял. Задерживаться в тайге без нужды не собирался. Значит – отнес им продукты – и о / ревуар! А дальше только и старайся их не догонять – они все равно будут спешить, но и отставать особенно не отставай, чтобы самому поскорее явиться к Марине. Тогда и станет ясно, о чем сможешь ей сказать, о чем – нет, но в любом случае стремясь искупить свою греховность. Даже без полной исповеди. Просто с покаянием (и с полным раскаянием) внутри себя. Мог ли он рассчитывать на то, что жена ему простит помощь женщине, которая об этом попросила? Вряд ли. И женщина эта не обделена мужским вниманием, и жена имеет законное право не разделять свое самое интимное и дорогое ни с кем – причем не только как жена. Марина всегда была для него сразу всем – лучшей женщиной, лучшей женой, лучшей любовницей, лучшим человеком и – больше того – небесной душой, с которой изо всех сил стараешься сравняться, наперед зная, что так высоко не взлетишь. «Господи, помоги! Помоги мне самому не срамиться и любимую не огорчить!» С этой мольбой он и уснул.

Михаил открыл глаза от какого-то шороха. В палатке было уже довольно светло, и он сразу увидел, что Галя сидит спиной к нему около входа и стаскивает с плеч пуховик. На голых плечах не было бретелек. Значит, он мог еще раз увидеть ее прекрасную грудь. Для этого достаточно было окликнуть ее. Она бы повернулась. Но он не позвал, пока она не надела лифчик и свитерочек.

– Доброе утро, – сказал Михаил. – Сказочное явление уже собирается упорхнуть из моего дома?

– Доброе утро, – улыбнулась Галя. – Пора и честь знать!

– Тебе надо спешить? – спросил он.

– Да, лучше особенно не задерживаться. Уже шесть часов.

– Боишься, что хватятся?

– Ничего я не боюсь. Но там действительно могут хватиться, только не потому, что я сбежала…

– …К офицеру чужого гарнизона, – заключил за нее Михаил.

– А причем тут офицер и чужой гарнизон?

По ее вопросу Михаил понял, что она не в курсе анекдота, который он имел в виду.

– Знаешь, мне однажды понравилась такая байка: «Жена офицера не считается развратницей, если она живет с офицерами своего гарнизона. Она считается развратницей, если живет с офицерами чужого гарнизона».

– А, вот в чем дело! Сказано не дурно! Но шум у нас поднимался и без выхода в чужие гарнизоны. Здесь все же глухая тайга.

– Верно. Об этом я не подумал.

– Это ты-то не подумал! Ты так думаешь, что даже Я не сумела тебя охмурить!

– Прости, но большего дать тебе не мог.

– Да я же не обижена, хотя немного задета. Но это уже моя вина. Согласен?

Михаил отрицательно покачал головой.

– Не согласен? – живо спросила Галя. – А отчего?

– Соблазнительно, конечно, считать себя невиновным, устоявшим. Но мы же оба знаем – немного осталось, чтобы ты могла ощутить свою полную победу.

– Ну, неполная победа – это не победа!

– Пять с минусом – это все-таки пять. И что тебя так задевает этот минус?

– Ты даже на время не забыл со мной своей жены. Ведь так?

– Так, разумеется, так.

– Вот видишь, а ты еще говоришь о моей победе.

Михаил промолчал. Он тоже одевался. Галя обернулась на шорох.

– Зачем тебе вставать в такую мокрядь? Поспи еще.

– Нет, я тебя провожу.

– Не надо! Лежи!

– Помогу отнести продукты. Если нас увидят вместе, можно будет сказать, что ты встретила меня около вашего лагеря.

– Ерунда. Пусть думают, что хотят! Не играет роли.

– Роль действительно уже сыграна, – подтвердил Михаил. – Кстати, забыл узнать, как тебе спалось?

– Замечательно! Было тепло и мягко. Кажется, даже снилось что-то приятное, только уже не помню, что.

Галя расстегнула молнии входа.

– В тайге все мокро? – спросил Михаил.

– Да.

– Промокнешь в своих кроссовках.

– Ничего страшного. Тут недолго идти.

Галя вылезла наружу. На всякий случай он сказал:

– Подожди, я сейчас.

– Конечно, подожду. Но ты пока не спеши вылезать.

Михаил натянул на ноги высокие сапоги, достал куртку и непромоканец, потом переложил консервные банки и баллоны с продуктами в рюкзак. Наконец, и он вылез из палатки.

Тайга действительно выглядела насквозь промокшей. Капли висели на ветках и хвое лиственниц, на листьях кустов. Мох был пропитан водой, как губка. Одного взгляда вниз было достаточно, чтобы увидеть, насколько вырос уровень реки. По сравнению с вечером прибавка составила метра два, но вряд ли это могло быть пределом.

– Надень непромоканец, – сказал он Гале, – а то под капелью вымокнешь обязательно.

– Ну и что? Высохну потом.

Михаил нагнулся и вытянул из палатки ружье и пальму».

– А это зачем? – поинтересовалась Галя.

– Я не оставляю ружье, когда покидаю бивак. А то неизвестно, в чьих руках оно окажется после возвращения даже в безлюдной тайге. А пальмой я буду стряхивать воду с веток. Ну как, пошли?

В душе у него что-то сжалось. Наверно, уже начали рваться нити, которые он решил разорвать. Они шли сосредоточенно и молча. Да и о чем можно было говорить в последние четверть часа?

На чужом биваке их не встречали. Никто еще не встал после сна. Хотя вроде бы уже полагалось. Или они раздумали спешить? Впрочем, вероятнее было другое – никому неохота было вставать, разжигать костер из мокрых дров и готовить скудный унылый завтрак.

Михаил выгрузил из рюкзака продукты перед Галиной палаткой. Там что-то услышали и спросили:

– Галка, ты?

Голос принадлежал Ире.

– Да. Михаил Николаевич принес нам продукты.

– Сейчас я выгляну, – пообещала Ира. – Ой, сколько вы отрываете от себя! – через минуту воскликнула она, высунув голову из палатки.

– Не беспокойтесь, – прервал ее Михаил. – Себя не обидел.

– А как же мы с вами рассчитаемся?

– В Москве отдадите. Я оставлю Гале свой телефон.

– Спасибо, вы нас здорово выручили!

– Не стоит говорить. Смог оказаться полезным – и ладно. Счастливого вам пути и благополучного окончания похода.

– С вашей помощью, надеюсь, получится. И вам счастливого сплава. До свидания, – сказала Ира.

Михаил повернулся к Гале.

– До свиданья. Только не слишком торопитесь в порогах. Тогда все будет хорошо.

– До свиданья, – придвигаясь к нему, ответила Галя.

Они быстро обнялись, и она его поцеловала.

– Будь счастлива, – шепнул Михаил, и, подхватив пустой рюкзак и пальму, зашагал обратно. На границе бивака он оглянулся в последний раз. Галя смотрела ему вслед. Рядом с ней уже стояла Ира. Увидев его поднятую в приветствии руку, обе женщины дружно замахали в ответ. Михаил и с грустью, и с облегчением подумал, что больше не увидит их. По крайней мере здесь, на Реке.

Вернувшись к палатке, он из припасенных сухих щепок и поленьев быстро разжег костер и повесил над огнем котелок с кашей, затем спустился к воде. Вид у реки был совершенно неласковый, и купаться никак не хотелось, однако он заставил себя, напомнив себе формулу, которая всегда придавала ему недостающую решимость: «Между тобой и твоим ревматизмом – только холодная вода». Это была правда. Важно было только не переохладиться. Тогда ревматизм не приставал.

Вода и впрямь еще больше остыла. Он быстро мокнулся, намылился, и снова погрузился в реку, чуть-чуть проплыл. На берег он выскочил как ошпаренный и принялся интенсивно