Легко видеть - Алексей Николаевич Уманский

перед ним, Михаил достал из кармана штормовки одно баранье ребро и протянул его мясной стороной к кобелю. Пес накинулся на еду так, что ребро сразу же затрещало. Михаил рассчитывал надеть на него ошейник, пока он будет жрать мясо и дробить кость, но не тут-то было – пес сразу перестал есть и напрягся к бою. Михаил убрал руки и дал псу доесть ребро до конца и, едва тот покончил с ним, протянул второе ребро. Пес вцепился в него и едва не вырвал кость из кулака Михаила. Других ребер в запасе больше не было. С трудом удержав ребро, Михаил потянул за него кобеля к себе. Тот упирался, но все же постепенно выполз из боковой трубы, не находя в себе сил выпустить из зубов кость, чтобы укусить руку, мешающую ему целиком завладеть ребром. Наконец, Михаил рывками подтащил сопротивляющегося кобеля к поперечной трубе и уперся в нее спиной. Теперь предстояло самое сложное – перелезть через трубу самому и выволочь за собой собаку. Успех целиком зависел от того, сумеет ли он удержать в руке баранье ребро. Пес то и дело порывался завладеть им единолично и долго такое перетягивание продолжаться не могло.

– Чертов болван! – неожиданно даже для себя взревел потерявший терпение Михаил и со всей силы стукнул пса по лбу левой рукой. От неожиданности тот разжал зубы и сделал движение назад.

– Не уходи! – крикнул Михаил, но тотчас одернул себя и сказал уже спокойным тоном. – Не уходи, а то пропадешь!

Он воспользовался паузой, чтобы перелезть через трубу и после этого просунул ребро под трубой. Пес, хоть и не сразу, а после новых уговоров, снова вцепился в мясной конец. Соблазн для голодной собаки был все-таки непреодолимым. Едва не выпустив свой конец ребра, Михаил проволок упрямца под трубой и перевел дух. Шаг за шагом, медленно, с остановками он подтянул за собой пса к устью трубы и сумел там выставить его перед собой, чтобы отрезать обратный путь, и только тогда отдал ребро в полное распоряжение измученного голодовкой упрямца. Пока тот со страстью обгладывал и дробил зубами кость, Михаил без промедления провел под грудью пса и застегнул на спине широкий ремень, а потом уже надел ошейник. Это удалось без особого труда. Предположив, что пес во время подъема будет биться в обвязке и может выскочить из нее, Михаил достал короткий линь и связал поверху ремень с ошейником так, чтобы пес не оказался висящим вниз головой. После этого он завел под линь карабин и защелкнул сквозь него ходовой конец репшнура и закинул его вверх Марине. Собака в это время уже не делала попыток удрать обратно в тоннель, но, видно, горько пожалела об этом, едва Марина потянула его за веревку наверх. Особенно отчаянный вой огласил реку, когда пес уперся спиной в карниз под парапетом. К счастью, подергав другую веревку, которую Михаил предусмотрительно привязал снизу, как нирал, удалось отклонить пса от стены. Марина рывком подтянула его вверх и перебросила за парапет. Теперь предстояло выбраться из реки самому. Как раз в этот момент из-за парапета высунулись три головы – той самой троицы, которая прогуливалась по тротуару перед спуском. – «Помогите моей жене вытянуть меня!» – крикнул Михаил. Парень кивнул и исчез. Марина спустила карабин, отстегнутый от обвязки пса, он схватился рукой и пошел. Встав на карниз, Михаил заглянул за парапет. Спасенный пес сидел у ног Марины, и у Михаила впервые шевельнулось к нему теплое чувство – все-таки не удрал, как только оказался на свободе, не проявил неблагодарности, не ушел по-английски, не попрощавшись.

– Ах ты, чертова кукла! – беззлобно выругал его Михаил. – Что бы тебе раньше меня не послушаться! Дважды, мерзавец, вынудил за тобой нырять в эту дыру! Думаешь, было приятно?

Пес смотрел на него и слушал, но с какими мыслями, нельзя было понять.

– Что теперь делать с ним? – спросила Марина.

Михаил ответил не сразу. Он мысленно благодарил Бога, что Он дал Марине, Свете и ему спасти этого черного упрямца. Михаил поцеловал Марину, благо посторонние уже отошли. Спасенный выглядел крайне истощенным. Сквозь невысокую, но густую черную шерсть отчетливо выпирали ребра.

– Да, отощал, – покачав головой, сказал Михаил. – Придется тебя взять с собой, помыть, покормить. Авось Ньютик и Бетси тебя не съедят и не выгонят.

Михаил убрал веревки в рюкзак и соорудил из линя поводок.

– Ну, вроде готово. Пошли?

– Да.

– Ты не очень замерзла, пока я возился с ним?

– Нет, не очень. А что, совсем не шел?

– Едва-едва пересилил его. Неужели в трубе было лучше, чем здесь? – Обратился он вновь к бедолаге.

– Эх, дурень, – укорила пса Марина. – Не мог сразу понять, что тебе только добра желают? Вон сколько времени пропало из-за твоего упрямства!

Они все вместе перешли проезжую часть набережной и оказались на газоне, тянувшемся вдоль фасадов домов. Здесь пес присел и долго делал свои дела. Как-то противоестественно быстро вдруг стало совсем темно. Михаил удивился – неужели он столько времени провел под землей? Быть того не могло, однако темень наступила всамделишная, совсем ночная. Они пробирались по газону среди луж. В одном месте Михаил придержал Марину рукой, чтобы свернуть в другую сторону, и в ту же секунду прямо перед ней всего в каком-нибудь метре громко ударилась о землю тяжелая пластиковая сумка.

– Господи! – в ужасе прошептал Михаил, представил, что бы случилось, если бы он не удержал Марину от шага вперед. Похоже, было, что сумку бросили с большой высоты абсолютно прицельно, но кто? Ни в одном окне над ними не было заметно ничего подозрительного. Но именно в этой псевдонейтральности дома, откуда только что покушались на жизнь Марины, ему явственно почудилось, что покушение было неслучайным и что причиной его было спасение ими пса. Ведь чьей-то злой волей он был низвергнут в реку, потом заперт в подземелье. Чьей-то злой волей он был настроен на то, чтобы оттуда не выходить и изо всех сил сопротивляться собственному спасению. И вот теперь в отместку за жизнь, которую они с Мариной только что вырвали из лап смерти, на них со снайперской точностью обрушили тяжелую сумку. Случайно все это следовало одно за другим? Нет, нет и нет!

Михаил увлек Марину подальше и прочь от гнусного места. Он так спешил, словно в них могли бросить еще какой-то тяжелый предмет, что ему только потом пришла в голову мысль, как хорошо, что он не стал интересоваться содержимым сумки, словно она могла быть заразна или взрывоопасна.

– Ну и сволочи! – выругался он неизвестно в чей адрес, хотя прежде всего надо было благодарить Бога за то, что Своим вмешательством в этот черед усилий стоящего за событиями Зла Он спас Марину.

– Пойдем отсюда! – потянул он Марину дальше, благодаря Всевышнего уже на ходу.

Вскоре они по длинной каменной лестнице поднялись на мост, и тут пес повел себя как-то странно. Он бежал по-прежнему чуть впереди, но теперь стал все время оглядываться и наконец начал взлаивать.

– Смотри-ка, просится в другую сторону! – догадалась Марина.

– Естественно! Он же с этого берега в воду попал, а не с нашего. Иди, иди, дурак! – добавил Михаил. – Там, где ты жил, тебя не ждут, а нам там и вовсе делать нечего! И так ты уже вымотал нас!

Но пес продолжал волноваться, и стал не только лаять, но и выть. И тут налетел такой ветер, словно он желал всех их сдуть в воду с высоченного моста. Раскалывая небо, со страшным громом ударила близкая молния, и вслед за громом сразу грянул ливень.

– Гроза! – одновременно выкрикнули они, удивленные необычным для этого времени явлением.

Ливень молотил тяжелыми струями по лицам и капюшонам, молнии сверкали вновь и вновь. Стихия, казалось, разбушевалась совершенно внезапно, но тут Михаил понял, что пес заранее почуял опасность и изо всех сил предупреждал о ней. Но отступать было поздно, они находились уже на середине моста. Буйство грозы и ветра после того, как не удалось покушение мстительной силы на набережной, воспринималось теперь как новая явная попытка непременно добиться получения жертвы – если не той, которая должна была быть получена под землей в лице погибающей от голода и фактически запертой собаки, то в таком случае в лице встрявших не в свое дело людей. Кто мог так буйствовать, что только вмешательством Неба была предотвращена гибель от брошенной сумки и не допущено падение в реку с моста (а это могло бы произойти, если бы они не сцепились крепко-накрепко друг с другом во время первого шквала)? Неужели тот самый, кто наслал тьму на Иерусалим и Голгофу во время казни Христа, ту самую тьму, надвинувшуюся