Озорные рассказы. Все три десятка - Оноре де Бальзак

мне угрожали, лучше бы рассталась с жалкой своей жизнью, а не погубила бы жизнь служителя Божия и самой милой женщины, украшавшей когда-либо землю! Нету меня противоядия! Лишь самая малость осталась вот в этой склянке.

– Для неё этого хватит?

– Да, только надо спешить, – отвечала старуха.

Монах помчался в обратный путь ещё быстрее, чем ехал в Лош, загнал коня, и тот пал, прискакав во двор замка. Когда Жеан вошёл в опочивальню, Берта, думая, что пришёл её смертный час, обнимала своё дитя, корчась от мук, как ящерица на огне; но она не испустила ни единого крика, ибо забывала о собственных страданиях при мысли о том ужасном будущем, какое ожидает её ребёнка, отданного на произвол разъярённого Батарне.

– Вот, выпей скорее это! – сказал ей монах. – А моя жизнь уже спасена.

У Жеана хватило мужества произнести эти слова, не изменившись в лице, хотя он чувствовал, что смерть уже сжимает когтями его сердце. Лишь только Берта выпила противоядие, приор упал мёртвым, едва успев поцеловать сына и устремив на свою подругу последний взгляд, полный любви. Берта похолодела, как мрамор, и оцепенела от ужаса при виде бездыханного тела Жеана, распростёртого у её ног. Она стояла, крепко сжимая руку своего сына; мальчик заливался слезами, у неё же самой глаза были сухи, как дно Чермного моря, когда Моисей вёл по нему евреев, и ей казалось, что под веками её пересыпаются раскалённые песчинки. Молитесь за неё, милосердные души, ибо ещё ни одна женщина не переживала таких жестоких мучений, как Берта, когда она догадалась, что Жеан спас её ценою своей собственной жизни. С помощью сына она перенесла на кровать тело усопшего, а сама встала у изголовья и начала молиться вместе с сыном, коему она только тут сказала, что приор был его настоящим отцом. Так ожидала она роковой минуты – и роковая минута настала. В одиннадцатом часу вечера возвратился сеньор Батарне и при въезде в замок узнал, что монах скончался, а Берта и сын живы; во дворе он увидел труп своего прекрасного испанского жеребца.

Тогда, охваченный бешеным желанием прикончить сейчас же и Берту, и сына монаха, Батарне в два прыжка взбежал по лестнице; но, когда он увидел мертвеца, а возле него жену и сына, которые читали молитвы, не слыша яростных проклятий Батарне и не замечая искажённого лица его и диких угрожающих жестов, у него не хватило духу совершить над ними чёрное злодеяние.

Когда же остыл первый порыв гнева, он, не зная, на что решиться, стал ходить взад и вперёд по зале, как трусливый убийца, пойманный на месте преступления, и в ушах у него всё звучали молитвы, которые непрерывно читались над телом монаха. Так, в слезах, в стенаниях и моленьях, прошла вся ночь.

Утром по распоряжению госпожи одна из служанок отправилась в Лош купить для Берты одежду, какую носили тогда благородные вдовы, а несчастному сыну её – небольшую лошадь и полное рыцарское вооружение. Батарне был немало удивлён, узнав об этом; он велел позвать к себе жену и сына монаха, но ни мальчик, ни мать не откликнулись на его зов и стали поспешно облекаться в одежды, купленные для них служанкой. Той же служанке Берта приказала свести все счёты по дому и составить опись всех платьев своей госпожи, жемчугов, бриллиантов и прочих драгоценностей, как то обычно делается при отречении вдовы от своих прав. Берта велела внести в список даже свою сумку для раздачи милостыни, дабы всё было сделано как положено и не было упущено никакой мелочи.

Слух об этих приготовлениях тотчас разнёсся по замку; все поняли, что хозяйка решила их покинуть. Скорбь и смятение охватили все сердца, они овладели душой даже маленького поварёнка, появившегося в замке всего неделю назад и заливавшегося ныне слезами, так как и ему Берта уже успела сказать ласковое слово.

Испуганный этими сборами к отъезду, старик Батарне вошёл в комнату жены и застал её плачущей над телом Жеана, ибо из глаз её полились наконец слёзы; но при виде своего супруга она тотчас же осушила их. На бесконечные его вопросы она отвечала кратко, признав свою вину и рассказав, как она была введена в заблуждение, как бедный паж нанёс себе рану – и она показала рубец на теле покойника, как долго длилось его выздоровление, как затем, из послушания ей и во искупление своего греха перед людьми и перед Богом, удалился он в монастырь, отказавшись от славной жизни рыцаря и от продолжения своего рода, что, разумеется, ещё тяжелее смерти; как, мстя за поруганную свою честь, она решила всё же, что и сам Бог не отказался бы подарить этому монаху один день в году для свидания с сыном, коему он пожертвовал всем, и что, не желая жить с убийцей, она покидает ныне свой дом, оставляя в нём все принадлежащее ей добро; она сказала затем, что ежели честь семьи Батарне запятнана, то не она, а он, супруг её, виновник сего позора, ибо, после того как произошло несчастье, она всё уладила как нельзя лучше; наконец, Берта прибавила, что она дала обет скитаться по горам и долам вместе с сыном, пока не будет искуплено полностью её прегрешение, а она знает, как его искупить.

Бледная и полная достоинства, произнесла Берта эти трогательные слова, а затем взяла дитя своё за руку и вышла из дому, одетая в глубокий траур и ослепительно-прекрасная, прекраснее Агари{146}, уходящей от патриарха Авраама, и столь величественная, что, когда она проходила мимо, все обитатели замка преклоняли колена и, молитвенно сложив руки, взывали к ней, словно к Богоматери. И было жалости достойно видеть, как позади всех, словно преступник, ведомый на казнь, шагал старик Батарне и плакал, ибо он сознал свою вину и впал в отчаяние.

Берта не хотела слушать никаких увещаний. Уныние, овладевшее всеми, было столь велико, что мост оказался опущенным, и Берта ускорила шаг, дабы поскорее выйти из замка, опасаясь, как бы внезапно мост снова не подняли; но никто не помышлял об этом, так были все удручены и растеряны. Берта села у края рва, откуда был виден весь замок, обитатели коего со слезами на глазах умоляли её остаться. Бедняга Батарне стоял, положив руку на цепь подъёмного моста, немой и неподвижный, словно каменное изваяние святого над воротами замка; он видел, как, проходя по мосту, Берта велела сыну отряхнуть прах