Озорные рассказы. Все три десятка - Оноре де Бальзак

хотя, в отличие от шлюх, Портильонка стала благоразумной, как только заполучила свою тысячу. И это не считая одного герцога, который пожадничал и не дал ей пятьсот экю, сочтя её недостаточно покладистой. Сие доказывает, что девица бережно относилась к своей собственности. Правда также, что король пригласил её в свой домик на улице Кинкангронь, нашёл её весьма привлекательной и пылкой, славно провёл с ней вечер и приказал стражникам никоим образом ей не докучать. Видя, как она хороша, Николь Бопертюи, королевская зазноба, дала ей сто золотых экю, дабы она съездила в Орлеан и проверила, действительно ли вода в Луаре там того же цвета, что и в Портильоне. Красавица отправилась туда тем более охотно, что король ей не понравился. Когда в Тур прибыл святой отец, который короля в его последний час исповедовал, а после был причислен к лику святых, Портильонка пришла к нему, дабы очистить свою совесть, покаялась и ради искупления грехов приобрёла кровать для турского лепрозория Святого Лазаря. Многие знакомые вам дамы по своей воле претерпели насилие от десятков сеньоров, но кровати приобретали только для своего собственного дома. Я почёл своим долгом сообщить об этом, дабы очистить имя доброй девушки, которая стирала чужое грязное бельё, а потом благодаря уму своему и обходительности приобрёла добрую славу. Выйдя замуж за Ташеро, коего она одарила ветвистыми рогами, она показала, на что способна, о чём было рассказано в «Спасительном возгласе».

Сия история доказывает со всей очевидностью, что силой и настойчивостью можно добиться справедливости.

Почему Фортуна женского рода

Перевод Е. В. Трынкиной

Однажды, в те стародавние времена, когда странствующие рыцари любезно предлагали друг другу помощь и поддержку, на Сицилии, которая, коли вы не знаете, есть в прошлом знаменитый остров на краю Средиземного моря, один рыцарь повстречал посреди леса другого рыцаря, по облику своему похожего на француза. По всей видимости, оного француза ограбили, ибо шёл он пешком, без конюха, без слуги и одет был в такие лохмотья, что, если бы не горделивость осанки, его можно было бы принять за простолюдина. Скорее всего, конь его сдох от голода и истощения, не дождавшись высадки на сицилийском берегу, куда стремился сей иноземец в поисках удачи, как и многие другие французы, кои в самом деле обретали в Сицилии своё счастье.

Сицилийский рыцарь, звали которого Пезаре, был венецианцем, покинувшим Венецианскую республику много лет назад.

Будучи младшим сыном, на наследство он рассчитывать не мог, а к купеческому делу тяги не испытывал, потому родители его, невзирая на их именитость, предоставили юношу самому себе. Он обосновался при сицилийском дворе, и король его весьма любил, так что о родине Пезаре даже не вспоминал. Он ехал на прекрасном испанском жеребце и думал, как же одиноко ему в этом чужеземье, как плохо без верных друзей, как сурова и непостоянна фортуна к тем, кого некому поддержать, и тут увидел бедного французского рыцаря, казавшегося куда более обездоленным, чем он сам, владевший отменным оружием, конём и слугами, которые ждали его на постоялом дворе с готовым ужином.

– Ваши ноги в пыли, видимо, вы идёте издалека, – заметил венецианец.

– Не столь пыльны мои ноги, как длинна дорога, – отвечал француз.

– Коли вы много путешествовали, – заметил Пезаре, – вы, должно быть, многому научились.

– Я умею, – ответил француз, – не обращать внимания на тех, кому нет до меня дела. Я знаю, что, как бы высоко ни возносилась у человека голова, его ноги стоят на земле, равно как и мои. Кроме того, я научился не доверять зимней оттепели, умиротворению врагов и посулам друзей.

– Выходит, вы богаче меня, – изумился венецианец, – ибо у меня никогда и в мыслях не было того, что у вас на устах.

– Каждому должно думать о себе, – сказал француз. – Я ответил на ваши вопросы и за это могу попросить об услуге: скоро стемнеет, укажите мне дорогу на Палермо или какой-нибудь постоялый двор.

– Вы кого-нибудь знаете в Палермо, француза или сицилийца?

– Нет.

– Значит, у вас нет уверенности, что вас примут?

– Я склонён простить тех, кто прогонит меня прочь. Сеньор, где дорога?

– Я не знаю, я заблудился так же, как и вы. Давайте поищем вместе.

– Для этого надо двигаться вместе и с одинаковой прытью, что вряд ли возможно: ведь вы на лошади, а я на своих двоих.

Венецианец усадил французского рыцаря на круп своего коня и спросил:

– Вы догадываетесь, кто я?

– Мужчина, я полагаю.

– И вы не боитесь?

– Будь вы разбойником, вам следовало бы бояться за себя, – с этими словами француз приставил острие кинжала к сердцу венецианца.

– Да, похоже, вы человек опытный и здравомыслящий. Знайте же, что я состою при дворе короля Сицилии, что я одинок и ищу друга. Судя по всему, вы тоже не в ладу со своею судьбой и вам есть надобность во всех и каждом.

– Думаете, я стану счастливее, когда всем и каждому будет до меня?

– Вы, точно дьявол, выворачиваете наизнанку мои слова. Клянусь святым Марком! Господин рыцарь, скажите, вам можно доверять?

– Больше чем вам, поелику вы начали наш союз и дружбу с обмана: вы сказали, что заблудились, а правите конём как тот, кто прекрасно знает дорогу.

– А разве вы не обманули меня? – воскликнул Пезаре. – При всей вашей мудрости идёте пешком и, будучи благородным рыцарем, выдаёте себя за простолюдина! Всё, приехали, идёмте, слуги приготовили нам ужин.