Нашествие хазар (в 2х книгах) - Владимир Афиногенов

— Да, я знаю.

— Не хочу, чтобы Аскольд думал и говорил о новой вере. Надо остановить его, Дир! И я люблю тебя… — Сфандра смутилась и тихо добавила: — Как брата… Своего ровесника. Любуюсь тобой, красота твоя заметно расцвела после смерти жены… Ты — сильный, как мой настоящий старший брат, который после смерти отца правит царкасами. И если б ты пошёл на Итиль, я бы позвала его тебе на помощь. Мне он не отказывает…

— Благодарю тебя, Сфандра, за добрые слова. Я их никогда не забуду… Передай моё спасибо и твоему брату при случае.

— Хорошо. Но тебе нужно, архонт, отыскать место, где молятся своему Богу христиане и уничтожить их… И Кевкамена тоже! На прорекарище мне и это открылось. Они должны погибнуть!

— Понимаю, сестра. И сделаю всё, как говоришь…

— А теперь воздадим хвалу священному Днепру, который ясно сияет своими водами под чистым серпом луны и живыми звёздами…

— Воздадим! — вторил ей Дир.

И они молитвенно сложили ладони рук.

Кевкамен накинул на тёплую одежду тёмный плащ с капюшоном, велел слуге захватить ящик с восковыми свечами и вышел на улицу. Нижний конец лунного серпа сейчас точно указывал на кумирню, возле которой полыхали огни, а в их отсветах преломлялись тени жрецов и костровых. Помогая приторочить ящик к седлу лошади, Кевкамен взглянул в сторону жертвенников и зло сплюнул на подмороженную к ночи грязь, припорошённую снежком.

Вот уже который месяц видит грек в Киеве эти неугасимые костры на горе, горящие в честь языческих богов, в душе проклиная их и вспоминая всякий раз святую Софию в Константинополе. Смешно и сравнивать грязное капище с деревянными истуканами, пусть и украшенными драгоценными камнями, серебром и золотом, с великолепным храмом — чудом из чудес христианского мира, храмом, с его высокими сводами и куполом, который «лежит на камнях, а спущен на золотой цепи с высоты небес», с колоннами из мрамора, возведёнными в два этажа, с огромной хрустальной люстрой над центром зала, с сорока окнами у основания купола. Через них струятся потоки света на шёлковые с вышивками ткани, свисающие со стен на мраморный пол, ярким рисунком напоминающий восточный ковёр, на красного дерева поставцы с золотой и серебряной посудой.

Святая София поражает и своими размерами; её строили десять тысяч человек в течение пяти лет. Любил Кевкамен бывать в ней и молиться Господу Богу. Но почему тогда он на лодьях Аскольда снова вернулся в Киев? Что его заставило сделать это? Боялся наказания за предательство?… Ктесия?… Но ведь никто так и не узнал бы, что он помог русам овладеть башней, к коей крепился конец железной цепи, протянутой через Золотой Рог. Почему он опять оказался в языческом городе?… И что удерживало его в нём?…

Вот так, сходу, трудно было бы греку ответить на подобные вопросы… В первую очередь он постарался бы сосредоточиться и всё хорошенько обдумать. Сразу нужно отметить, что никаких злых намерений, как у иудея Фарры, по отношению к киевлянам у Кевкамена не было. За время военного похода он привязался к ним… Особенно прикипел сердцем к Аскольду. И не потому, что тот спас ему жизнь, — Дир наверняка бы сгноил грека в темнице лесного терема.

Не вернулся сюда, если б не распознал душу старшего киевского князя, склонную к добру и справедливости. «Вся жизнь моя, — думал грек, — это служение Христу, я и с Ктесием связал судьбу, потому что он — родственник Игнатия, а по моему убеждению низложенный патриарх есть представительное от Бога лицо во истинном византийском православии… Он — мученик, и Иисус воздаст по заслугам его… Воздаст и хазарину Фотию за его блудодейство в словах, мыслях, сочинениях и переводах языческих книг… А разве осудил бы меня кто в Константинополе, что хотел на путь истинной веры наставить архонта?! Это не то, что окрестить сотню-другую простых язычников… Если бы стал христианином повелитель, то и народ его, не задумываясь, принял бы новую веру. Вот и выходит, что я не зря оказался в Киеве, значит так угодно Господу Богу!»

Присмотревшись, грек узрел среди посадских и даже купеческого люда христиан, которые молились в пещерах под Киевом, правда, их было по пальцам перечесть; с ними он поговорил и обнаружил в их понимании христианства много еретического, сходного с павликианством[224]…

В походе на Константинополь он не терял времени даром: если русы, грабя монастыри и храмы, забирали золото и драгоценности, то Кевкамен взял иконы, церковные книги и всякую утварь; всё это он привёз в Киев и тайно поместил в одной из пещер, устроив подземный храм. Несказанно обрадовался, когда Аскольд, проявив интерес к христианству, приблизил его к себе… Но не ведал грек, что за ним установила наблюдение старшая жена архонта Сфандра — убеждённая поклонница Огня и Солнца… Теперь же за Кевкаменом следили люди Дира.

Еруслан с двумя гриднями, подкравшись к дому грека, видели, как он и его слуга приторочили к седлу ящик. Когда те тронулись в путь, начали их сопровождать, оставаясь незамеченными за деревьями и кустами.

Кевкамен шёл впереди, слуга вёл лошадь в поводу; они спустились с горы, перешли мост через реку Клов, — грек шагал уверенно, видно, эту дорогу он знал хорошо.

Она вела к пещерам, к подземному храму. И Кевкамен подумал, что теперь там уже его ждут, и перед иконами зажгли свечи. Сего дня он будет говорить с верующими о молебных пениях на разные случаи.

Человек нуждается в утешении. Много горя и лишений выпадает на его долю. Он ищет помощи у себе подобных, но не находит. И тогда слышится слово Божие: «Утешайте, утешайте люди Моя».

Церковь идёт на помощь с обычным своим средством — умилительными молебными молитвами. «Благоутробне, долготерпелив и всещедрый Господи, — взывает она, — ниспосли милость Твою на люди Твоя, многомилостиве, помилуй, помилуй нас, Господи. Яко щедрый, Господи, умилосердися на люди Твоя, яко долготерпелив примирися и помилуй ны».

Говоря русским христианам о молебнах, грек и сам вместе с ними постигал великую мудрость их, ибо там, в Византии, верующими они сказываются изо дня в день по привычке, не задумывающимися над содержанием в силу частого повторения. Ведь в том, что они повторяются, заложен тоже глубокий смысл. Это всё равно, как мы повторяем и учащаем своё дыхание… Оно возбуждает и поддерживает нашу жизнь.

«Кажется, я долго искал и наконец-то нашёл сравнение, при помощи которого мне легче будет втолковать русам о необходимости частых молитв… — раздумывал Кевкамен, размеренно шагая за лошадью, ведомою слугой. — Мы не уставая упрашиваем Спасителя по нескольку раз на дню о помиловании, напоминая себе о своей греховности и сознании постоянной виновности пред Богом. Сия молитва есть самая нужная для всякого грешника, как пища и питие его, как врачество его, как противоядие гордости, как урок смирения…»

— Господи, помилуй! — вслух произнёс грек и остановился, ибо услышал, как хрустнула в отдалении ветка под чьей-то ногой.

Остановился с лошадью и слуга.

— Чуял? — спросил у него Кевкамен.

— Да, господин… И держу наготове нож. Может, за нами увязался шатун?…

— Я тоже буду настороже.

Они поозирались и продолжили путь.

А Еруслан, затаившись с гриднями за кустами и слышавший весь разговор, показал кулак дружиннику, не посмотревшему вовремя под ноги и допустившему оплошность.

Лес кончился, и Кевкамен со слугою оказались снова на равнине. Серп луны заблистал ещё ярче, но по краям его уже образовались тёмные полосы, многие звезды угасли, подул порывами ветер.

Пространство поля покрывал белый, никем не тронутый снег. Лошадь и двух человек было хорошо видно, и Еруслан, чтобы не выдать себя, принял решение идти краем леса.

Успокоенный тем, что миновали густые деревья, Кевкамен опять углубился в свои мысли.

«Разъясню верующим сегодня и о значении службы: «Слава Отцу и Сыну и Святому Духу и ныне, и присно, и во веки веков». Повторяем часто сие слова, чтобы помнить — мы принадлежим к вечному царству Христову, ему же не будет конца, и чтобы стремились непрестанно, всеми силами к этому царству, чтобы не прилеплялись к земным, временным, суетным вещам и удовольствиям, чтобы всегда помнили своё призвание к нетленной, вечной жизни чрез искупительные страдания, смерть и воскресение Иисуса Христа».

Кевкамен повернул голову к лесу и увидел, как от дерева отделилось что-то тёмное и тут же исчезло. «Точно — медведь!» — со страхом подумал грек, и мысленно вознёс молитву о сохранении от съедения зверьми к святому великомученику Георгию… И почувствовал сразу же на душе облегчение. «Надо будет и киевлян научить, к какому святому обращаться за помощью и когда память их… Об исцелении от головной боли нужно молиться святому пророку Иоанну Предтече, память его 29 августа; о бездожии и вёдре — пророку Илии (20 июля); о сохранении от пожара и молнии — Пресвятой Богородице Неопалимой Купине (4 сентября); об избавлении от блудной страсти — преподобному Мартиниану (13 февраля); от винного непотребного пития — Моисею Мурину (28 августа)[225]. Сегодня я расскажу о нём, судьба Моисея должна тронуть сердца недавних язычников, вступивших на путь праведности…»