Нашествие хазар (в 2х книгах) - Владимир Афиногенов

Главные идолы у этих племён Перун и Морана — богиня смерти…

Вот их и придётся нам сокрушать. Хотя в Великоморавии есть и христиане. Но крещены они латынянами и вряд ли понимают, кому молятся… Служба-то в храмах идёт на языке, им непонятном…

И сразу, как нити из клубка, стали вытягиваться из памяти те сведения, которые я почерпнул в патриаршей библиотеке, касающиеся прошлого славянских народов. В частности, вспомнились живущие у истоков Моравы черные хорваты, затем — злейшие их враги и славян вообще — авары, которые являлись врагами и Византии… Это они, авары — тюркоязычные племена, невольно «поспособствовали» новому направлению христианского богослужения… Невероятно, но факт! А случилось сие таким образом…

В 558 году, когда Византией правил император Юстиниан I, несметная рать славянских народов под предводительством Завергана, перешла Дунай и подступила к Константинополю. Город не пал только чудом; получив за пленных огромный выкуп, Заверган отошёл к Дунаю. Юстиниан, напуганный нашествием, принял все меры, чтобы подобное не случилось: он начал ссорить между собой славянских вождей, посылая дары и науськивая одного на другого. Когда могущество славян ослабло, василевс натравил на них из дальней Азии аваров. Перейдя Итиль и Танаис, они после жестокой борьбы подчинили себе вначале племена по реке Бугу, а потом часть западных и южных славян.

Когда аварский повелитель, который назывался каганом, отправил послов к черным хорватам в Карпаты с требованием покорности и дани, то князь Добрита ответил: «Ещё не родился на свете и не ходит под солнцем тот человек, который бы мог одолеть нас. Передайте кагану, что своей земли не отдадим в неволю никому, пока есть на свете меч и сила».

Несмотря на гордый отказ, повелитель аваров в ту пору храбрецов оставил в покое. А утвердившись за Дунаем, авары вскоре стали воевать и с византийцами.

В 628 году вместе с персами и славянами они осадили снова Константинополь. Одна часть славян действовала с суши, другая с моря на лодках однодеревках. Как только лодки оказались на виду храма Влахернской Божьей Матери, поднялась буря и потопила все до одной. И на суше славяне потерпели поражение. Каган велел их вождей изловить и казнить. Тогда славяне покинули аваров. Гнев кагана и буря сделали своё дело: аварское войско вынуждено было от столпцы Византии отступить.

Византийцы посчитали, что за них заступилась Влахернская Богородица. С тех пор в память об этом событии и установлена особая служб» и христианских храмах — Акафист, что означает песнопение всю ночь стоя. Во время Всенощной всегда поётся песнь: «Взбранной Воеводе, Победительная»…

Сей аварский поход на Византию оказался последним, так как на Дунае появился князь Само, который сумел объединить западных славян в единый союз и сбросить с себя ненавистное иго тюркоязычных племён. И тогда имя аваров мало-помалу совсем исчезает и заменяется именем хазар, которые отошли к Танаису и Итилю и поселились там, приняв иудейскую веру. Но об этом я уже рассказывал…

Само — это корень славянских имён: Самослай, Самосвят. Он вёл войны и с франками. В 631 году франкское войско во главе с Дагобертом напало на союз Само, но в решающей битве у Вогастисбурга потерпело сокрушительное поражение.

Умер Само, и союз западных славян распался. Но прошло время, уже новый князь Моймир снова сумел создать его и распространил свою власть до истоков Одры и Лабы[233].

— Но тут образовалось государство немецких баронов и рыцарей — Германия… — рассказывал мне, стоя на палубе диеры, Горимир. — Внук франкского императора Карла Людовик Немецкий двинул войска на Моймира и разбил его[234]. Земли по течению Одры и Лабы отошли к германцам, некоторые племена славян попали в зависимость от Людовика… Но наш Ростислав, унаследовавший власть от Моймира, постепенно, в кровавых стычках, освободил родину от немецкого рабства.

Но не дремлет епископ Зальцбургский, он не устаёт посылать священников крестить наш народ. Едут к нам и легаты из Рима, строят базилики; правда, смерды в некоторых местах сжигают их…

Ростислав понимает, если немцы и римляне «охристианят» славян на свой лад и понаставят своих храмов, то это вновь грозит потерей независимости… Понимают сие и Святополк — племянник великого князя, сидящий на престоле в Нитре, и Коцел в Блатногоре. Мы должны и у них с миссией побывать обязательно… Но эти два маленьких правителя стремятся властвовать всяк по-своему, особенно — Святополк[235].

Поэтому Ростислав возлагает большую надежду на солунских братьев, их проповеди христианства на славянском должны объединить всех, стать ближе друг к другу и действовать заедино…

— Благодарю тебя, Горимир, что искренен со мной… — говорил я леху, устремляя свой взор вдаль, где сходилось море и небо. — Рассчитывайте и на мою помощь, всё сделаю, что в моих силах…

Понт Эвксинский тихо плескался под вёслами, а под солнцем отражался тысячами лучиками, так что рябило в глазах, но налетал порывами ветер, бурунил небольшие волны и — лучиков как ни бывало. Понт до сего времени напоминал ручного львёнка, который ласково играет с человеком, но если ему опротивеет, вдруг оскалит пасть.

Но львёнок рос, ответом на надоедливость уже следовал рык, и обнажались клыки… Так и море: чем дальше мы удалялись от берега, тем оно становилось грознее и опаснее.

Пока мы шли на вёслах. Порывы ветра исчезли, он задул ровно и в одну сторону — попутно нам; Ктесий приказал поднять паруса, и гребцы теперь могли отдохнуть. На судах мораван, не сговариваясь, сделали то же самое.

По всему видать команды из моряков у них подобрались отличные, и на нашу — грех жаловаться… Но вот Ктесий… Помнится, когда мы плыли на богословский спор в Хазарию, я тоже заподозрил одного человека — командира велитов Зевксидама. И сказал об этом Константину. Но к моему стыду и на наше общее счастье Зевксидам оказался порядочным человеком и умер, как герой, защищая нас от угроз.

(Заметим в скобках, что Леонтий оставался в неведении относительно измены лохага и по сей день.)

Ветер стал крепчать. В том месте, куда я бросил взгляд во время разговора с Горимиром, появились тёмные полосы, как бы выходящие из воды и продолжающиеся на небе. Затем они исчезли, чтобы вновь образоваться в почти черные взвихрения.

Мы с Горимиром увидели, как на возвышении палубы, где находились капитан и кормчий, сильно забеспокоились. Ктесий приказал нам спуститься в каюты — надвигалась буря.

Она захватывала меня и Константина на море и в прежние путешествия, я и философ переносили качку, которая при ней неизбежно случалась, довольно спокойно, не тревожился и за Мефодия, знал, что в бытность свою военным правителем Славинии, он часто совершал плавания.

На этот раз качка была долгой и изнурительной; чтобы обезопасить себя от ушибов, я привязался верёвкой к деревянному топчану, накрепко прибитому к палубе, то же самое посоветовал сделать и Горимиру; мы с ним вместе располагались в каюте, а его рынды — в соседней…

Когда корабль перестало бросать на волнах, мы освободились от спасительных пут; матросы железными винтами отдраили иллюминаторы, и нашим взорам представилась ужасная картина: по тёмной, ещё бугристой воде плавали обломки мачт, куски корабельной обшивки и палубные доски. Буря разломала на части шедшее позади нас судно — команда на нём не сумела вовремя убрать паруса…

Часть тонувших, правда, удалось поднять на борт нашей диеры и другого корабля мораван, оставшегося, как и мы, в целости…

Погибло на том судне двадцать два человека, и капитан тоже, а может, сам не захотел, чтобы его вытащили из моря, избегнув таким образом упрёков и позора…

Мы были ошарашены происшедшим; каждый из нас, видимо, восприял крушение корабля, как плохое предзнаменование… Но путь надо продолжать, и мы снова двинулись вперёд. И достигли дунайской дельты без происшествий…

Дорогу определили по этой реке и далее, более безопасную, нежели по суше. Да и посольство моравское прибыло в Константинополь по воде: из Велеграда по Мораве, затем Дунаю и Понту Эвксинскому… Предстояло и теперь пройти сие расстояние, только в обратном направлении.

Слава Богу, Понт миновали!

Мы входили в устье Дуная, но нас ещё долго сопровождали морские альбатросы; они могли часами парить на утреннем ветру не махая крыльями. И белобрюхие чайки с резким криком носились над мачтами.

Поразило нас здесь и обилие черноклювых буревестников. В начале дельты они плотно гнездились на островах и земляных валах, образуемых многочисленными протоками и озёрами. Здесь и выводили птенцов.

Горимир, хорошо знающий эти края, пояснил мне:

— Местные жители убивают до четыреста тысяч птенцов буревестников в год… — и узрев на моем лице удивление, добавил: — Из них выжимают жир или «прозрачное масло», как называют это лекарство. Лечат лёгкие…