Том 3. Русская поэзия - Михаил Леонович Гаспаров

он защитил только в 1923 году в Баку. Воплощением дионисийства в своей жизни Иванов считал свою жену, писательницу Л. Д. Зиновьеву-Аннибал, которую называл «мэнадой» (умерла в 1907 году; ей посвящен сонет «Любовь», из ее романа — эпиграф к «Кочевникам Красоты»). Почвой для всеобщего внимания к учению и творчеству Иванова была актуальность темы «искусство и общественность» после 1905 года. Петербургская квартира Вяч. Иванова в 1905–1909 годах («башня» в доме на Таврической улице) стала «духовной лабораторией», центром поэтических, философских и религиозных собраний («ивановские среды»), в которых Иванов с женой хотели видеть прообраз будущих «соборных» общин. «Соборность» проповедовалась и в семейной жизни — памятником этих трудных опытов осталось стихотворение «Нищ и светел». На почве «соборности» произошел и знаменитый «раскол в символистах» 1907–1908 годов: Иванов (и Блок) поддержал программу «мистического анархизма» Г. Чулкова; Брюсов (и Белый) резко выступил против. Первая книга стихов Вяч. Иванова — «Кормчие звезды» (СПб., 1903) прошла почти незамеченной, вторая — «Прозрачность» (М., 1904) создала ему имя среди символистов; третья — «Cor ardens» («Пламенеющее сердце». М., 1911–1912), двухтомный монумент памяти Л.Д Зиновьевой-Аннибал, закрепила его признание в литературе; за этим последовал маленький сборник «Нежная тайна» (СПб., 1912), позднейшие стихи были собраны лишь посмертно. С 1913 года Иванов живет в Москве, после революции служит в советских культурных учреждениях, в 1920–1924 годах преподает филологию в Баку. В 1924 году он уезжает за границу в научную командировку и поселяется в Италии (сохраняя советский паспорт до конца 1930‐х годов) — сперва в Павии, потом в Риме. В Риме, перебедствовав Вторую мировую войну, он и умер в 1949 году.

Изд.: Иванов Вяч. Собр. соч.: В 4 т. Т. 1–4. Брюссель, 1971–1987; Он же. Стихотворения и поэмы. Л., 1976.

Сергей Соловьев (1885–1942)

Сергей Михайлович Соловьев, внук историка, племянник философа, вундеркинд, заплативший за раннюю зрелость пожизненными приступами душевной болезни, друг А. Белого, первый поклонник раннего Блока (шафер на его свадьбе в 1903 году) и категорический противник зрелого Блока, по возрасту и духу принадлежал к младшему, религиозному символизму, а по выучке и стилю — к старшему, «парнасскому». «Цветы и ладан» называлась первая его книга (М., 1907); языческие «цветы» и христианский «ладан» сосуществовали в ней, не смешиваясь, а строго распределяясь по разделам. Педантично-патетическое предисловие к книге кончалось словами: «Главными образцами для меня были: Гораций, Ронсар, Пушкин, Кольцов, Баратынский, Брюсов и Вяч. Иванов…». Эти столь разнородные образцы тоже уживались в его стихах, как в антологии: читатель сам расслышит в шестом стихотворении нашей подборки голос Фета, в четвертом — Пушкина (с прямыми реминисценциями), в пятом — Вяч. Иванова. «Справочная книга для поэтов», — отозвался о «Цветах и ладане» Блок; «книга, быть может, поэта, но еще не книга поэзии, а только книга стихов, хотя порой прекрасно сделанных… книга попыток, но автор не пытается в ней выразить свою душу, а только пробует разные способы выражения…» — писал о ней Брюсов. Такими же безупречно сделанными, но неодушевленными, многоликими, но безличностными остались и следующие его книги — «Апрель» (М., 1910) и «Цветник Царевны» (М., 1913): все стихи в них выглядят стилизациями. Исключения единичны, не имеют образцов «Дальше, дальше ото всех…» и «Июльский вечер»; ноты позднего (на десятилетие!) Кузмина предчувствуются в «Гимне Анадиомене» (Афродите, рождающейся из волн); «истинную поэзию» видел Блок в «Пресвятой Деве и Бернарде» (мистик XII века Бернард Клервоский). Единство душевное С. Соловьев обрел, став православным священником в 1915 году и католическим — в 1923 году, единства поэтического так и не нашел (последняя книга «Возвращение в дом Отчий» (М., 1916) и редкие публикации позднейших стихов). После революции много переводил; арестовывался, умер в эвакуации в госпитале, мучаясь манией преследования.

Виктор Гофман (1884–1911)

Виктор Викторович Гофман скрестил в своем творчестве влияния обоих вождей старшего символизма — четкость Брюсова с певучестью Бальмонта. И та, и другая традиция при этом стала более легковесной, домашней, альбомной, даже модный трагизм уступил место юношескому оптимизму. Сам Гофман называл свой идеал «мистическим интимизмом», и, хотя Городецкий пренебрежительно именовал его «дамским поэтом», а Блок приводил слова про «что-то страстное в походке и подымании ноги» как пример безвкусицы, никто из критиков не отрицал у Гофмана несомненного природного таланта и естественной живости интонаций. Сын богатого московского мебельного фабриканта, гимназический соученик Ходасевича, с 12 лет писавший любовные стихи, еще на школьной скамье выступивший в «Северных цветах» и альманахе «Гриф», Гофман вошел в поэзию как литературный оруженосец Брюсова («Виктор-ликтор»), а тот перенес на него свою остывающую приязнь к Бальмонту; потом их отношения нарушились. В 1903–1909 годах Гофман учился на юридическом факультете, разошелся с родителями, зарабатывал газетной поденщиной, в 1904 году выпустил в Москве сборник «Книга вступлений». После 1908 года перестает писать стихи — второй сборник «Искус» (СПб., 1910) вышел с запозданием. Гофман переходит на импрессионистическую прозу с немного болезненным эротическим уклоном; в 1909 году переезжает в Петербург, работает в невысокопробном «Новом журнале для всех», все больше чувствует переутомление и неудовлетворенность. Находясь в заграничной поездке, застрелился в Париже в состоянии неврастенической депрессии. Сборник его прозы «Любовь к далекой» (СПб., 1912) вышел посмертно.

Черубина де Габриак (1887–1928)

Черубина де Габриак — псевдоним Елизаветы Ивановны Васильевой (урожденной Дмитриевой), героини самой знаменитой мистификации в русской поэзии начала XX века. Дочь учителя, сама учительница; М. Цветаева вспоминала, как в ее классе на вопрос попечителя детям: «Кто же ваш любимый русский царь?» — все хором ответили: «Гришка Отрепьев!» В 1908 году училась в Париже, здесь сблизилась с молодым Гумилевым (после его гибели посвятила его памяти несколько трогательных стихотворений). Писала мистические стихи, блестяще четкие по форме (строфу «Золотой ветви» потом популяризировал Северянин, назвав ее «лэ»), с католическими, масонскими и позже теософскими мотивами в содержании. Не пыталась печататься, но ее друг Максимилиан Волошин (которому посвящена «Золотая ветвь») посоветовал ей в 1909 году послать в новосозданный журнал «Аполлон» стихи за подписью «Черубина де Габриак», а сам распустил слух о юной поэтессе, затворнице-красавице из знатного рода (Дмитриева была некрасива, болезненна), воспитанной в монастыре, и т. д. Стихи имели в «Аполлоне» шумный успех, были напечатаны двумя циклами (один с орнаментами Е. Лансере); редактор «Аполлона» С. К. Маковский заочно влюбился в Черубину. Мистификацию грубо раскрыл Гумилев, Волошин дал ему пощечину, состоялась скандальная дуэль, но без жертв. После этого Черубина-Васильева поневоле перестала печататься, хотя писала до конца жизни.

В 1920–1921 годах она в Екатеринодаре вместе с С. Я. Маршаком организовала театр для детей, писала для