Том 3. Русская поэзия - Михаил Леонович Гаспаров

стихов Гофмана «Кольцо: тихие песни скорби» вышла в 1907 году (некоторыми интонациями она близка стихам раннего Мандельштама). Вторая книжка, столь же маленькая, но более притязательная, «Гимны и оды» (эксперименты с античными размерами в русском стихе), появилась в 1910 году (СПб.). Первое стихотворение нашей подборки — из «Кольца», остальные — из «Гимнов и од» (архилохова строфа, элегические дистихи, сапфическая строфа)[141]. Далее Гофман становится видным пушкиноведом, издает академического Баратынского, успешно (хоть и со спорными методологическими выводами) занимается текстологией. В 1922 году, выехав в заграничную научную командировку, не вернулся в Россию, умер в Париже.

Виктор Стражев (1879–1950)

Виктор Иванович Стражев, сын провинциального неудачника, гимназический соученик Чулкова и гимназический учитель В. Гофмана и Ходасевича, принадлежал к поэтам, группировавшимся вокруг московского издательства «Гриф» и журнала «Перевал» с их символизмом второго сорта. Автор трех книжек стихов («Opuscula», М., 1904; «О печали светлой», М., 1907; «Путь голубиный», М., 1908), он почти всюду оставался подражателен, напоминая целыми циклами то Бальмонта, то Белого, то Блока, то Городецкого, то Вяч. Иванова (реже Брюсова); такие стихотворения, как выбранные здесь[142], у него редкость. Белый в книге «Между двух революций» оставил о нем резкие упоминания как о лидере поэтов «третьей волны» символизма 1907–1908 годов, вульгаризировавших его духовные искания в угоду «присяжным поверенным». Издав в 1910 году итоговый сборник «Стихи. 1904–1909», Стражев уходит из литературной жизни в педагогику, составляет хрестоматии, с 1913 года учительствует в провинции (в 1919 году пишет любопытный ответ Блоку — «Антискифы»). После 1927 года работал в Москве, был соавтором (с А. Зерчаниновым и Д. Райхиным) лучшего советского школьного учебника по литературе XIX века (1940 и ряд переизданий).

Александр Рославлев (1883–1920)

Александр Степанович Рославлев, родом из Коломны, голодную молодость проведший в ночлежках, писал мрачные стихи, но в литературной памяти остался скорее как фигура юмористическая. Замечательный фельетон К. Чуковского «Третий сорт» (1907) с эпиграфом «Третий сорт ничуть не хуже первого! — Из одного объявления» начинался: «— И я! и я! — тоненьким голосом кричал рыжий, пускаясь за ним вслед. — И я! и я! — Этот рыжий… был, несомненно, Александр Рославлев, автор сборника „В башне“. Он бежал за Валерием Брюсовым и кричал ему: — И я! и я! „И я, как ты, в оцепененье / Слежу в веках земную ось…“. Из дальнейшего оказывается, что Брюсов „расшатал чеку“ земной оси, а Рославлев помогал ему в этом странном занятии…» и т. д. Действительно, Рославлев был несомненным эпигоном Брюсова, перенимал его приемы, гиперболизировал их до размашистой яркости и откликался ими сперва на взрыв революции 1905 года («Красные песни», Ялта, 1906), потом на отчаяние реакции («В башне», СПб., 1907; «Карусели», СПб., 1910). При всем том не следует забывать и едких слов «третий сорт ничуть не хуже первого»: лучшим стихам Рославлева никак нельзя отказать в силе и мрачной выразительности. Выпустив итоговый сборник стихов «Цевница» (СПб., 1912), Рославлев перешел преимущественно на малопритязательную прозу.

Иван Рукавишников (1877–1930)

Иван Сергеевич Рукавишников, родом из Н. Новгорода, из сверхбогатой купеческой семьи, порвал с ней, был проклят отцом, «прозябал без гроша» в петербургских «номерах». Писал с графоманским обилием; его «Собрание сочинений» (СПб.; М., 1901–1925) ко времени революции насчитывало 15 довольно толстых томов, из них 6 стихотворных (обычно по плану «Бог», «Я», «Любовь», «Людям» и т. п.). Стиль его — результат скрещивания поэтики Сологуба и Бальмонта: с неопределенным ужасом тоски, смерти, мрака, с гипнотически повторяющимися рефренами. Много экспериментировал, пока не нащупал свою форму, создав «напевный стих», и после революции перешел на него почти целиком. Здесь — одно из первых его стихотворений в этой форме[143]. «Безусловно талантливый, работающий, думающий, он совершенно лишен чутья поэтов — вкуса», — писал о нем Гумилев. После революции Рукавишников преподавал в Брюсовском институте и писал в «Литературной энциклопедии» 1925 года фантастические статьи о самых вычурных строфических формах.

Владимир Поляков (1881–1906)

Владимир Лазаревич Поляков вошел в поэзию начала века как «автор одного стихотворения» «Песни спеты, перепеты…» (ощущавшегося едва ли не как отклик на знаменитые строки Мережковского «…Слишком ранние предтечи слишком медленной весны»). Его процитировал Блок в статье «Противоречия» как символ времени. Блок называл Полякова «печальным, строгим, насмешливым, умным и удивительно привлекательным юношей… Он много молчал, а когда говорил, это было… остро и метко… В Полякове дремала, кажется, настоящая злоба; какие-то искры подлинного, поэтического, неведомо на что направленного восторга вспыхивали на его красивом и нежном лице… Кроме того, все, что дремало в нем, было подернуто глубокой усталостью». Выходец из богатой семьи, студент-юрист, напечатавший при жизни лишь несколько стихотворений, он умер в Париже неполных 25 лет. Посмертный его сборник («Стихотворения», СПб., 1909) Брюсов рецензировал вместе с таким же сборником Ю. Сидорова: «…в Ю. Сидорове как поэте было более широты, а в В. Полякове — более остроты… Стихи В. Полякова не первые опыты автора, которому предстоит долгий путь совершенствования, но твердо, уверенно начатая речь, которая только была оборвана на первых словах».

Юрий Сидоров (1887–1909)

Юрий Ананьевич Сидоров, студент Московского университета, принадлежал к той литературной молодежи, которая стала группироваться вокруг символистских «Весов» в последние годы их существования. С «окаменелым, желтым, безволосым, похожим на маску лицом египетского аскета» (С. Соловьев), он одинаково увлекался отцами церкви, французским XVIII веком и мифологическим осмыслением судьбы Пушкина и Гоголя (Данилов монастырь в «Посещении» — место тогдашнего погребения Гоголя). Сидоров умер неполных 22 лет, разбросавшись в стихах во все стороны и не успев выработать собственной манеры. Его «Муза» напоминает раннего Ходасевича, а «Олеография» — даже Г. Иванова. «Психопомп», водитель душ в царство мертвых, примиритель неба (еврейский Саваоф) и праха (вавилонский бог-ил Мот, след богини первозданной морской стихии Тиамат) — это греческий Гермес, египетский Тот; «аррэт» значит «неизреченный». В предисловии к его единственному посмертному изданию («Стихотворения», М., 1910) А. Белый писал, что он был более «замечательный человек», чем «замечательный писатель»; Брюсов в рецензии резонно заметил, что так можно сказать о любом подающем надежды юном литераторе.

Владимир Эльснер (1886–1964)

Владимир Юрьевич Эльснер был родом из Киева; в 1910 году он был шафером на свадьбе Гумилева и Ахматовой и потом уверял, что это он «научил Ахматову писать стихи». В литературу вошел как один из составителей «Антологии современной поэзии» (Киев, 1909) — IV тома распространеннейшего «Чтеца-декламатора»; здесь была дана очень широкая подборка стихов русских модернистов вплоть до самых начинающих, в том числе и самого Эльснера. В столице