Том 3. Русская поэзия - Михаил Леонович Гаспаров

В 1913 году при кружке возникло недолго просуществовавшее издательство «Лирика», здесь вышел сборник Анисимова «Обитель» — бледноватые стихи, окрашенные славянофильской религиозностью. Вторая его книга — «Ветер» (М., 1915), с более заметными футуристическими и антропософскими влияниями — в свет не вышла (ЦГАЛИ); из нее здесь приводится начальное стихотворение (четвертое в нашей подборке[146]). После революции выпустил еще книжку стихов (1926), занимался искусствоведением, много переводил.

Сергей Бобров (1889–1971)

Сергей Павлович Бобров вошел в историю русского модернизма как организатор группы «Центрифуга», оказавшейся одним из самых долговечных футуристических объединений (1914–1918; издательство выпустило 17 книг). Ядром группы были Н. Асеев, С. Бобров, Б. Пастернак, отколовшиеся от младосимволистской группы «Лирика» (1911–1914). Сам Бобров, рассказавший позже о своем детстве и юности в повести «Мальчик» (М., 1976), писать начинал сперва под влиянием Брюсова, потом А. Белого с оглядкой на французскую поэзию (А. Бертран, А. Рембо); учился живописи, первая книга его («Вертоградари над лозами», М., 1913) вышла с замечательными иллюстрациями Н. Гончаровой. Футуристическая раскованность окрепла в его лирике накануне и в годы мировой войны («когда… будут визжать, просмотрев „Лиру Лир“, что это не поэзия, что это не певуче, бессмысленно, безумно, похоже на издевательство и т. д., — я спрошу: — А то, что вы, собаки, устроили в 191* году, это, по-вашему, поэтично, певуче, осмысленно, умно, не издевательство?..» — послесловие к сборнику «Лира Лир»). Впрочем, произведения его современниками ценились невысоко: «Сергей Бобров и в прозе и в стихах — замечтавшаяся гиря». Гораздо заметнее он был как критик-полемист, начиная от едкой брани по адресу футуристов «Гилеи» в альманахе «Руконог» (М., 1914) и до печально известной рецензии на «Седое утро» Блока (Печать и революция. 1921. № 1), где за считаные дни до смерти Блока говорилось, что как поэт он уже мертв; «всем так казалось», оправдывался Бобров впоследствии. После революции был недолго заметным деятелем московского Союза поэтов, выпустил три авантюрно-утопических романа, преподавал математику, работал в ЦСУ, побывал в тюрьме и в Кокчетаве, писал научно-популярные книги для детей, много переводил, плодотворно занимался стиховедением. Поздние стихи его почти не изданы.

Николай Асеев (1889–1963)

Николай Николаевич Асеев вошел в советскую поэзию как литературный спутник Маяковского. Но сложился как поэт он еще до революции почти вне влияния Маяковского — на перепутье между Хлебниковым и эпигонским символизмом. Опорой для его творческой самостоятельности — до поры до времени — были два дара. Во-первых, это было замечательное чувство языка; отсюда знаменитое в свое время «Объявление», игравшее созвучием «овса и сена» с вывески для извозчиков и «Отца и Сына» из символа веры. Во-вторых, это редкое чувство ритма, давшее до революции такие стихи, как «Песня сотен» и «Пляска», а после революции сообщившее лучшим его стихам ту легкость и песенность, которой недоставало Маяковскому.

Родом из провинциального Льгова, учившийся в 1909–1912 годах в Московском коммерческом училище и бывший вольнослушателем в университете, но не кончивший курса ни там, ни здесь, он входил в словесность самоучкой. Первые его стихи были напечатаны в 1911 году в журнале «Весна», приюте начинающих графоманов; там он познакомился с Ю. Анисимовым, вошел в его кружок «Лирика»; у Анисимова сблизился с Бобровым и Пастернаком и в 1914 году образовал вместе с ними группу «Центрифуга». Первый, еще ученический его сборник «Ночная флейта» с предисловием Боброва вышел в «Лирике» в начале 1914 года. За ним последовали брошюры 1914–1915 годов «Зор», «Леторей» и «Ой конин дан окейн» (по-цыгански: «люблю твои глаза»). В 1916 году Бобров составил из них второй сборник Асеева «Оксана» (по имени К. М. Синяковой, ставшей женой поэта), дополнив его новыми стихами («Пляска» — из исторической повести для детей в журнале «Проталинка»). Здесь Асеев выступил как вполне определившийся самостоятельный поэт.

В 1915 году Асеев был призван в армию (Перун и О́дин в его стихах — символы воюющей России и Германии), служил в запасном полку, после Февральской революции был выбран членом Совета солдатских депутатов, провел во Владивостоке годы Гражданской войны, там выпустил третий сборник «Бомба» (1921). В 1922 году он возвращается в Москву, вступает в организуемую Маяковским группу ЛЕФ, подводит итоги раннему творчеству книгой «Избрань» (М.; Пг., 1923) и начинает новую литературную жизнь.

Изд.: Асеев Н. Собр. соч.: В 5 т. М., 1963–1964.

Божидар (1894–1914)

Божидар — псевдоним Богдана Петровича Гордеева, разносторонне одаренного юноши (музыка, графика, языкознание, теория стиха), самого яркого из последователей Хлебникова. В стихах его — славянизированный язык, умело разрушенный синтаксис, тщательная проработка звукового строя, разметка ритмических ходов (знак // — слоговая пауза, отчеркивание — ускоренное произношение группы слогов). Все, что у Хлебникова было мимоходными открытиями, у Божидара получало систематичную до болезненности разработку. Его трактат о стихе «Распевочное единство размеров» (посмертно, 1916) написан таким же ослепительно необычным языком. Сын харьковского профессора, болезненный и нервный, он в 1913 году поступил в университет изучать санскритологию, бросил занятия, уехал, в Москве сблизился с поэтами «Центрифуги», в Харькове летом 1914 года организовал с Н. Асеевым и Г. Петниковым ее «филиальную» группу «Лирень», выпустил литографированную книжечку стихов «Бубен» (2‐е изд. 1916) и через полтора месяца после начала мировой войны повесился в лесу под Харьковом. «Он разбился, летя, о прозрачные стены судьбы», — писал Хлебников.

Бенедикт Лившиц (1886–1939)

Бенедикт Константинович Лившиц, выходец из богатой, но разорившейся семьи, окончил Киевский университет, воспитывался на стихах Рембо, Малларме, Корбьера и Лафорга. Первой своей книжкой «Флейта Марсия» (Киев, 1911) заслужил похвальный отзыв Брюсова, но в том же году сблизился с футуристами «Гилеи» и стал как бы связующим звеном между русским футуризмом и западным авангардом — не только литературным, но и художественным: грамматические «сдвиги» его эпатирующего стихотворения в прозе «Люди в пейзаже» мыслились им как словесная аналогия «сдвигам» в картинах живописцев-кубистов. В своих содержательных воспоминаниях «Полутораглазый стрелец» (Л., 1933) Лившиц описывает свои приемы стихотворной шифровки действительности. «Тепло» — это комната, наполовину темная, наполовину освещенная; в светлой половине роется в комоде (коричневом, как кожа бушмена) старая нянька, в темной за окном кружится снежный вихрь (бело-радужный, как павлиний хвост); светлая половина усилена пятном детской пятки в колыбели, темная — пятном черепа на дальнем кургане. «Ночной вокзал» — это паукообразная тень перронного фонаря на стекле, бумажные розы над белым буфетным прилавком, сонный швейцар в дверях, спящий в шубе (из хорьковых хвостов) виноторговец на лавке и (по-видимому) мелькающий за окном поезд, везущий овец на убой. Эти стихи вошли в его вторую книгу — «Волчье солнце» (М., 1914). Стихи следующих