Птицы небесные. 3-4 части - Монах Афонский

— Геронда, мне в поисках молитвы и старца, и самого спасения, пришлось долго кружить путями мира сего. А есть ли какие закономерности в достижении спасения?

— Продолжительность времени, необходимого для достижения священного созерцания и обожения духа зависит от роста способности без всякой рассеянности пребывать в молитве и созерцании. И молитву, и созерцание следует практиковать без всяких ожиданий и предположений, не вдаваясь в пустые мечтания и совершая духовную практику как служение Богу в духе и истине.

— А что вы можете сказать о самом созерцании, отче Григорие?

— Глубинный смысл созерцания — это непрерывное Богозрение. В этом блаженном состоянии дух человека больше не обманывается и не отвлекается ничем, что бы ни возникало. Тот факт, что мы еще увлекаемся помыслами или привязанностями, является признаком того, что у нас еще нет созерцания. Чем устойчивее и внимательнее твое созерцание, тем дальше ты находишься от ошибок и искушений в исихии. Настоящий исихаст не оставляет любовь к Богу и ближним, помня, что это — основа всей его практики. Рассеяние внимания и отвлечение ума от Христа — это и есть безблагодатное состояние, «черная дыра», так сказать, бессмысленного существования. Избегай ее изо всех сил. Сон — это проявление умственной тупости и самый большой враг созерцания и молитвы. Не забывай об этом никогда.

— Отче, вы говорили мне о вреде умозаключений, но разве мы не создаем их в наших беседах?

— Умозаключения, как пустая игра интеллекта, — это одно, а духовное Богословие — это другое. Как объяснял нам отец Софроний, те, кто довольствуются одной молитвой, не достигают возможного для человека совершенства, хотя и постигают Бога более глубоко, чем желающие постичь Его одним интеллектом. Ни интеллектуальное богословие, ни молитва, даже горячая, но без умного богословского видения, не являются совершенством. Лишь постижение, включающее в себя оба указанных понимания, как единую жизнь в Духе, приближается к полноте Богопознания.

— Какой же самый безболезненный процесс в Богопознании, отец Григорий?

— Можно сказать, что самое болезненное испытание в духовной жизни — это переход от благодатного взлета духа человеческого к вершинам Богосозерцания и пребывания в Божественном свете к последующему осознанию полного своего недостоинства и душевной искаженности и испорченности всего нашего существа пред святостью и безгрешностью Божественной милости. В этом состоит весь трагизм духовной жизни.

— Неужели мы никогда не обретем завершения в нашем духовном восхождении к Богу, даже оставив это тело?

— По разному пишут об этом святые отцы. Но, полагаю, что Христос не пребывает в непрестанном восхождении к Отцу, потому что мы исповедуем Его как «возшедшаго на Небеса, и седяща одесную Отца». Так человек включается всецело в жизнь Бога, когда следует за Христом.

— Геронда, по мне самое страшное — впасть в ошибки при исповедании Христа. А если придется впасть в них, от чего да избавит нас Господь, то еще страшнее — закоренеть в них, как вы считаете?

— Старец Софроний сам иной раз испытывал колебания в этом вопросе. В беседах с нами он как-то заметил, что благоразумные не дерзают говорить о Богопознании без трепета, поскольку это уже есть некое притязание на обладание искомым. Но он же решительно призывал отбросить всякое малодушие.

— Отец Григорий, а каков сам процесс накопления ошибок в духовной жизни?

— Чем ниже мы опускаемся в грехах своих и отступаем от благодати, тем больше у нас возникает недоумений и вопросов, а неизбежно с ними — и ошибок.

— Можно сказать, отче, что безблагодатная жизнь — это полнейшая ошибка?

— Да, так можно сказать. Нет такого времени, чтобы дух мой когда-нибудь насытился миром, и нет ни единого в нем явления, которым бы он полностью удовлетворился. Но нам дана от Бога воля выйти из всех ограничений мира в великую свободу обоженного духа. Люди не возжелали уподобиться Богу и не поверили в дарованное им бессмертие, осудив самих себя на совершенный упадок и гибель. Как только человек умаляет Божественное Откровение об обожении и бессмертии, то всякое стяжание таких высоких целей перестает влечь к себе. С другой стороны, богословствующие теоретики запугали всех нас чудовищным разрывом между нами и святостью. Тот, кто решился следовать за Христом, должен преодолеть это сложившееся отрицание самой Божественности души и ее бессмертия, чтобы победить грех и даже смерть. Никто не может выйти из этой брани победителем, если не соединится всецело со Христом.

— Скажите, отче, а есть ли какое-либо соответствие между жизнью Спасителя и нашей духовной жизнью?

— В исторической последовательности порядок домостроительства нашего спасения отмечается как Церковные праздники: Благовещение, Рождество Христово, Крещение Господне, Преображение, Страсти Христовы, Воскресение, Вознесение и Сошествие Святого Духа. Жизнь верующего человека также проходит всю эту последовательность в личном плане: весть о евангельской истине, рождение веры в душе, крещение и вхождение в Церковь Христову, начальное преображение души благодатью, искушения и борьба со страстями, воскресение души, оставившей всякие страсти, вознесение ее в неисходное пребывание в непрестанной молитве, совершенное отречение от всякой греховности и сошествие спасительной благодати Святого Духа в Божественном созерцании. Когда мы начинаем пребывать в слове Божием, Бог вселяется в нашу душу, открывая ей Самого Себя. Но когда человек переносит свои догадки на Бога, то начинает сам творить себе божество по образу своему и подобию. Мы же, следуя Церкви и заповедям Христа, раскрываем в себе через молитвы и священное созерцание Божественные свойства нашей природы, созданной по образу Божию и по подобию Его.

Заповедей Христовых, которые приводят человека к обожению, две: Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душою твоею, и всем разумением твоим, и всею крепостию твоею, — вот первая заповедь! Вторая, подобная ей: возлюби ближнего твоего, как самого себя (Мк. 12:30–31). Первая заповедь дает нам возможность соединения с Богом, как с абсолютной любовью, а вторая заповедь — познание жизни Пресвятой Троицы, как жизни всего человечества в совершенной полноте и единстве. Мы все едины по сущности и множественны по ипостасям.

— Тогда, отче Григорие, становится понятно, почему грех каждого из нас, или же добродетельный поступок, влияют на всех людей…

— Да, это так, отец Симон. Всякий человек носит в себе всю полноту человечества — и его греховность, и его святость, а потому он ответственен за всякий грех в мире и причастен каждой святости, где только она достигается уподоблением Христу…

— Выходит, что вся наша жизнь находится в тесной зависимости от нашего понимания и постижения Бога?

— По дару Божественного Откровения человек должен совершить переход от греховного ума и его ограниченных представлений к Божественной благодати и Богопостижению. Для этого нам даны догматы Церкви, которые останавливают всякое саморазрушение в плане мышления и дают человеческому духу силу и возможность постичь в совершенстве высшее Божественное бытие, которым живет Христос.

— Геронда, когда речь заходит о совершенстве человеческого духа, меня всякий раз одолевают сомнения в его достижении. Будьте так добры, поясните этот вопрос для меня…

— Каждый человек призван к совершенству (Мф. 5:48): Будьте совершенны, как совершен Отец ваш Небесный, то есть призван к обожению или богоподобию, так же как Христос вместил всю полноту Божества телесно. Обоженные святые по дару благодати обретают всю полноту богоподобия, так что Бог становится для них все во всех (1 Кор. 12:6), исключая лишь Саму Божественную Сущность. Хорошо сказано у преподобного Симеона Нового Богослова: «Келья у них есть небо, а сами они являются солнцем, и в них пребывает свет незаходимый и Божественный, который просвещает всякого человека, грядущего в мир сей и рождающегося от Духа Святого». Бог повторяет Себя в нас, чтобы мы повторили себя в Боге!

Об этом нам часто рассказывал отец Софроний. Вся полнота Божественной жизни — безначальной и бесконечной, становится неотъемлемым обладанием спасенной души. Бог есть вездесущий и всеведущий — и святые, через пребывание в Духе Святом, становятся вездесущими и всеведущими. Бог есть истина и жизнь, — и святые в Нем становятся истинными и бессмертными. Бог есть совершенная благодать и любовь, объемлющая все сущее, — и святые, в Духе Святом, объемлют любовью все человечество. Безначально проявление Божественного бытия, — и обоженные, в силу причастности к этому проявлению, становятся безначальными.