Грюнвальдский бой, или Славяне и немцы. Исторический роман-хроника - Гавриил Александрович Хрущов-Сокольников

заметил его и, желая хотя бы дорого продать свою жизнь, пришпорил коня и бросился прямо на него, рассчитывая поразить его неожиданным ударом.

Смелый план немца чуть не удался. Между ним и великим князем не было никого из ратников, который мог бы удержать стремление великого маршала, обладавшего колоссальной силой. В нескольких шагах находился только князь Давид Смоленский, только что прибежавший со своими смолянами на место битвы. Он быстро бросился вперёд, прикрываясь щитом, но поскользнулся в луже крови, и успел только, падая, ударить коня маршала концом меча по морде. Бешеный конь сделал отчаянный вольт в сторону. Меч Валленрода скользнул по шлему Витовта и всей силой ударил по шее его лошадь. Конь был убит, но великий князь спасён. Подоспевшие смоляне бросились с топорами на Валленрода и защитили великого князя. Скрежеща зубами, кинулся маршал обратно, но в ту же самую секунду что-то мягкое хлопнуло его по лицу, скользнуло по шее и затянулось на ней мертвою петлей. Проклятие так и замерло на его губах.

— Вур! Вур! Алла! Алла! Вот она магистра! Моя маггистра! — раздался радостный крик — и молодой татарин на бойкой лошади словно из под земли вырос перед великим князем.

— Государь! — говорил он в волнении, таща на аркане только что поверженного рыцаря, — вот она самая магистра, жива ли, нет ли, не знай! Самая магистра. Помни, моя Туган-мирза на аркан взал. Туган-мирза!

Бой в этом месте кончился, остальные немцы сдались.

Приближённые князя бросились к поверженному рыцарю и перерезали душившую его петлю, но было уже поздно, аркан сделал своё дело: маршал был мертв. Безобразное по природе, изрытое оспою, лицо его теперь было ужасно. Налитые кровью глаза выскочили из орбит.

Витовт подошёл к погибшему врагу. На глазах у него блеснули слёзы. Он набожно перекрестился и жестом подозвал татарина.

— Ты лихой джигит и заслужил свою награду! — проговорил он ласково, — а теперь скачи к султану Саладину, пусть ведёт войска прямо вон к тому лесу — там у рыцарей лагерь.

Туган-мирза бросился в ноги великому князю и поцеловал край его одежды, затем снова вскочил на коня, свистнул особым посвистом и умчался, словно буря, со своими татарами к центру позиции, где ещё кипел последний отчаянный бой.

— А тебя как мне благодарить, князь? — обратился он к смоленскому князю, — я тебе обязан жизнью. Если бы не ты, не спас бы меня шлем от меча этого Голиафа, — Витовт указал на поверженного маршала. — А твои смоляне грудью удержали врагов, они вырвали победу у немцев!

— Все в руце Божией, — отвечал князь Давид. — Он один властен и в победе, и в поражении.

— Но у земных владык есть власть награждать храбрость и отвагу. Говори, доблестный витязь, чем могу отблагодарить тебя за спасение?

— Дозволь, государь, с моими смолянами сделать натиск на Штейнгазен, — нерешительно проговорил молодой богатырь.

— Это не награда, — улыбнулся Витовт. — Я тебя не держу. Завтра утром я двину туда же мои полки. Помни, князь Давид Святославич, я у тебя в долгу. А князь Витовт никогда в долгу не оставался. Проси, чего знаешь, теперь или после, всё исполню, клянусь своим княжеским словом!

Он обнял князя Давида и крепко прижал его к сердцу.

— А теперь туда, туда! — Витовт показал на курган, на котором снова виднелось большое королевское знамя, — поздравить короля с победой.

Оруженосцы подвели коней обоим. Они помчались, окружённые уцелевшими литовско-русскими витязями.

Со всех сторон громадного поля, заваленного теперь десятками тысяч трупов, стекались к высокому холму, на котором виднелось королевское знамя, отряды польских и литовско-русских войск и отдельные воины, отбившиеся от своих хоругвей во время горячего боя. Тащились и ползли раненые.

Большинство возвращавшихся воинов тащили на арканах или гнали перед собою связанных пленных рыцарей и гербовых латников. Вдали неслись конные отряды, продолжая дело истребления и уничтожения. Рыцари и их воины пытались прятаться по кустам, лесам и болотам, но аркан татарина или дубина литвина приканчивали их и там. Только немногие, попадавшиеся на глаза польским витязям или наёмным дружинам, избегали общей участи.

Гостям рыцарским, и особенно герцогам Казимиру Штетинскому и Конраду Силезскому, не повезло в этот день.

Они рвались в бой с самого начала, в числе воинов первых знамен, введённых в бой великим маршалом, но гроссмейстер удержал их около себя, предлагая участвовать вместе с ним в последней атаке, которая должна была решить битву. Но, как уже знает читатель, атака эта успеха не имела, и оба герцога со своими оруженосцами и частью иноземных гостей едва успели пробиться сквозь заколдованное кольцо, которым их окружили союзные войска и думали найти спасение в бегстве к лагерю.

Но они ошиблись в рассчете. Их заметили, и тотчас же погнался за ними один из отрядов наёмного войска, к которому присоединилось несколько польских витязей.

Началась не битва, а травля. Словно диких волков, травили чехи и поляки своих врагов и наконец, после усиленной погони, настигли их. Лучшая лошадь в польском отряде оказалась у рыцаря Скарбки из гор, и он тупым концом копья сбросил с седла одного из всадников, бежавших перед ним. Только тогда, когда поверженный рыцарь повернулся грудью, его узнали преследующие: на его щите был красный гриф на белом поле, герб Поморья. Это и был сам знаменитый герцог Казимир Штетинский.

В ту же минуту чешский рьщарь Жмурко догнал ещё одного беглеца и готов был поразить его мечом, но тот в знак покорности сдержал коня и поднял забрало. И это был знатный гость рыцарский, герцог Конрад Силезский.

— Сдаюсь! — проговорил он мрачно и подал свой меч.

Остальные рыцарские гости, в числе сорока, предводимые Георгом Герсдорфом, невзирая на участь товарищей, ни на секунду не задержались, чтобы подать им помощь, и мчались без оглядки, преследуемые польским отрядом. Теперь, казалось, им удастся ускользнуть от преследованья. Кони у них были лучше, чем у большинства рыцарских воинов, а вооружение — гораздо богаче, лучшей выделки, а потому и более лёгкое. Вся надежда спасения заключалась теперь в быстроте ног их лошадей. Они неслись прямо к