Грюнвальдский бой, или Славяне и немцы. Исторический роман-хроника - Гавриил Александрович Хрущов-Сокольников

В это мгновение из рядов польского войска на чудном коне вылетел юноша, почти мальчик, Добко из Олесницы герба Дембно, и с копьём наперевес бросился на великого магистра.

Перед лицом стеснившихся войск начался невиданный поединок между гроссмейстером ордена и польским юношей. Зрители словно оцепенели. Ни с той, ни с другой стороны никто не бросился вперёд, чтобы помешать бою.

Ульрих Юнгинген принял дерзкий вызов, и ловким ударом копья отбил копьё Добко, но копья разлетелись в щепы. Начался бой на мечах. Рыцарь был и крупнее ростом, и много сильнее польского юноши, но тот был моложе, быстрее в движениях и увёртливее. Мечи загремели о щиты, и, в свою очередь, Добко чуть избежал рокового удара, но, теснимый могучим соперником, только парировал удары, медленно отступая к своим. В пылу преследованья гроссмейстер и не заметил, что подъехал близко к польским рядам. Ему удалось уже ранить коня дерзкого юноши и он мечтал свалить всадника ударом тяжёлого меча. Гибель смельчака была неминуема, но тут первый не выдержал пылкий витязь, Ян Варшавский герба Наленч. Он выхватил меч и бросился на помощь Добко. Следом за ним бросились несколько отважнейших вождей, а за ними — и вся масса первого знамени Краковской земли. Гроссмейстер, увидав опасность, которой подвергался, бросился обратно к своим. Рыцари должны были раскрыть ряды, чтобы принять его, а на хвосте его коня ворвалось, вслед за ним, в ряды рыцарей, почти всё краковское знамя.

Начался последний смертный бой подкреплённых свежими войсками поляков, с изнемогавшими от усталости рыцарями. Витовт, приведший наёмные полки вовремя, на подмогу был всюду. Со всех сторон загремели трубы польских и литовских войск. Ободрённые прибытием помощи, а также видом своего обожаемого князя, литовско-русские войска с новой яростью бросились в последний бой, огибая всё более и более правый фланг врагов. Победный гимн немцев теперь умолк. Бились молча, долго, с остервенением. Толпы рыцарей, теснившихся теперь с трёх сторон, начали стискиваться в нестройную кучу. Ряды смешались. Не было слышно больше ни командных слов, ни приказания начальников. Свои и враги перемешались, и началась страшная неописуемая борьба народов, борьба двух ненавидящих друг друга рас — германской и славянской.

Энергия и дикая удаль славян сломили наконец пресловутую тевтонскую фурию: немцы поколебались. Ряды их редели.

Вдруг, заглушая шум битвы, крики и стоны раненых, снова, как в начале боя, раздался оглушительный, дикий вой и визг, не имевшие даже подобия человеческого крика. Они неслись с флангов и с тыла рыцарского войска. Это татары султана Саладина, обманув преследовавшего их неприятеля, сделали громадный объезд, и напали в решительный момент боя на фланг и на тыл рыцарских войск.

Железное кольцо охватило теперь всю рать немцев и, медленно сжимаясь, душило их в своих объятиях.

Одновременно, предводимые самим Криве-Кривейто, возвратились на поле битвы и большинство жмудинских беглецов. Дикие сыны лесов, словно буря, ворвались в ряды стеснившихся рыцарей, и глухие удары их страшных дубин произвели ужасное опустошение в рыцарском войске.

Надежда на победу, так долго лелеявшая гроссмейстера и всю орденскую братию, улыбнувшаяся им два раза в течение этого рокового дня, исчезла. Надо было заботиться только о своём спасении.

Кружок старейших рыцарей толпился вокруг великого магистра и пытался дать отпор наседающим врагам. Но всё напрасно. Теперь численное превосходство было на стороне противников, железное кольцо стискивало рыцарей всё сильнее и сильнее.

Великий магистр

Ни один удар поляков и их союзников, ни один выстрел из лука не пропадал даром, а невидимые враги-татары протискивались под рыцарскими лошадьми, распарывали им брюхо короткими, но острыми ножами и валили тяжело вооружённых латников беспомощно на землю. Неотразимые арканы свистали в воздухе, стаскивали с сёдел или душили насмерть самых храбрых. Дикие раскосые киргизские лица в рысьих шапках рыскали всюду. Орда султана Саладина ворвалась в самое сердце рыцарских войск и производила в нём страшное истребление. Скученные, сбитые, теснимые, рыцари не могли оказать никакого сопротивления этим сынам пустыни, воевавшим с ними без всяких правил и условий рыцарских. Броситься под лошадь, распороть ей брюхо, а потом, свалив рыцаря, зарезать его тем же ножом ничуть не считалось предосудительным для татарина, который воевал только для добычи. А добычи много было на рыцаре: золотые цепи, золотые рукояти мечей, стремена и дорогие шарфы, вышитые золотом и жемчугом были обычными украшениями светских рыцарей-гостей, а их было немало в войске рыцарей-монахов.

Но на помощь врагам немцев присоединился ещё союзник — измена. Местное земское и поморское рыцарство было крайне угнетено орденским рыцарством. Оно шло на бой со своими братьями-славянами только из-под палки. Когда же стало ясно, что решительный бой проигран немцами, прусские и хельминские войска бросили наземь знамёна и частью бежали, а частью преклонили колена перед Витовтом и тотчас же устремились в бой со своими недавними владыками.

Измена своих, многочисленность не знающих пощады врагов, смерть многих тысяч храбрейших воинов поколебали наконец дух рыцрей. Один из комтуров, тот самый Генрих Тетинген, который приказывал носить перед собою два меча, чтобы обмочить их в польской крови, первый решился сказать великому магистру, что можно ещё, собрав уцелевших рыцарей, пробиться с ними сквозь цепь врагов.

Гроссмейстер был вне себя от бешенства и гнева. Два раза обманутый победой, поражённый в самое сердце изменой своих, он гордо закричал в ответ:

— Избави Бог, чтобы я покинул поле, на котором пало столько храбрых!

Снова подняв свой тяжёлый меч, он бросился в самую жаркую свалку! Но ни его геройство, ни чудеса храбрости всей орденской братии — ничего не могли теперь сделать с беззаветной удалью и безграничной храбростью славянских ополчений. Скоро бой превратился в громадную травлю рыцарей в белых плащах и их первых пособников «гербовых»; их травили, ловили, избивали во всех направлениях. Орденские войска всюду сдавались и преклоняли колена перед победителями. Только одна часть рыцарского войска, притиснутая к деревне Танненберг, дралась отчаянно. Ею командовал сам великий маршал Фридрих Валленрод.

Витовт, мчавшийся теперь победителем по заваленному телами полю, заметил этот отчаянный бой и сам со своими приближенными воеводами бросился в свалку. Маршал