Грюнвальдский бой, или Славяне и немцы. Исторический роман-хроника - Гавриил Александрович Хрущов-Сокольников

коня, но даже эта помощь была излишняя: удар самого короля поразил хищного немца прямо в лоб. Копье вонзилось в забрало, и Диппольд, смертельно раненный, свалился у ног королевского коня.

Ягайло и вся его армия избежала страшной опасности. Смерть короля была бы сигналом всеобщего бегства поляков и литовцев. Но король, казалось, совсем забыл про опасность, которой только что подвергался. Пылкая кровь Ольгерда и Гедимина кипела в нём.

— Спасибо, Збигнев! — крикнул он весело, — спасибо! Век не забуду, а теперь вперёд, друзья и братья, вперёд на проклятых крыжаков!

Он дёрнул за повод коня и хотел снова устремиться вперёд, но один из его оруженосцев, чешский барон Жолава, храбрец-богатырь, сильно схватил его лошадь за повода и удержал её.

Ягайло вспыхнул.

— Как смеешь ты забываться? — крикнул он в бешенстве. — Прочь руки!

Но оруженосец не выпускал поводов.

— Пусти, или поплатишься жизнью! — горячась всё более и более, кричал король.

— Рази, государь, не выпущу. Что моя смерть в сравнении с твоей? — отозвался храбрый Жолава. Ягайло окончательно вышел из себя, и изо всех сил ударил упорного чеха копьём. Острие не пробило тяжёлых лат, но Жолава закачался и выпустил повода. В ту же секунду Збигнев Олесницкий заступил его место и стальной рукой схватил за узду коня.

— Прочь! Прочь! — кипятился Ягайло и снова взмахнул копьём, но бесстрашный молодой витязь даже не вздрогнул. Он твёрдо поглядел прямо в глаза своего владыки, словно говоря: убей и меня, твоего спасителя!

Николай Тромба, видя, что дело может принять дурной оборот, бросился на колени перед королём к поднял кверху большой золотой крест.

— Именем Господа, распятого за нас, заклинаю, не губите себя и нас! Ваша смерть — гибель всех нас и Польши!

Вся, без исключения, свита Ягайлы бросилась, по примеру подканцлера, на колени вокруг короля, умоляя его не рисковать более собою. Король прослезился и передал копьё оруженосцу. Он отказался от личного участия в битве.

А рыцарские полки давно пронеслись мимо, и опасность с головы короля перешла теперь на всю его армию. Положение её теперь было ужасно. Прибытие свежих отрядов рыцарских войск давало крыжакам преимущество и в численности, и в позиции. Теснимые с трёх сторон наседающими рыцарями, поляки начали отступать. Немцы торжествовали. По всей их линии загремел снова их победный гимн:

— Христос Воскрес! Будем радоваться, братья во Господе, он сломал рога язычникам, Христос Воскрес!

Религиозное увлечение, казалось, удесятерило силы фанатиков-рыцарей, победа их была теперь несомненна. Польские ряды отступали, они уже не могли больше удерживать страшный натиск врагов.

Ягайло понял это и закрыл глаза рукою. Всё было потеряно, не была потеряна только одна надежда на Правосудного Бога. Положение короля становилось опасным. Что могли сделать, в случае отступления те 60 латников, которые составляли весь конвой короля?

Не спросясь Ягайлы, который, закрыв глаза, тихо шептал молитвы, крестясь и целуя реликвии, Збигнев Олеснецкий пришпорил коня и помчался к лесу, где за закрытием стояло земское польское знамя земли Мазовецкой, ещё не вступавшее в бой. Оно было оставлено на всякий случай, чтобы насколько возможно прикрыть отступление. Командовал им один из храбрейших польских витязей, Келбаса герба «Наленч».

— Идите и защищайте своего короля и властелина. Он в смертельной опасности! — крикнул Збигнев, подскакав к мазовчанам.

— Иль ты не видишь, какая буря валит сюда! — отозвался храбрый Келбаса: уходить отсюда теперь — всё равно что бежать от врага. Не пойду!

Олесницкий попробовал было уговорить упрямого, но всё напрасно. Наленч стоял на своём, и секретарь королевский вернулся ни с чем.

Теперь все, казалось, уже было потеряно. Пришлось свернуть и спрятать малое королевское знамя, чтобы не открыть торжествующим врагам присутствие короля, и подумывать о бегстве, на случай которого предусмотрительными панами Рады были сделаны все распоряжения.

Прекрасные лошади были заготовлены во многих местах, чтобы, в случае неудачи, умчать короля далеко от места боя.

Приближённые короля, видя, что обстоятельства принимают отчаянный оборот, готовы были прибегнуть к этому постыдному средству. Они только не смели заговорить с королём, который молился теперь, стоя на коленях. Вдруг он вздрогнул и быстро встал на ноги. Из-за шума боя ему показалось, что он узнает тот особый трубный сигнал, который сопровождал всегда выступление «гостей» в поход. Он оглянулся и просиял от радости и надежды: по той самой дороге, по которой только что промчались полки великого магистра, стройно и бодро неслись теперь блестящие ряды наёмных дружин и охотников. Ими предводительствовал сам Витовт.

Глава XIV. Последний, третий бой

Эти «последние», презираемые шляхтой и вообще поляками, войска шли, чтобы доказать полякам, что они ни чуть не ниже их по доблести. Дружины волохов (валахов) и моравов, присоединившиеся к союзному войску, уже во время боя рвались вперёд, чтобы переведаться с общими врагами — немцами. Они широко раскинулись теперь по полю и зашли нападавшим немецким войскам во фланг и отчасти в тыл. Знамя с изображением Святого Георгия, покровителя всех охотников, высоко развевалось над первым чешским знаменем, во главе которого на великолепном вороном коне мчался громадного роста вождь с огромной рыжей бородой. Это был предводитель одного из чешских наёмных знамен, рыцарь из Троцнова.

Рыцари, заметив новых врагов, несколько приостановились своей атакой на поляне и бросились навстречу гостям. Но удар утомлённого битвой рыцарства уже не произвёл своего обычного действия. Подкреплённые долгим отдыхом гости встретили удар ударом и мигом оттеснили крестоносцев.

Одержав уже две победы, меченосцам приходилось выдерживать ещё третий бой со свежим, отдохнувшим войском. Сомнение в победе появилось не у одного рыцаря. Только безумно храбрый великий маршал да энергичный Ульрих Юнгинген не видели или не хотели видеть опасности.

— Вперёд! Вперёд, братья во Христе! — гремели их голоса, призывая рыцарей к новому бою, и рыцари с новою силой бросились на противников и, вновь отбитые, перестраивали ряды для новой атаки.

Гроссмейстер был впереди, он словом и примером воодушевлял своих и подскакивал