Сеть Индры. Сеть Индры, Мистерия о Геракле, рассказы, стихи - Максим Александров

Потом Женя не раз вспоминал их. Куда они делись – Витёк, Вельзевул, Бобус? Натаху он однажды видел, она играла на гитаре по электричкам. Кажется, она его не узнала.

Текст 9

Как ни странно сон освежил Стоянова. Словно свежая струя морского воздуха из щели в стене основательно проветрила ему мозги. Головоломка начала складывается во что-то вразумительное, и это что-то нравилось ему всё меньше и меньше. Неясная тень, маячившая за дымовыми завесами бредовых статей и странных совпадений, начала приобретать всё более ясные очертания.

Всё чётче припоминалось ему побелевшее лицо Одинштейна, в докладе которому он вскользь упомянул про Вышгород.

Кажется, новый визит в этот городок неизбежен.

Критически поглядев на собственный рисунок, изображающий нечто прячущееся за углом, Стоянов заштриховал неясное существо густым серым цветом и, подумав, подписал внизу «Баал».

* * *

Карабкающиеся по склонам холмов улочки, зелёные провалы между домами, ветвящиеся овраги, резные наличники, бабушки. Наверное, здесь хорошо тихо спиваться или уходить от слежки заброшенными садами. Но для активных мероприятий этот городок подходил плохо. Явно чужака уже заметили, «сфотографировали» и «обсасывают» за задвинутыми шторами.

Понимая бессмысленность маневров, Иван всё же подошёл к дому задами, чёрными яблоневыми садами, лягушиными оврагами. Несколько древних деревьев, ещё помнящих старую усадьбу, подступили почти вплотную. Развалившийся сарай. Светящееся окно. Всё просто. Слишком просто.

В окне показался силуэт. Рука Стоянова скользнула к наплечной кобуре. Человек отворил окно. Прекрасная мишень. Но почему-то Стоянов не выстрелил, а, убрав пистолет, негромко окликнул: «Женя не пугайся, это я, Стоянов».

* * *

– Знаешь, Женя, я убил Мирко. – Стоянов помолчал. – Если бы не твоя помощь, мне бы его ни за что не найти.

Ночь была тёплая, за открытым окном отчаянно стрекотали кузнечики, где-то вдалеке утробно пророкотал гром.

«Теперь две прекрасные мишени», – почему-то подумалось Стоянову.

Женя Ши молча разложил на газете огурцы-помидоры, нарезал хлеб, потыкал вилкой картошку.

– Ещё минут 10.

– Не удивлён? Сознайся, Женя, ты ведь думал, что мне конец. Знал ведь, на что Мирко способен…

– Нет, Ваня, я так не думал, – ответил Ши, чуть помедлив.

– Верю, Женя, верю, – голос Стоянова стал совсем душевным. – Ведь не случайно же я его застрелил. Я ведь вешаться шёл, Женя, а потом вместо этого взял и застрелил гада… Ведь ты мне тогда помог, правда? – он в упор посмотрел на Ши.

Тот пожал плечами.

– Не хочешь говорить – не надо, – сказал Стоянов обижено. – И Витёк Вещун тоже умер. Знаешь? Помнишь Витька? Вы ведь знакомы были.

Ши поднял глаза и внимательно посмотрел на Стоянова.

– А знаешь, почему они умерли? – продолжал Иван, задумчиво разглядывая потолок. – Помнишь, ты мне про реку рассказывал? Так вот, на этой реке плотина стоит, с электростанцией. Называется «Машина Счастья». Шутка. Не знаю, как называется. Допустим, Генератор. Я так подозреваю, вот здесь в Вышгороде и стоит. И делает эта машина будущее. Делает так, чтобы вода на твоей реке текла ровнёхонько, по одному конкретному руслу и прямо к светлому коммунизму. Понимаешь? И прошлое это машина тоже делает. Чтобы у всех одно было прошлое. А то если у всех разное, то п…ц полный будет, понимаешь? И вот нашлись такие шустрые пацаны, которые в этой общей плотине свою частную дырочку сделали. Чтоб, значить, свою сугубо частную мельницу вертеть. Так ведь? А ведь нельзя так. Поэтому пришлось, Женя, нам их всех убить.

– Ты всё хочешь свести к простой схеме, – обернулся Евгений, – в реальности всё намного сложнее. Или проще. Давай есть.

«Когда он начнёт сливать воду, я его застрелю», – подумал Стоянов.

В дверь постучали. На пороге появилась темноволосая коротко стриженая невысокая девушка в голубом халатике.

– Дядя Женя, можно? Мне скучно.

«Вот так», – усмехнулся про себя Стоянов. Время замерло, заморозилось в пронизанную светом прозрачную сосульку.

– Ой, у вас гости?

– Знакомьтесь, Фира, это Иван, мой старый друг, ещё со школы.

Фрагмент 6

– Конец света наступит через неделю. 1 августа. Так сказал Майкл.

– Боюсь только, что его никто не заметит, – ответил Стоянов,

Потом они шли под руку по улице, и Фира смеялась, как пьяная.

– Как опасно давать предсказания о том, что произойдёт через неделю, – сказала она.

– Вероятно, он прав, – произнёс Стоянов равнодушно.

Мокрый асфальт дробил свет фонарей. Около белого Мерседеса громко бранились (или мирно беседовали?) темпераментные кавказцы.

Фира поёжилась.

– Давай уедем отсюда, – вдруг сказала она тихо.

Иван засмеялся:

– Думаешь, переждём?

– Ну, пожалуйста, – почти закричала Фира, – я не могу больше здесь. Честно, не могу.

Иван пожал плечами.

Где-то в воздухе чуть слышно порвалась ниточка надежды. С новой силой зашумел, забарабанил дождь. «Вот и всё, – подумала Фира опустошённо, – вот и всё».

– Ну ладно, тогда пока, – произнесла она, сдерживая слёзы.

«Вот так, – говорил себе Стоянов, шагая по улице, – вот и всё. Будда с соколом, о котором писал Ипатий, висит у неё на стене. А Женька мастер. Безусловно, он один из них. Но не Баал. Но как он меня отвёл в последнюю секунду! Ладно, квиты. Будем считать, что я тоже дал ему шанс».

Почему-то ему хотелось думать совсем о другом. «Фира, надо же, Фира. Какое же это имя?» – он засмеялся. Грохотало уже над самой головой. Внезапно сверху обрушился водяной столп. Стоянов мгновенно промок, но на душе почему-то было хорошо.

Из дождя высверкнули фары, рядом притормозил Фольксваген.

– Слушай, брат, где тут мэрия?

А потом другой голос:

– Стой! Здорово, майор! Панкиси помнишь? Масох помнишь? Узнаёшь?

– Узнаю. Здорово, Гоги! – ответил Стоянов, выхватывая пистолет. Потом что-то вспыхнуло перед глазами, и наступила темнота.

* * *

Спустя пятнадцать минут на перекрёстке нарисовались из темноты две фигуры.

– У него нет плана! Он его не забирал! – с тоской в голосе сообщила тощая фигура, закончив обшаривать тело. Тёмный силуэт его собеседнка не пошевелился.

– Ты, эта, не паникуй, найдём. Недалеко где-то.

Глава 4. Серый дом

Фрагмент 7

Время приближалось к полудню. Странник не спешил. Ветер вздымал пыль и лепил из жара причудливые завесы, и в его порывах и затишьях мир колебался огромным зелёным маятником где-то между Божественной литургией и летаргией.

Странник, облечённый в линялую джинсу, взирал сурово, словно имел к травке и трясогузкам одному ему ведомые счёты и был твёрдо намерен взыскать проценты. Его рыжеватая борода слегка курчавилась, за спиной был рюкзак, в руках сучковатая палка, которой он поигрывал как дубиной.

Взгляд его уже несколько минут был прикован к горизонту, где над холмом громоздились, подминая друг друга, белые туши облаков. В этой картине было и впрямь что-то тревожное и, пожалуй, даже завораживающее, словно слоистые серебрящиеся амёбы то почковались, то заглатывали друг друга в тёмно-синем аквариуме неба.

Вдруг новый порыв смешал все картинки, и то ли прихотью ветра, то ли под неотрывным взглядом странника облака сложились гармошкой и слиплись в подобие громадного снежного кома неприлично правильной формы. Несколько мгновений он висел, словно перебирая возможности трансформаций, и вдруг осклабился на полнеба чудовищным черепом, готовым пожрать и холм, и странника, и полуразрушенные коровники, и дом, с балкона которого наблюдал за безмолвными трансформациями ещё один молчаливый свидетель.

Вперив единственный глаз в небеса, щетинистый старик то взмахивал руками, то начинал бормотать как помешанный: «Знак, знак! Родился он, детушки, родился! Мало времечка-то осталось, мало!»

Потом, тяжело опираясь на костыль, он вошел в полутёмную занавешенную комнату и, раздвинув в дальнем углу весёленькие шторки, взметнул в воздух клубы многомесячной пыли. Смахнув тряпочкой паутину со старинных бронзовых часов, старик трясущейся рукой нащупал висевший на груди под жилетом ключик и, вставив в скважину, с видимым усилием стал заводить часы. Проснувшись от вековой дрёмы, механизм задрожал, стукнул один раз, другой, закачал маятником и пошёл, застучал, всё ускоряя бег, наполнив комнату призрачной жизнью, словно придав смысл и полинялым в жёлтых пятнах обоям и разностильной, будто собранной на московских свалках мебели. И эхом завибрировали в такт часам блёклые небеса:

Время спешит

Время спешит

Время спешит

Сверим часы

Сверим часы

Сверим часы

Время спешит…

Фрагмент 8

«Может ли быть такое? – тонкими пальцами она осторожно разворачивает свиток, – да, это та самая книга, я помню. А впрочем, нет. Книги никогда не бывают теми же. Мне никогда не доводилось дважды читать одну и ту же книгу. Это как с людьми, они всё время меняются! Один Пол Тианский всегда тот же. Всё время юродствует. Кстати, знаете, как он потерял глаз? Нет? Однажды Пол заснул, а проснулся уже одноглазым, просто половина его осталась на той стороне. Не боитесь?