Дивергент - Вероника Рот

— Да уж. Научишься успокаиваться, да? — Кристина тыкает Ала в его толстую руку. — Думаю, ты прав. Сейчас мы наполовину здесь, наполовину там. Если мы хотим идти вперед, надо выбрать сторону.

Она бросает на меня взгляд.

— Нет. Я не буду стричь волосы, — говорю я. — Или красить их в какой-нибудь странный цвет. Или прокалывать что-нибудь на лице.

— Что насчет пупка? — предлагает она.

— Или сосков? — усмехается Уилл.

Я издаю стон.

Теперь, когда сегодняшние тренировки закончились, до сна мы можем делать все, что захотим. Такая мысль фактически кружит мне голову, хотя, возможно, это от усталости.

Яма переполнена людьми. Кристина объявляет Алу и Уиллу, что мы встретим их в кабинете, где делают татуировки, а сама тащит меня в вещевую комнату. Мы постоянно спотыкаемся, поднимаясь наверх по неровной поверхности Ямы, раскидывая камни нашей обувью.

— Чем тебе не нравится моя одежда? — спрашиваю я. — Ведь я больше не ношу серое.

— Она уродливая и огромная, — вздыхает она. — Может, просто позволишь мне помочь тебе? Если тебе не понравится то, что я предложу, тебе никогда больше не придется это надевать, обещаю.

Спустя десять минут я стою в вещевой комнате, облаченная в черное платье до колен. Юбка не широкая, но и не прилипающая к бедрам… В отличие от первого варианта, от которого я отказалась.

По моим голым рукам пробегают мурашки. Она вплетает мне в волосы ленту, и я взмахиваю головой, чтобы пряди легли волнами мне на плечи.

Затем Кристина берет черный карандаш.

— Подводка, — объясняет она.

— Ты не сможешь сделать из меня красотку, ты же знаешь.

Я закрываю глаза и сижу неподвижно. Она проводит кончиком карандаша по линии ресниц.

Я представляю, как стою в этом наряде перед своей семьей, и мой желудок скручивает, словно меня мутит.

— Да кого волнует красота? Я собираюсь сделать тебя заметной.

Я открываю глаза и впервые смело смотрю на свое отражение. Мой пульс ускоряется: я нарушаю правила, меня будут ругать за это.

Будет непросто избавиться от привычек, привитых мне Отречением… как выдернуть одну нить из сложной вышивки.

Но я найду новые привычки, новые мысли, новые правила.

Я стану кем-то другим.

Мои глаза и раньше были голубыми, но скучного, сероватого цвета… Подводка сделала их пронзительными. Волосы обрамляют мое лицо, черты стали более мягкими и яркими. Я не особо симпатичная… мои глаза слишком большие, а нос слишком длинный… но я вижу, что Кристина права. Мое лицо заметно.

Я смотрю на себя сейчас, и мне впервые нравится то, что я вижу, словно передо мной кто-то незнакомый, кого я встретила первый раз.

Беатрис была девушкой, которую я видела в украденные мгновения перед зеркалом, той, которая молчала за обеденным столом.

А та, чьи глаза сейчас поймали мои и не отпускают, — это Трис.

— Видишь? — спрашивает Кристина. — Ты… выделяешься.

В данных условиях это лучший комплимент, который она могла мне сделать.

Я улыбаюсь ей в зеркале.

— Тебе нравится? — спрашивает она.

— Ага, — киваю я. — Я выгляжу… как кто-то другой.

Она смеется.

— Это хорошо или плохо?

Я вновь смотрю на себя. Впервые мысль о том, что я могу оставить свою принадлежность к Отречению позади, не заставляет меня нервничать, она дает мне надежду.

— Хорошо, — киваю я. — Извини. Просто раньше мне не позволялось так долго смотреть на свое отражение.

— Серьезно? — Кристина встряхивает головой. — Должна тебе сказать, Отречение — странная фракция.

— Пошли, посмотрим, как Алу делают татуировку, — предлагаю я.

Несмотря на то, что я оставила свою старую фракцию, я все же не хочу критиковать ее.

Дома мы с мамой набирали почти одинаковые кипы одежды каждые шесть месяцев, или около того. Легко распределять ресурсы, когда все получают одинаковые вещи. Но в Бесстрашии все совсем по-другому. Каждому Бесстрашному выдается определенное количество талонов на месяц, и цена платья — один из них.

Мы с Кристиной бежим по узкому коридору к месту, где делают татуировки. Когда мы туда добираемся, Ал уже сидит в кресле, и маленький человек, чье тело в большей степени покрыто чернилами, чем кожей, рисует паука на его руке.

Уилл и Кристина листают альбомы с фотографиями татуировок, пихая другу друга локтями, найдя хороший вариант.

Когда они вот так сидят рядом, я замечаю, насколько они разные: темная и худая Кристина, бледный и крепкий Уилл. Но они похожи своими улыбками.

Я брожу по комнате, рассматривая рисунки на стенах. В наши дни художники есть только в Дружелюбии. Отречение рассматривает искусство как нечто непрактичное, они оценивают его как время, которое можно было потратить на помощь другим, так что, хотя я и видела произведения искусства в учебниках истории, побывать в декорированной комнате до этого момента мне не доводилось.

Это заставляет воздух потеплеть и стать плотнее, я могла бы бродить тут часами, даже не замечая времени. Я провожу по стене кончиками пальцев.

Изображение ястреба на одной из стен напоминает мне о татуировке Тори. Под ним эскиз летящей птицы.

— Это ворон, — звучит голос за моей спиной. — Хорош, не правда ли?

Я оборачиваюсь, чтобы увидеть стоящую за мной Тори. Я ощущаю себя так, словно вернулась в комнату теста способностей: с зеркалами вокруг меня и проводами, прикрепленными к моему лбу. Не ожидала увидеть ее еще раз.

— Ну что ж, привет тебе отсюда, — улыбается она. — Не думала, что увижу тебя снова. Беатрис, верно?

— Трис, вообще-то, — отвечаю я. — Ты здесь работаешь?

— Да. Я просто брала перерыв, чтобы провести тесты. Обычно я работаю здесь. — Она приподнимает подбородок. — Я узнаю это имя. Ты была первым прыгуном, да?

— Да, была.

— Отличная работа.

— Спасибо. — Я касаюсь рисунка птицы. — Послушай… Мне нужно поговорить с тобой… — Я бросаю взгляд на Уилла и Кристину. Я не могу сейчас загнать Тори в угол, они будут задавать вопросы. — Кое о чем. Когда-нибудь.

— Не уверена, что это хорошая идея, — тихо отвечает она. — Я сделала для тебя все, что могла, теперь ты должна разобраться с этим сама.

Я поджимаю губы. У нее есть информация, я знаю это. Если она не хочет поделиться ею сейчас, я должна найти способ поговорить с ней позже.

— Не хочешь сделать татуировку? — спрашивает она.

Мое внимание привлекает набросок птиц.

Когда я сюда вошла, я не собиралась делать татуировку или прокалывать что-либо.

Я знаю, что если поступлю так, это вобьет новый клин между мной и моей семьей, тот, который я никогда не смогу уничтожить. И если так будет и дальше продолжаться, вскоре клиньев между нами будет еще больше.

Но теперь я понимаю, что имела в виду Тори, говоря о том, что татуировка символизирует страх, который она преодолела… напоминание о том, где она была, и о том, где она сейчас.

Возможно, есть способ почтить мою старую жизнь, пока я привыкаю к новой.

— Да, — отвечаю я. — Эти три взлетающие птицы.

Я прикасаюсь к своей ключице, показывая путь их полета… к моему сердцу.

Одна на каждого члена семьи, оставленного мной.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

— До тех пор, пока вас нечетное количество, один из вас драться не будет, — говорит Четыре, отходя от доски в тренажерном зале. Он смотрит на меня. Рядом с моим именем ничего нет. Узел в моем животе слабеет. Передышка.

— Фигово, — произносит Кристина, пихая меня локтем.

Ее локоть попадает прямо по ноющей мышце (этим утром у меня больше больных мышц, чем здоровых), и я вздрагиваю.

— Ой.

— Прости, — произносит она. — Смотри, я в паре с Танком.

Мы с Кристиной сидели вместе на завтраке, а до этого она ограждала меня от остальной части комнаты, пока я переодевалась.

У меня никогда не было такой подруги, как она.

Сьюзен скорее была подругой Калеба, а не моей, Роберт же и вовсе общался только с ней. Думаю, у меня вообще никогда не было друзей до этого момента. Невозможно иметь настоящие близкие отношения с людьми, которые не могут принимать помощь, или даже говорить о себе. Здесь такого не будет. Я знакома с Кристиной всего два дня, а знаю ее уже лучше, чем Сьюзен.

— Танком? — Я нахожу имя Кристины на доске, напротив него написано «Молли».

— Именно. У Питера и то намного более изящный вид, — говорит она, кивая на группу людей с другой стороны комнаты. Молли высока, как и Кристина, но на этом их сходство заканчивается. У нее широкие плечи, загорелая кожа и нос картошкой.

— Эти трое, — Кристина отмечает в толпе Питера, Дрю и Молли, — похоже, были неразлучны с тех пор, как выползли из матки. Ненавижу их.

Уилл и Ал стоят напротив друг друга на арене. Они держат руки возле лица, чтобы защитить себя, как учил нас Четыре, и перемещаются по кругу. Ал на полфута выше Уилла и вдвое шире.